жизни он понял, что ему нужно делать. Меняющий Облик издавал
посредством горла Крипсина торжествующие гортанные звуки. Его рука
повернулась, погружая лезвия еще глубже в живот Уэйна.
- НЕТ! - закричал Билли и попытался подняться. Он увидел, как
над Уэйном сверкнула черная аура; она пульсировала глубоким, иссиня-
черным светом. Из живота Уэйна потоком хлестала кровь. Его лицо
быстро бледнело.
Но в его незаплывшем мозгу не было видно ни капельки страха.
Он встретился взглядом с Билли, а затем быстро перевел глаза на
Меняющего Облик. Это существо постоянно насмехалось над ним,
обманывало его, принимая обличье его отца... и обличье молодой
брюнетки, которая никогда на самом деле не существовала, кроме как в
его собственной голове. Боль, пронзавшая его тело, притупилась,
оплетая сетью его сознание. Он не боялся.
Он все еще может успеть научиться летать, понял он. Да. Еще есть
время, чтобы победить змею!
Немедленно! - подумал он. Сделай это немедленно!
И он шагнул с карниза, увлекая за собой труп Крипсина.
Билли услышал рев Меняющего Облик, а потом они пропали из
виду.
Ярко-голубой воздух свистел в ушах Уэйна. Он падал по
направлению к водной глади файетского бассейна, и все было в порядке.
В конце концов он набрался смелости прыгнуть с Тауэра, и никто
больше не будет над ним смеяться. Под ним блестела быстро
приближающаяся вода. Он закрыл глаза и увидел борющихся дымного
орла и огненную змею. Орел был смертельно ранен, но все еще силен; он
погрузил свои когти в рептилию и схватил ее горящую треугольную
голову клювом. С победным клекотом орел замахал крыльями и начал
поднимать извивающуюся змею в небо... все выше, и выше, и выше, пока
змея на превратилась в угли, которые рассеял ветер.
С ним будет все в порядке. Он сделал то, что должен был сделать,
и теперь был готов воспарить.
Билли услышал звук их падения. Со склона горы каскадом
посыпались камни, а затем наступила гнетущая тишина, нарушаемая
только сыплющимся гравием. Он с трудом подполз к краю карниза и
посмотрел вниз.
Уэйн лежал на животе, раскинув руки, в сорока футах под ним. В
пятнадцати футах от него лежало взорвавшееся при столкновении с
валуном, как воздушный шарик, тело Крипсина.
Что-то темное поднялось словно туман из тела Крипсина и
медленно направилось к Уэйну.
- Убирайся от него! - закричал Билли, - Убирайся!
Призрак остановился и пошевелил Уэйна. Билли увидел
повернутую под неестественным углом голову Уэйна, разорванное
колено и торчащую из другой ноги кость. С точки зрения Меняющего
Облик, это тело было бесполезным. Туман сгустился, приобретая
смутные очертания огромного вепреобразного зверя. Его красные глазки
мигали; он был поражен и сбит с толку, не в силах больше
воздействовать на Билли физически. Из него выплывали различные
образы - разноцветная рука, хватающаяся за воздух, голова,
напоминающая футбольный мяч, с открытым в немом крике ртом, еще
одно лицо, принадлежавшее, по-видимому, Найлзу, в котором
отражалась боль и страдание. Образы смешались, постепенно теряя свои
очертания, будто перевариваясь в животе зверя.
- Ты проиграл, - крикнул Билли. - А теперь беги. Прячься. БЕГИ!
Существо огрызнулось на него, обхватив руками живот; души,
которые он захватил, дергались в беззвучной боли.
Он посмотрел на разбитое тело Уэйна, и его ужасное лицо еще
более исказилось гневом и отчаянием. Тело освободилось и теперь
находилось вне пределов досягаемости Меняющего Облик. Существо
начало растворяться, забрав с собой свою добычу. До того, как
исчезнуть окончательно, оно посмотрело на Билли и сказало:
- У меня будут еще и другие возможности.
Но голос - смесь голосов Крипсина, Найлза и Дорна - был слаб и
содержал в себе нотки страха.
- Я буду готов, - ответил Билли, но существо уже пропало,
оставив после себя маленькое завихрение пыли и щебня.
Воздух все тяжелел. Жара нарастала, и вдруг начали собираться
стервятники.
Билли ждал, голова его трещала от сосредоточенности. Он был
уверен, что Уэйн ушел. Уэйн нашел туннель и теперь находится совсем
на другом Неисповедимом Пути. Он хотел похоронить тело, однако
камни, скатившиеся с откоса, должны на некоторое время защитить тело
от стервятников, а Билли понимал, что если он сейчас спустится вниз, то
назад ему уже не подняться. Он молча помолился за упокой души Уэйна.
Воздух был чист и неподвижен. Спустя несколько минул Билли поднялся
и с трудом начал карабкаться по направлению к самой большой пещере.
Там не было воды, но была густая, прохладная тень. По полу
пещеры сновали ящерицы, хватавшие маленьких жуков. Билли опустился
в угол, оторвал лоскуты от своей рубашки и перетянул изувеченную
руку. Не слишком сильно, но вполне достаточно для того, чтобы кости
не двигались. Он был в лихорадке, его сердце стучало от жары. Он знал,
что если в ближайшее время не найдет воду, то умрет. Он должен идти;
это было бы слишком легко - свернуться клубочком и умереть и таким
образом избавиться от большого количества боли. Но он знал, что его
мать не хочет этого... Он не хотел этого. Он и Уэйн ушли так далеко от
Готорна по извилистым, опасным тропкам. Их Неисповедимые Пути
разошлись в раннем детстве, уведя их в разных направлениях, но в конце
концов они приняли бой с Меняющим Облик вместе. И Уэйн оказался
сильнее злого существа, игравшего с ним такое долгое время.
Лихорадка иссушила Билли. Ему стало холодно, и он знал, что это
плохой знак. Он закрыл глаза, сконцентрировавшись на Бонни, ждущей
его в Чикаго. Потом он погрузился в сон, на время освободясь от
лихорадки и боли.
- Билли? - позвал кто-то тихо.
Он дернулся и с трудом открыл глаза.
У входа в пещеру на фоне резкого белого солнечного света стоял
силуэт. Маленький мальчик, понял Билли, но не смог разглядеть его
лица. Маленький мальчик? - подумал он. Здесь? Нет, нет; это сон,
галлюцинация. Малыш был одет в чистую рубашку и брюки без единого
пятнышка грязи или пота.
- Кто это? - спросил Билли. Его язык распух настолько, что едва
мог шевелиться. - Я не вижу, кто ты.
- Это я! Ты помнишь меня, Билли? Это я, мы играли с тобой
вместе много лет назад! Помнишь?
- Кто? Я не знаю тебя. - "Меняющий Облик", подумал Билли и
похолодел. - Уйди от меня.
- Я не пытаюсь обмануть тебя, Билли. Правда. Я хочу помочь
тебе, если смогу. Но и ты сам должен помочь себе тоже. Ты не должен
оставаться лежать здесь. Ты умрешь.
- Может быть.
- Но почему? Ты прошел долгий путь, Билли. Ты... ты вырос. Ты
помог мне однажды, много лет назад.
- Я хочу спать. Кем бы ты ни был, оставь меня в покое. Ты не
сможешь мне больше навредить.
- Я и не хочу. Я... знаю, как это может быть больно. Тебе может
быть на самом деле плохо здесь, но ты не должен сдаваться. Ты никогда
не должен сдаваться, и ты не готов... пока еще. - Мальчик некоторое
время молча смотрел на Билли, склонив голову набок, что показалось
тому ужасно знакомым. Неужели это... нет, нет, не он...
- Выходи, когда стемнеет, - продолжил мальчик. - Но следи за
тем, где зайдет солнце. Там будет запад. Это направление, которого ты
должен придерживаться. Иди прямо в ту сторону, куда заходит солнце.
Есть и другие, кто хочет помочь тебе, но иногда это бывает нелегко. Ты
все еще думаешь, что я пытаюсь одурачить тебя, да? Это не так, честное
слово. Ты должен идти, когда стемнеет. Это будет тяжело, но ты должен
идти. Хорошо?
- Нет. Я останусь здесь, пока кто-нибудь не найдет меня.
- Здесь тебя никто не найдет, - быстро ответил мальчик. - Ты
находишься далеко от населенных мест, Билли. Ты должен сам
выбираться отсюда.
- Уходи. Оставь меня одного.
- Нет, сначала скажи, что ты пойдешь. Хорошо?
Билли закрыл глаза. Это, конечно же, Меняющий Облик,
желающий, чтобы он заблудился в пустыне. Пытающийся направить его
по неправильному пути, который уведет его от людей.
- Сделай это, Билли. Хорошо?
Последняя мольба повисла в воздухе. Когда Билли снова открыл
глаза, то у входа никого не было. Лихорадка принесла с собой слуховые
и зрительные галлюцинации. Нет, ему лучше остаться здесь, он в
прохладе и безопасности, где в конце концов кто-нибудь обязательно
набредет на обломки самолета. Не может быть, чтобы никто не заметил
дым!
Вдруг он заметил, что на его правой ладони что-то лежит. Билли
пригляделся, и его сердце забилось часто-часто.
Это был кусочек угля, покрытый шеллаком, чтобы нельзя было
порезать руки об острые кромки.
Он встал и похромал к выходу. Там не было никаких следов, кроме
его кровавых отпечатков. Нещадная жара снова загнала его в тень, где он
сел и крепко сжал уголек в кулаке. Был ли он с ним все это время? Нет,
нет; он остался за две тысячи миль, в Чикаго. Ведь так? Огонь в голове
мешал ему точно припомнить. Он положил кусочек угля в карман и стал
ждать захода солнца.
В темно-синих сумерках Билли осторожно спустился туда, где
лежали трупы Уэйна и Крипсина. До Билли доносились порывы ветра от
крыльев разлетающихся в разные стороны стервятников. Они уже
оприходовали большую часть Крипсина. И поработали над спиной и
ногами Уэйна, но пока не тронули его лицо. Он снял с Уэйна туфли и
засунул в них свои распухшие ступни. Он немного посидел рядом с
Уэйном, а затем начал обкладывать труп камнями, чтобы сохранить его
от стервятников.
Он начал идти в западном направлении, оглянувшись лишь
однажды, чтобы взглянуть на тело своего брата. Его брат ушел, и не
было никакой нужды оплакивать его путь на другую сторону. Если бы
он знал больше об Уэйне, они непременно смогли бы научиться
понимать друг друга. Они могли бы стать друзьями, а не юношами,
идущими каждой своей дорогой, по отдельности ищущих ответ на
вопрос о том, что такое их силы, которые повлияли на их жизни.
Билли отвернулся от трупа своего брата и двинулся вперед.
Он перемежал ходьбу с отдыхом всю долгую холодную ночь. Его
ноги снова начали кровоточить, а сломанная рука раздулась вдвое, но он
продолжал идти. Незадолго до рассвета, когда он совсем выбился из сил
и спотыкался на каждом шагу, поднявшись на маленький холм, он
оказался рядом с лачугой скваттера. Постройка почти полностью
разрушилась, но внутри на полу валялся грязный матрас; на столе стояли
тарелки с позеленевшей едой, которая теперь меньше всего напоминала
еду. Однако рядом с тарелками стояли также кофейные чашки, внутри
одной из которых, когда Билли взял ее в руки, что-то тихонько
заколыхалось. Он нетерпеливо вылил несколько капель себе на ладонь;
вода была болотно-зеленой и кишащей бактериями. Билли взял одну из
тарелок, почистил ее о песок и поставил на стол. Он оторвал квадратик
от своей брючины, разложил его на тарелке, а потом осторожно
процедил через него воду, чтобы задержать наиболее крупные части
зеленой растительности. То, что осталось на дне тарелки - едва ли три
глотка, солоноватых, неприятных на вкус - немедленно было
переправлено в рот. Влажным куском брючины он обтер себе лицо, а
затем проспал несколько часов на грязном матрасе.
Когда он проснулся, то в лачугу сквозь дыры в сгнивших стенах
проникали мечи солнечных лучей. Его била лихорадка, и он был очень
слаб. Изувеченная рука тянула к земле так, будто была из свинца. Из
раны сочилась желтая жидкость. Он попытался не думать о боли и
сконцентрировался на мыслях о Бонни. Он собирался показать ей
Готорн, посмотреть Ламезу и хотел узнать про нее все-все, с самого ее
рождения. Билли мысленно вспомнил ее лицо, и оно возникло перед у
него глазами словно фотография. Он должен к ней вернуться.
Он вышел из кабины и остановился словно пораженный громом.
В трех или четырех милях от себя он увидел облепленное
коричневыми холмами большое озеро. Оно было окружено мотелями и
ресторанами с большими вывесками, которые должны быть видны с
автострады, проходящей не далее, чем в полумиле от лачуги. По дороге
