было добиться толку и убедить негра, по природе фаталиста, который порой
бывал весьма бездеятельным. Но Бен Брас пустил в ход еще один более
серьезный довод, и Снежок с готовностью согласился.
-- Только вперед! -- молвил Бен. -- Так скорей увидим судно, если оно
попадется на пути. А если заляжем здесь, что твоя колода, то как бы не
нагрянули сюда те мучители. Знаешь, ведь они идут с наветренной стороны да
еще под парусом... Если только не вернулись назад, к кашалоту. Ну, тогда нам
нечего их бояться. А впрочем, кто его знает: лучше принять меры. Давай
поставим napyc!
-- Вот славно, масса Брас! -- ответил Снежок, который и раньше
противился только для виду. -- Правильно вы говорите. Только скомандуйте --
и я отвечу: "Есть ставить парус!" Ветерок-то чудесный!.. Хотите -- примемся
за дело сию же минуту!
-- Ладно, -- откликнулся матрос, -- давай начнем! Натягивай парусину!
Чем скорей, тем лучше...
Больше они ни о чем не говорили. Изредка только передавались вполголоса
указания или приказ Бена, вместе со Снежком занятого установкой мачты на
"Катамаране". Как только с этим управились, поставили вертикально рею, туго
натянули и закрепили шкоты; и мокрый парус, поднятый снова, наполнился
ветром и с каким-то певучим звуком помчал плот по волнам.
Глава XCVIII. КОРАБЛЬ-ПРИЗРАК ИЛИ КОРАБЛЬ В ОГНЕ?
Теперь "Катамаран" снова шел под парусом по своему прежнему курсу.
Казалось, для команды все опять стало по-старому, как было до встречи с
убитым кашалотом. К несчастью, это было далеко не так!
Обстоятельства изменились к худшему. Тогда у них еще оставалась
провизия; правда, на полный рацион не хватало, но все-таки имелись небольшие
запасы, рассчитанные на довольно продолжительное время. Более того, в их
распоряжении имелось кое-какое оружие и инструменты, при помощи которых они
в случае нехватки могли пополнить свои запасы.
Совсем другое было сейчас. "Катамаран" служил им все так же верно и
надежно, оснастка была та же, что и тогда, мореходные качества нисколько не
пострадали. Зато снабжение было уже не на прежней высоте, особенно
"продовольственный отдел", и это тяжко угнетало команду.
Вскоре уныние охватило их снова; но, несмотря на это, катамаранцы не
могли противиться сну. Пусть читатель вспомнит, что в прошлую ночь из-за
сильной бури они спали мало; да и в позапрошлую едва удалось чуть-чуть
вздремнуть -- так они заняты были поджариванием мяса акулы.
Истощенный организм настоятельно требовал отдыха. Все буквально с ног
валились -- и команда в полном составе отправилась на покой. Никто не
остался даже на вахте у руля.
Порешили на том: пустить плот по воле ветра, пусть идет куда хочет.
Дыхание небес! Только оно одно уносило "Катамаран" все дальше по его
пути.
Как далеко ушел плот, предоставленный самому себе, не записано в
вахтенном журнале. Засечено только время; известно, что полночь наступила
раньше, чем пробудился кто-либо из команды,--так крепко уснули все,
умаявшись с установкой паруса.
Первым очнулся Вильям.
Юнга никогда не спал крепко, а в эту ночь сон его был особенно
тревожен. На душе было неспокойно; еще прежде, чем он прилег отдохнуть, его
мучило какое-то неясное волнение. Меньше всего он боялся за собственную
судьбу. Хотя он и был еще молод, но уже чувствовал себя настоящим моряком и
не мог терзаться только эгоистическими соображениями -- он волновался за
малютку Лали.
Вот уже много дней, как он следил за переменой во всем облике этого
юного существа. Он замечал, как мало-помалу щеки ее становились все бледнее,
как быстро таяла ее маленькая фигурка. Сегодня, после этого страшного
потрясения, которое им всем пришлось вынести, юная креолочка особенно,
казалось, ослабела -- больше чем когда бы то ни было. И, засыпая, юнга
томился грустным предчувствием, что именно она сделается первой жертвой тех
тяжких испытаний, которые им еще сулит судьба, и что скоро-скоро это должно
свершиться.
Юношеская привязанность и тревога за милую ему девочку не давали юнге
заснуть крепко.
И хорошо, что так случилось, -- иначе, пожалуй, его не разбудило бы
яркое пламя, около полуночи вспыхнувшее на море, на траверзе "Катамарана". А
если бы он не проснулся, ни ему, ни его трем спутникам не пришлось бы,
пожалуй, больше увидеть человеческое лицо, разве только в предсмертной
агонии, взглянув в глаза друг другу.
Озарив далеко кругом темные воды океана, пламя осветило спящих
катамаранцев. Оно сверкнуло юнге прямо в глаза -- и Вильям проснулся.
Встрепенувшись, он смотрел на видение, которое поразило и в то же время
встревожило его. Да, сомнений быть не может -- это корабль или какое-то его
подобие; но таких кораблей юнга еще не встречал.
Казалось, судно объято огнем. Большие клубы дыма поднимались с палубы и
стлались над кормой, ярко озаренной огненными столбами, которые вздымались
ввысь перед фок-мачтой, достигая почти нижних вантов. Всякий непривычный к
такому зрелищу человек, едва взглянув, тотчас же подумал бы: на судне пожар!
А между тем Вильям уже должен был разбираться в том, что видел сейчас.
К несчастью, зрелище горящего корабля не было для него ново. Он сам был
очевидцем гибели судна, которое привезло его в Атлантический океан, да так и
оставило здесь по сей день, в страшнейшей опасности для жизни.
Но воспоминания об этом пожаре не очень-то помогли ему понять, что
сейчас творится у него перед глазами. Он видел, как на палубе "Пандоры" люди
метались в диком ужасе, спасаясь от пламени. Здесь же, на корабле, который
маячит вдали, бросается в глаза совершенно обратное. Он видит, как люди
стоят перед самыми огненными столбами и не только остаются спокойными вблизи
бушующего пламени, но как будто даже стараются разжечь его еще сильнее.
Подобное зрелище могло поразить ужасом и глубоко смутить даже самого
бывалого моряка. При виде этого невольно хотелось спросить: "Что это,
корабль-призрак или корабль в огне?"
Глава ХСIХ. КИТОБОЙНОЕ СУДНО
Все эти наблюдения, так подробно нами описанные, отняли у юнги не более
десяти секунд. В мгновение ока одним взглядом охватил он это странное
зрелище, так неожиданно открывшееся перед ним. Ему и в голову не пришло
доискиваться ответа на возникший вопрос. Потрясенный ужасом и изумлением при
виде этого призрачного явления, он быстро разбудил товарищей.
Все трое, очнувшись, сразу же закричали. Но крики, вырвавшиеся
одновременно, свидетельствовали о самых противоречивых чувствах. Девочка
взвизгнула в сильнейшем испуге. Снежок завопил, обуреваемый смешанным
чувством изумления и тревоги. А матрос, к вящему удивлению Вильяма и других,
возликовал безудержно и вскочил на ноги так проворно, что резким движением
чуть не опрокинул "Катамаран".
Не успел никто и рта раскрыть, чтобы спросить в чем дело, как Бен Брас
уже стоял, выпрямившись, и кричал и вопил что было силы.
Матрос все отчетливее повторял такой привычный, давно знакомый отклик:
"Эй, на корабле!"--вместе с другими приветствиями, принятыми по морскому
обычаю, когда видят проходящее судно.
-- Убей меня Бог, это корабль! -- вставил словечко Снежок. -- И на
судне пожар.
-- Да нет же! -- нетерпеливо возразил бывший гарпунер. -- Ничего
подобного! Это просто китобойное судно, на котором вытапливают жир из убитых
кашалотов. Не видишь разве, как люди стоят у салотопенных котлов и
подбрасывают туда куски жира?.. Боже милосердный! А что, если они пройдут
мимо, да так и не услышат, что мы их окликаем!.. Эй, на корабле! Эй,
китобой!..--И матрос снова закричал во всю мочь своих богатырских легких.
Тут и Снежок присоединил к нему свой зычный голос. Моментально
сообразив со слов бывшего гарпунера, в чем дело, он понял, как важно, чтобы
их услыхали.
Несколько минут "Катамаран" гремел криками: "Эй, на корабле! Эй,
китобой!.." Казалось, их можно было услышать даже дальше, чем находилось
отсюда это загадочное судно. Но, к ужасу катамаранцев, им не отвечали.
Теперь они уже ясно различали корабль и видели все, что делалось на
борту. Два огненных столба, высоко поднимаясь из-под огромных салотопенных
котлов, установленных перед самой фок-мачтой, освещали не только палубу, но
и океан на многие мили кругом.
Наши скитальцы видели, как большие клубы густого дыма, озаренные
желтоватым отблеском бушующего пламени, окутывают корму и как в зареве ярких
огней маячат призрачные тени людей, кажущихся великанами. Одни стоят перед
самой топкой, другие расхаживают вокруг, и все усердно заняты каким-то
делом, которое показалось бы любому, кроме бывшего гарпунера, сплошной
чертовщиной.
Но, несмотря на всю отчетливость, с которой они это видели, и на
близость корабля, люди на плоту не могли добиться, чтобы их услышали, как
громко они ни кричали.
Это показалось катамаранцам таким странным, что и в самом деле они
готовы были поверить, будто перед ними корабль-призрак, а гигантские фигуры,
виднеющиеся на нем, не люди, а привидения.
Но бывший гарпунер был слишком умудрен опытом, чтобы поверить такой
нелепице. Он знал, что это обыкновенное китобойное судно со своим экипажем,
и понимал также, почему матросы не отвечают на его оклик: они попросту не
слышат. Рев пламени заглушает все остальные звуки, и китобои не различают
даже голосов стоящих рядом товарищей.
Все это пришло на ум Бену Брасу, и смертельный ужас охватил его при
мысли, что корабль может пройти мимо, так и не услышав и не заметив их.
Вероятно, они не миновали бы столь плачевного исхода, если бы удача не
благоприятствовала им. Их спасло одно обстоятельство, которое и привело к
более счастливому завершению эту случайную встречу двух скитальцев океана --
"Катамарана" и китобойца.
Китобойное судно, где, судя по всему, перетапливался жир недавно
загарпуненного кита, легло в дрейф против ветра; конечно, теперь оно не
могло быстро двигаться вперед, да, впрочем, команда и не слишком заботилась
об этом.
Пока китобоец медленно подходит, держась носом почти по ветру,
катамаранцы смогут без труда подвести свое суденышко к нему вплотную с
наветренной стороны.
Матрос живо сообразил, какой козырь у них в руках. Как только он
убедился, что с такого расстояния их оклики все равно не услышать, тотчас же
бросился к рулевому веслу, повернул его и повел плот прямо на китобойное
судно, словно решился с ним столкнуться.
Еще несколько мгновений--и "Катамаран" очутился на расстоянии одного
кабельтова от носовой части судна. И тут-то Снежок с матросом снова подняли
оглушительный крик: "Эй, на корабле!.." Хотя на этот раз оклик и был
услышан, но ответили на него не сразу. Матросы, привлеченные возгласами
людей на плоту, глазели на освещенную огнями воду и, завидев прямо под носом
своего корабля такое диковинное суденышко, на мгновение оцепенели от
удивления.
Однако бывший гарпунер вскоре нашел с ними общий язык. И через десять
минут катамаранцы уже не дрожали от холода в насквозь промокшей одежде, а
голодный желудок уже не терзал их, делая еще несчастнее. Теперь они стояли
перед жарко пылавшим огнем, около стола, накрытого для обильной и
питательной трапезы. Их окружало множество простых, честных людей, и каждый
наперебой старался превзойти другого в заботах о том, чтобы им было хорошо.
Глава С. КОНЕЦ ПОВЕСТИ
Итак, катамаранцы уже больше не были "затерянными в океане". Они
объединились с экипажем китобойного судна, а их маленькая пассажирка нашла
