Те, кто считает Мориса Джеральда убийцей, теперь остаются
в меньшинстве. Наиболее уважаемые из присутствующих думают, что
oн невиновен.
Колхаун и его сообщники уже больше не хозяева положения.
По предложению Сэма Мэнли суд откладывается.
Очень быстро составляется новый план действий. Обвиняемого
перевезут в поселок, и там будет проведено судебное
разбирательство согласно законам страны.
А теперь пора заняться индейцами, так внезапно
опрокинувшими все планы и изменившими настроение собравшихся.
Преследовать их? Разумеется.
Но когда? Сейчас?
Осторожность подсказывает, что нет.
Видели только четверых, но они могли быть авангардом
четырех сотен.
-- Подождем, пока к нам спустится женщина, -- советует
кто-то из более робких.-- Они ведь не преследуют ее больше.
Кажется, я слышу топот копыт ее лошади -- наверно, она
спускается по склону. Она должна хорошо знать дорогу -- ведь
она же сама нам ее указала.
Этот совет кажется разумным большинству из присутствующих.
Они не трусы. Однако лишь некоторые из них участвовали в
настоящих схватках с индейцами; многие вообще видели только тех
индейцев, которые приезжали торговать в форт.
Итак, предложение принято. Все ждут Исидору. Все уже около
своих лошадей. Некоторые прячутся за деревьями, опасаясь, что
вместе с мексиканкой или вслед за ней может появиться отряд
команчей.
Тем временем Зеб Стумп вынимает кляп изо рта временно
помилованного пленника и развязывает туго затянутую веревку.
Луиза с напряженным вниманием следит за ним, но она не
помогает ему. Она уже сделала все, что могла, -- быть может,
слишком открыто. Она больше не хочет привлекать к себе
внимание.
Но где же племянница дона Сильвио Мартинеса?
Ее все еще нет. Не слышно больше стука копыт ее лошади. У
нее было достаточно -- более чем достаточно -- времени, чтобы
доскакать до хакале.
Это вызывает удивление, тревогу, страх.
На многих мексиканка произвела сильное впечатление, это и
неудивительно: в толпе есть и ее старые поклонники, и те, кто
увидел ее впервые.
Неужели ее захватили в плен?
Этот вопрос возникает у всех, но никто не может на него
ответить.
Техасцы чувствуют упреки совести. Ведь это к их
благородству и мужеству взывала девушка: "Техасцы! Друзья!
Спасите!"
Неужели же эта красавица в плену у дикарей?
Они напряженно прислушиваются; у многих сердце сжимается
от тревоги.
Но ничего не слышно. Ни топота копыт, ни женского голоса
-- ничего, кроме звяканья уздечек их собственных лошадей.
Неужели ее захватили в плен?
Весь гнев, скопившийся в их груди, направлен теперь не на
мустангера, а на исконных врагов.
Наиболее молодые и пылкие не могут больше пребывать в
неизвестности; они вскакивают в седла и громогласно объявляют о
своем решении отыскать девушку, спасти ее или погибнуть.
Кто станет возражать им? Те, кто преследовал девушку,
могут оказаться теми, кого они разыскивают, -- убийцами Генри
Пойндекстера.
Никто их не останавливает. Они отправляются искать Исидору
-- преследовать разбойников прерий.
Возле хижины остаются немногие; среди них Зеб Стумп.
Старый охотник не высказал своего мнения, стоит ли
преследовать индейцев: он промолчал. Кажется, что его
единственная забота -- помочь больному, который все еще без
сознания и которого все еще стерегут "регулярники".
Но не только Зеб остается верен мустангеру в его
несчастье. Ему верны еще двое. Прелестная девушка по-прежнему
ие спускает с него глаз, хотя и принуждена скрывать свое
горячее участие. Второй -- неуклюжий, забавный человек у
изголовья больного, которого он называет мастером Морисом: это
Фелим. Все это время он просидел, прячась в густой листве
развесистого дуба, молча наблюдая за всем происходящим.
Изменение обстановки позволило ему наконец без риска спуститься
на землю, и он начинает ухаживать за хозяином, вместе с которым
пересек Атлантический океан.
Дальнейшие события будут развиваться уже далеко от берегов
Аламо. Через час хижина опустеет, и Морису-мустангеру, быть
может, никогда уже не придется жить под ее гостеприимным
кровом.
Глава LXVIII. ДВОЙНОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ
Поход против команчей длился очень недолго -- не больше
трех или четырех дней. Сказалось, что индейцы вовсе и не
собирались начинать войну. Набег был совершен отрядом юношей,
которых должны были принять в число воинов; они хотели
отпраздновать это событие, добыв несколько скальпов и угнав
какое-нибудь стадо или табун.
Такие мелкие нападения краснокожих -- довольно обычное
явление в Техасе. Часто они устраиваются без ведома вождя и
старейшин племени, подобно тому как молодой офицер может уйти
тайком из лагеря вместе с дюжиной товарищей и захватить в плен
вражеский патруль. Эти набеги обычно совершают молодые воины,
отправившиеся на охоту, когда им хочется вернуться домой не
только с дичью, но и с другими трофеями; об их похождениях
остальные воины чаще всего узнают только много времени спустя.
В противном случае, их остановили бы старейшины, которые, как
правило, против таких разбойничьих набегов, потому что считают
их не только неразумными, но и опасными для всего племени, хотя
и готовы их одобрить в случае благополучного исхода.
На этот раз молодых команчей перехватил эскадрон конных
стрелков среди холмов Сан-Саба. Они были вынуждены бросить
угнанный скот, но сами спаслись, ускакав в ущелья
Льяно-Эстакадо.
Преследовать индейцев на этом бесплодном плоскогорье
представлялось рискованным, так как трудно было наладить
снабжение войск, и, хотя родные погибших требовали немедленной
мести, им отвечали, что к карательной эспедиции надо хорошенько
подготовиться. Поскольку команчи отступили за пределы
нейтральной полосы, войскам оставалось только вернуться в свои
лагеря и ждать дальнейших распоряжений командования.
Войска форта Индж, охранявшие пограничную полосу вплоть до
реки Нуэсес, вернувшись в лагерь, с удивлением узнали, что
могли бы встретиться с индейцами, никуда не уезжая. Молодые
офицеры, жаждущие подвигов -- в том числе Генкок,-- которые не
находили себе места от досады, услышав, что за Леоной видели
краснокожих, воспрянули духом.
Но их постигло еще одно разочарование: в этот же день
вернулся собранный из штатских отряд, преследовавший замеченных
вблизи Аламо команчей, и сообщил, что никаких индейцев там и не
бывало.
Их заявление подтверждалось вещественными доказательствами
-- париками из конского волоса, петушиными перьями,
выкрашенными в зеленый и красный цвет, штанами из оленьей
шкуры, мокасинами и несколькими пакетиками красок. Все это было
найдено в дупле старого тополя.
О новом походе против индейцев нечего было и мечтать.
Искателям геройских подвигов пришлось смирить свои порывы и
удовлетвориться мирной жизнью, тем более что за последнее время
даже в этой глуши произошло немало интересных и таинственных
событий, о которых можно было подумать и поговорить. Прежде
всего -- недавний приезд на Леону замечательной красавицы;
затем--таинственное исчезновение и предполагаемое убийство ее
брата; далее -- еще более таинственное появление всадника без
головы; очередная история о белых, переодетых индейцами, и,
наконец, последняя новость -- заподозренный в убийстве Генри
Пойндекстера человек пойман и находится на их же гауптвахте в
состоянии буйного помешательства.
Разочарованным воинам рассказали и другие интересные
новости, так что жаловаться на скуку им не приходилось. Имя
Исидоры Коварубио де Лос-Льянос, этой коварной красавицы, тоже
все время упоминалось в разговорах. Ходили слухи, что она имеет
какое-то отношение к тайне, занимавшей все умы.
Все разыгравшиеся на Аламо события -- захват больного
мустангера в его хижине, решение повесить его, вмешательство
Луизы Пойндекстер, предстоящий пересмотр дела, отложенного
благодаря отважному заступничеству Зеба Стумпа,-- все это дало
повод к нескончаемым пересудам и сплетням.
Однако наиболее оживленные споры разгорелись вокруг
вопроса о виновности мустангера, обвиняемого в убийстве Генри
Пойндекстера.
-- Убийство, -- сказал философски настроенный капитан
Слоумен,-- это преступление, на которое, по-моему,
Морис-мустангер не способен. Мне кажется, я его достаточно
хорошо знаю, чтобы утверждать это.
-- Вы не можете отрицать,-- возразил Кроссмен, -- что все
улики против него. Его виновность почти несомненна.
Кроссмен никогда не был расположен к молодому ирландцу.
Ему однажды показалось, что племянница интенданта, красавица
форта, слишком благосклонно посмотрела на этого безвестного
искателя приключений.
-- Я не считаю, что эти улики достаточны, -- ответил
Слоумен.
-- Но ведь не приходится сомневаться в том, что молодой
Пойндекстер убит. Это бесспорно. Так кто же еще мог это
сделать? Колхаун клянется, что он слышал, как его кузен
поссорился с Джеральдом.
-- Милейший Колхаун поклянется в чем угодно, если только
ему это выгодно,-- вмешался драгун Генкок. -- Кроме того, у
него были недоразумения с мустангером, и поэтому его показания
не заслуживают особого доверия. Не так ли?
-- Предположим, что между молодым Пойндекстером и
мустангером произошла ссора,-- продолжал пехотный офицер. --
Что же из этого следует? Это еще не доказывает, что мы имеем
дело с убийством.
-- Значит, вы предполагаете, что у мустангера с
Пойндекстером была дуэль?
-- Что-нибудь в этом роде возможно и даже вероятно. Этого
я не отрицаю.
-- Но из-за чего у них могла произойти ссора? -- спросил
Генкок. -- Я слышал, что молодой Пойндекстер хорошо относился к
мустангеру, хотя тот и ранил Колхауна. Из-за чего они могли
поспорить?
-- И это спрашиваете вы, лейтенант Генкок? --
многозначительно сказал Слоумен.-- Разве мужчины ссорятся из-за
чего-нибудь, кроме...
-- ...кроме как из-за женщины? -- вмешался драгун. -- Но
из-за какой женщины, я не могу понять. Не из-за сестры же
Пойндекстера!
-- Кто знает! -- ответил Слоумен, пожимая плечами.
-- Какая нелепость! -- воскликнул Кроссмен. -- Охотник за
лошадьми посмел мечтать о мисс Пойндекстер? Невероятно!
-- Какой вы ярый аристократ, Кроссмен. Разве вы не знаете,
что любовь по самой своей природе -- демократка, что она
смеется над вашими надуманными теориями о социальном
неравенстве? В данном случае я не берусь ничего утверждать.
Ведь ссора могла произойти и не из-за мисс Пойндекстер. На
Леоне немало и других девушек, которые стоят ссоры, не говоря
уж о дамах нашего форта...
-- Капитан Слоумен! -- сердито прервал его Кроссмен. --
Меня удивляют ваши рассуждения. Наши дамы вряд ли будут вам
признательны за такие оскорбительные намеки.
-- Какие намеки, сэр?
-- Неужели вы думаете, что хотя бы одна из них снизошла бы
до разговора с этим человеком?
-- С каким? Я назвал двоих.
-- Вы меня достаточно хорошо понимаете, Слоумен, а я вас.
Наши дамы, несомненно, будут весьма польщены тем, что их имена
упоминаются рядом с именем этого темного авантюриста-конокрада,
подозреваемого в убийстве.
-- Мориса-мустангера подозревают в убийстве, но все
остальное к нему не относится. Он не конокрад и не авантюрист.
Что же касается вашего утверждения, будто ни одна из наших дам
не снизойдет до разговора с ним, то в этом -- как и во многом
