охапке сена и убаюкивающей саму себя, возбуждаясь и ласкаясь, засыпая,
засыпая...
... Она дернулась, как ужаленная. Что-то прогрохотало подле нее и
пронзило сны, разорвав их на мелкие клочья...
- Кто здесь?
Ответа не последовало, но он был ее и не нужен. Чувства вновь играли
более важную роль, чем слова.
"Он пришел, - она это знала, - тот, кого она может быть любит.
Он должен был прийти, но чьи это шаги? Шаги на лестнице, на лестнице,
ведущей к чердаку..."
Темно, здесь всегда было темно...
Сколько она себя помнила...
Да. И здесь всегда было два выхода... Тот, кто пришел за ней - не тот,
кто ее любит. И тот, кто пришел за ней - он больше не сможет ее найти.
"Никогда..."
Дверь на чердак с лязгом распахнулась, слабая туманная полоса света
сильно просветлила пыльный чердак. Большой грузный человек стоял в дверях,
он всматривался в то самое место, где оставил свою пленницу, но она уже
выбежала в ночь и бежала туда, где ветер и дождь играют в свои холодные
игры, где сейчас так близка смерть, и где сейчас тот, кого она может быть
любит...
... Тебе не удастся меня прикончить, ты, солдат рваной армии, - Отто
Диггер лежал на мокрой земле, прячась за огромным стволом обгоревшего
дерева, - ты меня слышишь?
Но никто не отозвался. Чертов солдат уложил уже четверых. Да еще
куда-то делся Клаус.
- Никогда не верил этому сукину сыну.
"Не слишком ли громко я это произнес?" - внезапно эта мысль своими
бредовыми корнями вЦелась в мозг к Диггеру, да так там и осталась.
Ему стало страшно. Метрах в пятнадцати от него, ближе к дороге, маячила
фигура, и он уже знал, кого она из себе представляла.
"Тебе не удастся меня прикончить."
... Он подкрался незаметно, настолько незаметно и бесшумно, насколько
мог, несколько раз ветки хрустели под ногами, но дождь заглушал все звуки,
все, кроме дикого биения его сердца.
"Ничего. Скоро все кончится. Странно, но такое впечатление, что он
удирает. Нет. Не удастся, рядовой..."
И оттолкнувшись, он всем весом бросился на фигуру...
Нож мягко вошел в спину, а после разрезал горло...
Кровь, густая и липкая, залила его руки...
"Получил, тварь!"
Отто Диггер делал подобное много раз, но никогда еще не испытывал
такого сильного удовлетворения...
... и такого разочарования...
Перед ним лежал труп Клауса Фогеля, его друга...
... и такого отчаяния...
... его слабохарактерного друга Клауса.
"Он хотел сбежать. Этот ублюдок хотел сбежать."
Ему не было жаль. Нет. И в данный момент эта смерть могла означать лишь
то, что враг его жив.
И он мог быть сейчас где угодно.
... - Как твое имя, рядовой? - полковник Генрих Майн, усталый и
измученный страхом, медленно спускался с лестницы.
- Девки нет нигде. Так что ты говоришь?
- Адольф.
- Что?
- Мое имя Адольф.
- Да? А фамилия? - полковник захихикал мелким нервным смехом, -
надеюсь, что не...
- Граббе.
- Что?
- Моя фамилия Граббе, господин полковник.
- Ты знаешь, Граббе, у меня такое чувство... ну, когда вода вытекает из
рук, - Майн медленными шагами направился к выходу, - я не боюсь смерти, я с
ней уже чудил, а ты - рядовой Граббе, ты не боишься?
- Никак нет, господин полковник.
В непонятном для него самого подобострастном порыве Адольф Граббе
вытянулся в струну перед начальником, да так и замер, наблюдая за
полковником.
- Будешь дом охранять...
И все.
Ночь.
Снова ночь и проклятый дождь. Дверь захлопнулась. Назад пути нет.
" - Что терять, я давно уже мертв, в сорок втором, после Москвы, после
нее я был уже мертв. Все остальное - блеф."
Полковник начал свой медленный путь в ночь, держа автомат наготове, он
разговаривал сам с собой, со своим вечным спутником, с единственным, кого он
когда-то любил до той поры, пока не пошли неудачи одна за другой.
" - А этот пустоголовый пусть сторожит эту паршивую хижину, может
проживет подольше, если только его уже не прикончили."
Подумав о таком ходе дела, Майн осторожно повернулся на сто восемьдесят
градусов и стал всматриваться в дождливую растительность, гоняемую капризным
ветром то в одну, то в другую стороны.
Он не видел, нет, но он чувствовал, как больной умирающий организм
чувствует присутствие той самой костлявой и с косой.
- Иди сюда, парень.
Его голос показался ему самому неслышным.
- Выходи, черт тебя подрал!
Его властный, сильный, мужественный голос показался Майну еще более
тихим и ничего не значащим по сравнению с завываниями ветра и барабанной
дробью дождя.
" - Ну и пусть, ну и к черту."
Мысли скомкались в мозгах у Генриха Майна.
Что-то длинное и светлое упало ему под ноги...
Серая невысокая фигура вышла на поляну и непонятно откуда вытащила
небольшой палашик.
Генрих не мог не улыбнуться своим страхам. Все, чего он боялся - это
израненный ободранный рядовой непонятно какой армии.
- Тебе просто повезло с остальными, солдатик.
- Бери меч.
- Хорошо.
Майн поднял с травы что-то длинное и светлое, постарался крепче сжать,
и шагнул с этим навстречу ободранному рядовому.
- Рыцарски штучки, солдатик.
- Защищайтесь, полковник. Ваша последняя схватка. Почему бы вам не
провести ее честно.
- Что ты мне хочешь сказать, урод? Что я трус?
Полковник кинулся навстречу врагу, тяжело размахивая оружием,
промахнулся и до половины втопил лезвие меча в топкую землю.
- Ловкий, да?
Солдат не ответил. Он смотрел на дальний край поляны, где показалась
единственная светлая фигура в этом дождливом и мрачном мире... Она... и
другой нет нигде. Та, что знает... Саша...
Она смотрела на него все понимая... И прошлое, и будущее, что было, и
что не было... Настоящее, если оно вообще существует.
- Александра, не надо. Нет. Не ходи сюда, - он сказал это настолько
тихо, что никто кроме нее и не мог расслышать...
... Холодное лезвие, отбросив в разные стороны липкие комья грязи,
просвистело рядом с лицом...
... Ответный шелест ветра, рука полковника, безжизненно свисающая
вниз...
... в траву упало что-то длинное и светлое...
- Моя рука, я ее не чувствую...
Майн сел на землю, держась за правое плечо. Кровь и дождь стекали по
его черной униформе. Он готов был заплакать, но держался из последних сил.
- Я не доставлю тебе такой радости, Солдат. Лучше давай закончим все
это... моя голова - твой меч...
- Не надо мне никакого удовольствия, никакой радости...
- Убей врага. Ты должен...
Дождь окутал их обоих, двух врагов, уже не желавших сражаться...
... А третий вышел из дождя...
... и самый последний яростный порыв ветра вошел в грудь Солдата...
... и единственная светлая фигура в этом пронизанном дождем мире упала
рядом с ним...
- Не унижайтесь, господин полковник, - Отто Диггер стоял посреди
поляны, спокойный, и одновременно безумный в своем спокойствии.
- Я могу вас убить.
- Отто, я рад... ты жив... Мы можем начать...
- я и двоих тех убил... Да вот же они...
Из грязного мешка вывалились на землю, покатились и уставились мертвыми
глазами на полковника отрубленные головы его подчиненных...
- Фогель и... всегда забывал его фамилию...
- Граббе.
- Правильно, полковник. Я так устал от этих упражнений, ничего, что я
вас просто пристрелю?
- Ничего...
Диггер зачем-то оглянулся по сторонам, остановил свой взгляд на Майне,
безразлично взиравшим на падающий дождь, и разрядил магазин "шмайсера" в его
голову...
... Солдат еще еле двигался, женщина тоже была жива, но он не стал их
добивать. Полностью отупев от проливного барабанящего дождя, Отто Диггер не
услышал собственных выстрелов в свой же собственный рот, и просто бухнулся
на землю, дождь, как будто желая подколоть его, заливал в открытую рану,
создавая довольно дурацкие звуки... Дождь...
... дождь... Дождь... Он смягчился, стал нежнее, стал успокаивающим...
- Это наверно потому, что я умираю...
- Дурашка мой, все только начинается...
- И мы будем вместе?
- Да.
Единственная светлая, нежная... Та, которая знает... Которая, может
быть, любит... его... Любит.
- Спи. Засыпай... Я расскажу тебе сказку о том как...
И она обняла его... И положила его голову себе на колени... И начала
рассказывать... И он стал медленно и спокойно засыпать... А она гладила его,
и рассказывала... И он уснул.
... - Смотри, Джек, это Вэлор. Весь прострелян. А на роже-то
блаженство, как будто он умирал на коленях у любимой.
- Какой Вэлор?
- Да ладно, пошли дальше.
- А может, что и привидилось ему.
- Какая разница. У тебя осталось немного джина?
- Да, и смитовский косячок.
- Он любил покурить дури перед боем.
- Да ну их всех к матери. К черту это все, к дьяволу!..
- Не бесись...
Двое обходили тела одно за другим, обшаривай карманы, пытаясь раздобыть
что-нибудь ценное, не брезгуя ничем. Они удалялись, и Вэлору было уже все
равно.
Он лежал на зеленой поляне в нежных цветах. Рядом с ним была она,
ничего ему больше было не нужно...
По ласковым голубым небесам летели добрые драконы, осыпая землю
волшебством...
Мир был разнообразен в своих неповторимых красках, и одновременно
сливался воедино, земля с небом, а реки с травой...
Было легко и спокойно.
... - Папа, я не могу.
- Ты должен, мальчик Джонни.
- У меня не получится... я не смогу... я боюсь.
- Прыгай. Назад пути нет...
- Потом.
- Ты будешь ждать и колебаться всю жизнь.
Мальчик зажмурился, сильно сжал кулаки...
- Ты должен.
... и прыгнул.
март 1996
Всеволод Котов. Как Ебульен Степаныч и Николай Протезыч на РУП поспорили
- ДРАМА -
Акт 1
- О чем бы в печени морозы не советовались, а вы, солома подзаборная,
все равно на нет сходите...
И кровля под бульоном не налажена, - так что нечего и вам, Морфий
Стазыч, на полке это валяться! - отвечал сам себе со стула седой гражданин в
очках, глядя на верхнюю полку, на которой уже как два с половиной дня
пребывал писатель Савелий Вышлович.
- Т'к вот, говорю я вам, однакость невоспитанная, ты ведь и зайцев-то
за передню не выставляешь, и зубы-то уже неважно - пошаливают! - вот и
нечего вам, Коша, и на рынок везти.
- А вы бы помалкивали, гражданин с вешалки! - я тут уже сорок лет
нет-как-чтоб пребываю, и вы мне со своими подзаборами не приставайте! - вот,
что я вам скажу. А если что, Пантелеймон Прокопыч, то я и на РУП поспорить
могу!
Как услышал таковые слова Глеб Посмелевский, так и дал лбом по носу
незатейливому соседу - видно тот и с лампой покосился исподтишка на деда.
- Вы слонов-то за рукав не водите, - продолжал Глеб, по лесу, вот и
нечего вам по грибы-то ответить, а мы с Трактором Кузнецовым все в войну
видели, вот так-то, что вам и в ответ нечего бровями лязгнуть, и пот из
подмышки вытек на скатерть.
- Зря вы так про меня, Павл Кузьмич, я может еще только жить начинаю, а
вы меня под барана провели по сугробам. Что-ж вы думаете, если я тут на
пенсии отсидел, то теперь до сентября и не выйду, так вот зря - я не такой,
я мог еще до царства Клопа Восьмирылого танки передвигать! А вы мне
бутерброд с осиной в хлеб пихаете! Я ж ведь и взобнуться могу!
- Ну полноте вам, господин Кларов, вы же меня с детства помните. Да?
Вот и хорошо... Я же вам тогда, да, я. Ну вот и ладно, вот и помирились;
