- За мной, Клаус.
Выйдя на крыльцо, Майн к своему удивлению увидел немецкий военный
грузовик, медленно подЦезжающий к деревне с противоположного берега.
- Может быть деревня занята нашими, господин полковник?
- Заткнись. Сейчас узнаем.
Водитель не решился ехать по хрупкому мостку и притормозил возле него.
Из машины вышло шестеро человек, одетых в немецкую униформу.
Они перешли мост, и старший из них обратился к полковнику.
- Ефрейтор Шульц Каффер, господин полковник.
- Ты, кажется, был в эшелоне.
- Так точно, господин полковник.
- Кто с тобой?
- Рядовые Кай Дорф, Адольф Граббе, Генрих...
- Генрих? Да, к черту, я все равно никого не запомню.
- Мы все с того чертого поезда...
- Да, вы все с того чертого поезда поезда. Я догадался. Будем считать,
что больше никто не уцелел, но и этого достаточно.
- Какие будут приказания, господин полковник?
- Да разнести тут все к чертовой матери.
- Старое доброе ремесло...
- Давайте, господа, так. Разделитесь по двое и обшарьте дома, сразу
никого не убивать. Я сам решу.
Полковник подошел к остальным пяти, которые незамедлительно
построились, нашел самую ублюдочную морду. И вдарил хорошенько прямо в нос,
после чего, схватив морду за уши, подвел к своему лицу.
- Имя, рядовой!
- Кай.
- У тебя очень заносчивый вид, Кай. Меня надо слушаться, ты понимаешь?
- Так точно, господин полковник.
- И ты не будешь сразу никого резать, а сначала приведешь ко мне, а я
решу, так?
- Так точно, господин полковник.
- Хорошо, мой мальчик.
Генрих поцеловал жертву в лоб.
- Это поганые славяне должны терпеть боль, а мы, немцы, должны
восседать на троне, и давить их ножками этого трона. Так давайте же устроим
здесь небольшое королевство...
- Вперед! Обшарить все дома! Всех жителей в центр деревни, сегодня
будет праздник!
Полковник Генрих Майн распахнул дверь первого домишки, который попался
ему на пути, и вошел внутрь...
....... - Ты неправильно держишь, парень.
- А в чем дело? А как надо?
Рыцарь стоял на корточках перед Солдатом и пытался вынуть из земли
копье племени Ху-Дгэнг, которое обитает на островах Гы-Нбу.
- Ну что ты стоишь, Солдат. Помоги мне.
- Послушайте, Рыцарь! Половина этой ржавчины, что вы мне принесли,
годится разве что для краеведческого музея, у вас в лесу тут есть
краеведческий музей?
- Ладно, не строй из себя умника. Был у нас один такой, давно это было,
так вот мы его...
В этот миг из чаши вылез Волшебник, и недосказанные слова Рыцаря
повисли в воздухе.
- Стоит ли ссорится, благородные люди... Пусть возьмет то, что ему
подсказывает сердце.
Стоун схватил винтовку М-16 и зачем-то прихватил меч, называемый
Эскалибур.
Мгновенно Рыцарь навешал на него и другое оружие, разве что копье так и
осталось воткнутым в землю.
- Волшебник, Рыцарь, вы куда?
Фигуры начали таять.
- Я же еще не готов? - Стоун ничего не мог понять.
- Вниз, спускайся вниз с холма, - принялись монотонно бубнить две
расплывающиеся фигуры, - к вечеру выйдешь. Вот там ты и нужен.
- Вы не научили меня всему.
- А как же твои занятия в форте Брегге?
- Я не был в форте Брегге, вы меня с кем-то путаете. Я простой
пехотинец. Я просто...
- Нет, ты не просто, - совершенно отчетливо произнес Рыцарь, - ступай.
Сделай то, что должен сделать.
- И не бойся, - продолжил Волшебник, - мы-то тебе уже вряд ли чем
поможем.
Фигуры уже полностью растаяли, осталась ?????????????лишь легкая дымка,
и тихий голос еще продолжал говорить:
- Мы надеемся на тебя, Солдат... Очень надеемся...
И все, как будто ничего и не было. Ноги Стоуна понесли его вниз с
холма, и он не заметил, как уже рубал мечом странные заросли непонятной
растительности, как пробирался через топкие болота по грудь в вонючей жиже,
как полз по песку и снова бежал через лес.
К вечеру Солдат вышел к деревне. За плечом висела винтовка, на поясе
удачно примостился меч, а рука сжимала копье племени Ху-Дгэнг, некогда
могущественного покорителя островов Гы-Нбу, ныне совершенно потерянного для
истории и истребленного.
- ... Странно, - прошептал сам себе Солдат, - кажется я уже здесь
сегодня был, все здесь очень знакомое.
Деревенька простиралась у самых ног Солдата, казалось, что с небольшого
возвышения он мог просто ступить на нее, и подобно песочному замку,
обрушатся домишки, собьется все в одну кучу, да и рассыпется, и жди вот,
пока кто-нибудь возьмет - соберется да слепит новую...
... И он ступил.
Проходя по мосту, Солдат услышал в одном из домов голоса, смех и крики,
тогда как другие избушки были все равно что вымершие. Нигде не горело свечи
или лучины, и только в одном месте, в одном доме, в том, откуда он вышел,
откуда был выброшен темной злой силой, и сейчас ему нужно было сразиться с
этой силой и победить, а если и не победить, то по крайней мере стараться
изо всех сил, потому что он обещал, потому что он единственный, кто может...
... но кому, кому было дано обещание?
Перед ним поплыли образы, неясные, неотчетливые. Это был и смешной
маленький человечек из леса, и высокий мужчина с лицом воина, вечного
воина... и Она, которая привела его сюда, только ради нее он мог вернуться и
победить. А обещание он дал себе.
В голове закружились туманные сладкие воспоминания, желания
прикосновения к тайнам, успокаивающий шепот и ощущение того, что все
будет.., будет хорошо
... вряд ли это его слова, но Солдат уцепился за них. Чужие чувства
проникли вовнутрь и вселили уверенность.
- Я готов.
Ноги подвели его прямо к двери единственного освещенного жилища. Солдат
стоял на небольшом расстоянии от двери. Его дух и тело сосредоточились на
одном. На последнем, но единственно нужном задании. Его вновь окружала ночь,
а туманные небеса, потерявшие всякие очертания, разразились потоком слез...
... - Чертов дождь, опять зарядил . Почему он не может полить тогда,
когда я этого захочу?
Полковник Генрих Майн сидел скроенном табурете, китель его был
расстегнут, в одной руке дымилась последняя сигарета, тогда как другая
сжимала стакан с местным мутным пойлом. За деревянным столом сгрудилась
кучка его солдат. Почти все они были пьяны.
День ничего не принес, да и что он мог принести? Всех жителей деревни,
всех двенадцать человек, за исключением девки, которую он запер на чердаке,
Майн со своими солдатами согнал в одну избу, где и оставил до принятия
решения по поводу их судьбы. Десять из двенадцать уже были почти старики, да
двое детей - пацан и девчонка.
Был еще кузнец со своей женой, но тех пришлось пристрелить, зачем
сопротивляться, когда немецкий солдат хочет осчастливить твою жену...
... Кузнец раздробил череп рядовому Каю Дорфу практически одним ударом.
Ну и получил пулю. Женщину конечно можно было оставить, да черт с ней. У
него есть самка, а на остальных ему плевать.
"Все равно все скоро сдохнем," - эта мысль настолько ярко отпечаталась
в мозгу у Майна, что он практически протрезвел. Тяжело повернувшись на
табурете, полковник Генрих Майн в мрачном ожидании уставился на дверь, как
будто оттуда мог появиться мертвый кузнец...
... или кто-то другой? О ком он позабыл, кто был давным давно. Но кто?
Воспоминания нашли на него как дождь, внезапный и непокорный:
"Тяжелый удар по черепушке ублюдочного Кая Дорфа... тело без единого
звука падает на землю... Все равно он бы пристрелил его за нарушение
дисциплины, или за что-нибудь другое, нет, но что не говори, а дисциплину-то
надо соблюдать, даже здесь, в этом проклятом месте... потом он стреляет в
кузнеца, в крепкого мужика, который вряд ли когда бы согласился служить
ему... мужик еще жив, и видит, как забивают до смерти его жену... ничего, я
мог бы приказать затрахать ее до смерти...
...затрахать. Он трахает белобрысую девку здесь, в этом доме, на этой
тахте, на которой сейчас развалился один из его солдат...
... Солдат.
... Все. Приехали."
Генрих Майн вспомнил, и пожалел, что начал вспоминать. Он подумал о
том, что лучше даже было бы напиться, да так, чтобы и не помнить ничего и
никогда и не вспоминать. Но он уже вспомнил, и он нашел, то, что искал, а
может быть нашли его...
... И в дверь постучала ночь.
Мощный удар пробил дыру в двери, и лезвие странной формы выползло с той
стороны дождя.
Полковник, вначале отшатнувшись, медленно подошел к выходу из дома и
открыл дверь. Он открыл ее полностью, дабы больше не сомневаться в своих
опасениях. Полночный визитер, тот, кого он ждал, стоял там, под дождем, под
чертовски мерзким дождем, и смотрел прямо в глаза Майну.
Фигура казалась светившейся в дожде, как наэлектризованная.
Полковник на мгновение остолбенел, полностью выключился. Но только на
мгновение. Человек из дождя что-то крикнул ему и начал отдаляться.
Майн, прийдя в себя, обернулся и увидел, что его подчиненные тоже
вглядываются в дождливую ночь. Некоторые удивленно привстали, никто уже не
смеялся и не пил.
- Что он сказал? Кто-нибудь расслышал? Клаус?
- Он зовет нас поиграть, полковник.
- Поиграть?
- Да. В игру на выживание. Пока что он ведет.
- Что этот рядовой может сделать? Он же один, а нас восемь, и мы
настоящие солдаты, и мы господа, не так ли?
Полковник, явно нервничая, все больше повышал тон.
- Собраться, живей!
Наиболее пьян был ефрейтор Шульц Каффер, но и он стал заметно трезвее.
Страх пробрался к каждому в душу и выветрил оттуда весь алкоголь.
Когда они вышли на улицу, ввосьмером, каждый при оружии, дождь как
будто прекратил идти, но только затем, чтобы завести их в заблуждение и
полить еще обильнее, не лаская, а избивая их усталые лица и души.
- Держитесь пока что друг друга, на нравится мне все это.
Что-то просвистело в ночи, и здоровенный топор грубой формы раскроил на
две части голову одного из солдат.
В ответ раздалось несколько очередей. Охваченные страхом, люди палили
во все стороны, но дождь итак проделал достаточно дыр в ночи, чтобы эти
выстрелы были существенны.
- Прекратить, прекратить! Ублюдки...
Майн орал на своих солдат, не замечая, как на землю свалились еще двое.
Это были ефрейтор Шульц Каффер и солдат по имени Генрих.
Темно. На чердаке.
Здесь всегда было темно, сколько она себя помнила...
Темно. Но не страшно, даже сейчас...
... Когда-то давно, в детстве, она много раз была здесь. Здесь было
интересно, еще как интересно, забираться сюда одной и сжавшись в комочек,
прислушиваться к таинственным шорохам, странным поскрипываниям и щелчкам...
Иной раз, кто-то маленький пробегал по ее голой ноге или руке, и
приятно пощекотав кожу, убегал...
Нет, она не боялась. Чердак был всегда ее тихим убежищем от тех, кто ее
не понимал. Ей нравилось, оставшись одной, преисполняться странным
возбуждением, исходящем из темноты и покоя, ей нравилось гладить саму себя и
ласкать, приятный запах сена проникал в еще совсем юную девочку, и она
сладко засыпала, позабыв обо всем и обо всех.
Голова закружилась, темнота начала таять, и все, чего было и не было
видно, пропало. Воспоминания приятно плескались в ее мыслях, и Саша не
заметила как заснула. И все хорошо было в ее сне, если бы не странные крики,
доносившиеся снаружи ее сна. Если бы не громкие свистящие звуки, похожие на
выстрелы, так бы она и осталась там, восьмилетней девочкой, лежащей на
