уже по другую сторону стены.
Мы вышли из машины, и я последовал за Гастоном по выщербленным
булыжникам к канаве. Запах от нее шел ужасный.
Гастон вел меня вдоль этого зловонного потока, пока над нами не
нависла стена. Сюда не попадал свет из сторожевой башни. На верхней
площадке башни стоял парень с винтовкой, наблюдавший за улицей по ту
сторону стены, и освещенный двумя прожекторами.
Гастон наклонился к моему уху:
- Немного вони, Молот, но стена здесь довольно шершавая, так что,
думаю, мы сможем пройти по краю.
Он соскользнул в канаву, нашел опору для ноги и исчез. Я скользнул за
ним, стараясь зацепиться ногой за какой-нибудь уступ. Стенная кладка была
грубой, с большим числом трещин и торчащих камней, но очень скользкая. Я
продолжал двигаться наощупь. Мы прошли мимо места, где свет блестел на
поверхности темной воды, стараясь оставаться в тени. Затем мы снова
оказались под стеной, нависшей над нами темной аркой. Журчание воды здесь
было громче.
Я попробовал взглянуть, что делается впереди. Гастон осторожно
спускался, его силуэт был едва различим. Я подошел поближе и вдруг увидел
решетку из железных прутьев, полностью перекрывающую проход.
Я полез наверх к решетке, опираясь на ржавое железо. В системе
обороны не было ни одной дыры, на что мы так надеялись.
Гастон отправился вниз и нырнул в канаву, пытаясь найти нижний край
решетки. Может быть, мы сможем поднырнуть под нее?
Внезапно я почувствовал, что скольжу вниз.
Но я держался крепко - это скользила сама решетка! Она со скрежетом
опустилась на четверть метра и с приглушенным лязгом остановилась. Ржавый
металл не выдержал нашего веса. На левой стороне прутья были сломаны и
хотя свободное пространство было слишком узким, родилась надежда его
расширить.
Гастон уперся руками в стену и налег. Я занял место рядом с ним и
добавил свой вес. Рама слегка повернулась, но недостаточно.
- Гастон, - предложил я, - может быть, попробовать подлезть под нее и
налечь с другой стороны?
Гастон отступил, и я опустился в вонючую жижу. Я просунул руку под
решетку, затем опустился до пояса... до груди, толкая решетку вверх.
Грубый металл царапал лицо и рвал одежду, но я не сдавался. И пролез-таки
под решеткой.
Я выполз наверх, весь истекая дерьмом и источая соответственный
аромат. Из тьмы позади Гастона раздался какой-то металлический лязг, и
вдруг наше убежище наполнилось грохотом автоматных очередей. В проблесках
выстрелов я увидел, как Гастон замер перед решеткой и... Он завис на одной
руке, схватившись за перекладины. Выстрелы не прекращались, на каменный
гребень стены выскочило несколько человек. Гастон дернулся и выхватил
пистолет.
- Гастон, - позвал я. - Скорее под прутья...
Но это не имело смысла. Он был слишком велик, чтобы проползти.
Один из стражников, держась за гребень стены одной рукой, стал
осторожно опускаться к проему, закрытому решеткой. Он осветил нас
фонариком, и Гастон, продолжая висеть на одной руке, выстрелил в него.
Стрелок упал в поток, подняв тучу брызг. Гастон, задыхаясь, крикнул:
- Это... все...
Пистолет выпал из его руки и тут же исчез в мутном потоке.
Я старался как можно быстрее лезть, скользя и цепляясь. Я не свалился
камнем вниз только каким-то чудом. Две солдата тащили изо всех сил
заклинившее в проеме тело. Даже в своей смерти Гастон прикрывал мой отход.
Я, прислонившись к стене, стоял с пистолетом в руке.
Улица была пустынной. Должно быть, охранники решили, что поймали нас
в западню, и поэтому с этой стороны стены никого не было. Я отошел на
несколько шагов и выглянул за угол. По площадке башни двигалась тень. Там
до сих пор дежурил только один часовой. Это он, должно быть, услыхал шум
опускающейся решетки и поднял тревогу.
Я выглянул на улицу и узнал Оливковую аллею - ту улицу, по которой я
уже имел счастье пройтись десятью днями ранее.
Она спускалась вниз, поворачивая направо. Именно туда я должен пройти
- через открытую улицу, под огнем пулемета. Так хотелось немного побыть в
тени башни, но этого нельзя было делать!
Я рванулся вперед, только бег мог спасти мою жизнь. Прожектор
зашевелился, качнулся из стороны в сторону, обнаружил меня и отбросил мою
тень на пыльные стены и булыжники. Инстинктивно я рванулся в сторону. И
тут же затрещал пулемет, и пули засвистели по камням слева от меня. Сейчас
я был в тени и мчался под защиту стен, маячивших впереди. Круг света все
еще искал меня, когда я нырнул за поворот. Я бежал в полной тишине.
Обитатели этих покрытых шрамами домов научились сидеть тихо за
закрытыми ставнями, когда шла стрельба на узких улочках.
Далеко позади снова и снова слышался свисток часового.
Случайный выстрел взбил пыль впереди. Я продолжал мчаться.
Вдруг до меня донесся стук бегущих ног. Я быстро пробежал взглядом по
темным лавчонкам, пустым и жалким, пытаясь отыскать ту, которой мы
воспользовались в день ухода из дворца, и в которой восседала древняя
старуха. Эта лавчонка, насколько я помнил, была крохотной, с обшарпанным
серым навесом и черенками разбитых горшков, разбросанными перед дверью.
Я почти пробежал мимо, но вовремя спохватился, притормозил и нырнул
под навес, едва справившись с жестким брезентом, с трудом нашел проем и
протиснулся в него.
Теперь я тяжело дышал в кромешной мгле. Снаружи были слышны крики,
топот ног. На некоторое время я получил передышку.
Им был неизвестен этот ход.
Я взглянул на часы. В этом мире войны все происходило слишком быстро
- еще не было даже половины девятого. А ушел я из дому в половине
седьмого. За эти два часа я убил двоих, и один отдал жизнь за меня. Я
подумал, насколько легко человек может возвратиться к своему древнему
ремеслу смертоносного охотника!
Внезапно в этой темноте на меня навалилась смертельная усталость. Я
зевнул и сел на пол. Меня охватило неумолимое желание лечь и уснуть, но
вместо этого я встал и наощупь двинулся по проходу. Я еще не завершил
своего дела, хотя и достиг уже многого - я во дворце, не раненый и
вооруженный. У меня было все, на что я имел право надеяться - шанс
сразиться.
Я уже не был нетерпеливым новобранцем, я шел теперь как закаленный
боец, ожесточенный необходимостью, как настоящий убийца. Я был вооружен, и
мне нечего было терять. Я был весь в боевых шрамах. И я намеревался
победить.
Через полчаса я приоткрыл дверь и выглянул в тот же самый коридор,
куда меня высадили так опрометчиво две недели назад из шаттла Империума.
Коридор не изменился. Я вышел, осторожно закрыл за собой дверь и двинулся
по коридору, прислушиваясь, чтобы не попасть в ловушку. Помня, в какой
стороне лифт, я направился в противоположную сторону.
Увидев первую дверь, я осторожно нажал на ручку и, к своему
удивлению, обнаружил, что она не заперта. Я осторожно заглянул внутрь и
увидел, что это спальня. Войдя туда, я заметил при слабом свете
светильников широкую кровать, большой письменный стол у дальней стены,
встроенный шкаф, небольшое кресло и через слегка приоткрытую дверь -
просторную ванную комнату. Я закрыл за собой дверь и пересек комнату,
встав возле окон. На них были стальные ставни, упрятанные за шторами.
Ставни, шторы и стены были зеленого цвета. Я закрыл ставни, подошел к
столу и включил настольную лампу. В этот вечер мне уже чертовски надоело
ходить впотьмах и наощупь.
Комната была красиво отделана, просторна, с пушистым серо-зеленым
ковром на полу и несколькими акварелями на стенах. Внезапно я ощутил
исходящий от меня запах. Я вывалялся в грязи, нырял в сточную канаву, полз
по вековой пыли. Не задумываясь о последствиях, я швырнул одежду возле
двери в ванную и отправился мыться.
Мылся я более получаса, а потом решил простирнуть мундир, ведь больше
мне нечего было одеть. А потом напялил отличный купальный халат и вернулся
в спальню.
Мое притупленное сознание подсказывало, что я поступаю опрометчиво. Я
попробовал было встряхнуться, но не смог. Почему-то я чувствовал себя в
полной безопасности, а так дело не пойдет, подумал я. Но ведь даже если я
встану, что помешает мне заснуть стоя? В подтверждение этому я снова
широко зевнул.
Я уселся на стул напротив двери и приготовился ждать. Последнее, что
я помнил, это то, что я встал и выключил свет. Как я снова сел в кресло, я
уже не помню.
12
Мне приснилось, что я лежу на берегу моря, и солнце весело играет на
волнах. Оно слепит мне глаза, и я отворачиваюсь.
Наконец, мне это надоело, я заерзал в кресле, открыл глаза.
Голова у меня отчаянно гудела.
Я взглянул на бледно-зеленые стены комнаты, на серо-зеленый ковер. В
комнате было тихо, и я не рисковал шевелиться, чтобы не разбудить боль,
дремавшую в моем теле.
Дверь была открыта!
Я помнил, что выключил свет - и ничего больше. Кто-то включил его,
кто-то открыл дверь. Я пробрался сюда, как убийца, и кто-то нашел меня
спящим, когда силы покинули меня.
Я осторожно выпрямился и понял, что в комнате я не один.
Повернув голову, я увидел перед собой человека, который спокойно
сидел в кресле слева от меня, руками сжимая подлокотники из красного
дерева. Он улыбался. Мне показалось, что я смотрю в зеркало.
Я не шевелился, уставившись на него.
Его лицо было более худым, чем мое, и более морщинистым, кожа лица
загорелая, а волосы - пожелтевшие под африканским солнцем. Но все-таки я
смотрел на себя. Не на близнеца, не на двойника, не на прекрасного актера
- это я сам сидел в кресле.
- Вы крепко спали, - сказал он. Мне показалось, что я слышу
магнитофонную запись своего собственного голоса, но этот голос
по-французски говорил безупречно.
Я шевельнул рукой. Мой пистолет все еще при мне. А человек, которого
я пришел убить, сидит всего в трех метрах от меня - одинокий и
беззащитный. Но я пока не готов стрелять. Возможно, вообще не буду
готов...
- Вы достаточно отдохнули, - продолжал мой двойник, - или же еще
немного поспите, прежде чем мы с вами побеседуем?
- Я отдохнул, - твердо ответил я.
- Я не знаю, как вы сюда попали, - сказал он. - Но достаточно того,
что вы здесь. Я не знаю, что мне принесет этот поворот судьбы, но что
может быть лучше, чем найти брата.
Не знаю точно, каким я ожидал встретить диктатора Байарда - мрачным
негодяем, хитрым интриганом, маньяком с выпученными глазами.
Но я никак не ожидал встретить во плоти образ самого себя с
добродушной улыбкой и изысканной манерой речи - человека, назвавшего меня
братом.
Он посмотрел на меня с выражением крайнего интереса.
- Вы отлично говорите по-французски, но маленький английский акцент
все же слышится, - усмехнулся он. - Или, возможно, американский? А?
Простите мое любопытство. Лингвистика, акценты - все это мое хобби, а в
данном случае я заинтригован вдвойне.
- Я - американец.
- Забавно. Я мог бы и сам родиться в Америке - но эту длинную скучную
историю я расскажу вам как-нибудь в другой раз.
В этом нет никакой необходимости, подумал я, когда я был мальчиком,
мой отец часто рассказывал мне эту историю.
Он продолжал. Голос его был сильным, но дружелюбным.
- Мне сказали, когда я вернулся в Алжир десять дней назад, что здесь
видели человека, очень похожего на меня. В моем кабинете были найдены два
трупа. Все это вызвало большой переполох, и, как это часто бывает,
поползли разные слухи, но я был поражен разговорами о своем двойнике. Я
