- Ну иди, спасай! - я махнул рукой в сторону двери.
- Ха! Так я немецкий не знаю!
- Тогда помолчи!
Я собрал сонно-пьяные мысли в кучу и, кряхтя, пошел к дежурному. Леня
с Борей поплелись за мной.
Дежурный оказался явно не в лучшем настроении. Сегодня поспать ему не
удалось: в азюле праздновали аж три трансфера, лагерь гудел. Я
извиняющимся голосом сообщил ему, что Юра - это посто дурак и еще из
ползунков не вылез. Попросил его, чтобы он не очень обижался, на таких
мол, обижаться бесполезно. Потом я поинтересовался, что же конкретно
произошло.
Дежурный удовлетворил мое любопытство и пояснил, что ничего
примечательного там и не было, наш молодой коллега, решил порезвиться с
огнетушителем и, сняв его со стенки, носился по корридору. Сам дежурный
это дело заметил и предложил тому прекратить. Юра огнетушитель бросил и
побежал вниз по лестнице наутек. Но силенок не хватило даже до последней
ступеньки добраться, поэтому он просто в изнеможении сел и стал плакать,
оглушая округу рыданием. Сам мужик оказался не вредный и лично никакий
претензий не имел. Никакой "беды" не было, а документ просто вернул назад.
Я уже считал, что программа сегодняшнего дня наконец-то исчерпана, но
тут заметил, что куда-то пропал Леня. "Боже, - подумал я, - два маленьких
ребенка: выпьют по банке пива и, что один с ума сходит, что другой." Из
соседнего подъезда выскочило несколько человек и, о Боже, с ними Леня! Он
несся с совершенно дикими глазами и кричал:
- Человек умер! Человек умер!
Я его остановил и попытался выяснить кто умер и зачем. Он говорил
несвязно, сбиваясь, я ничего понять не мог, в конце концов он меня куда-то
потащил. Боря двинул за нами.
В большой комнате, где стояло кроватей минимум человек на двадцать
пять, собралась в кружок толпа пакистанцев, а посреди круга лежал человек,
видно относящийся к этой веселой компании. С ним было явно не в порядке, и
я отметил, что хоть на сей раз Ленины слова оказались правдой в какой-то
степени. Изо рта текла пена, он страшно вращал глазами, крутил головой и
дергал конечностями. Выяснив, что скорую помощь уже вызывают, я
почувствовал, как во мне взыграло мое медицинское прошлое и в голове
сформировалось решение поиграться в первую помощь в экстремальных
условиях. Крикнув в толпу, стоявшую, как стадо вокруг, что я - медбрат,
попросил Леню их вывести всех проветриться. Дальше открыли окна, я
расстегнул ему рубашку и придал голове положение, при котором шансы
захлебнуться в собственной слюне были минимальным. Надеясь, что у меня
просто не хватит квалификации, чтобы его окончательно угробить, проделал
над ним пару процедур, вроде исследования пульса и массажа висков. За этим
занятием и застала меня бригада скорой, которая, в отличие от знакомых
всем нам, приехала и вправду скоро.
Вошедшие три медбрата в оранжевых костюмах поинтересовались, что я,
собственно, здесь делаю. Мне хотелось ответить что-нибудь поизошренней, но
не хватило словарного запаса. Поэтому, я коротко предположил, что совершаю
перед сном прогулку. Мужики не поверили, решили, что я пытался ему помочь,
потом, безразлично посмотрев на лежащего, решили тоже его поспасать.
Принесли кардиограф, поставили капельницу, померяли давление, вкололи
валиум. Подождав после укола минут несколько, но не дождавшись ничего,
послали еще за одной скорой. Та приехала минут через десять, но уже с
врачом. Деловой походкой он проследовал к месту событий и выслушал доклад.
Потом внимательно посмотрел на корчившегося в судорогах, несмотря на все
усилия фельдшеров пакистанца, сделал вид, будто сцена его и вправду живо
занимает. Потом предложил влить еще лекарства, что и сделали. Подождали.
Нужного эффекта не было, пакистанец помирать не хотел, но и выздоравливать
тоже.
- В госпиталь! - махнул рукой врач.
Все уехали, а я пошел домой. Спать уже не хотелось. Вот-вот начнется
рассвет. Через полчаса накинул куртку и вышел во двор. Он встретил меня
неожиданным великолепием белого убранства. Валил плотный, как стена снег,
и на земле его уже лежало сантиметров двадцать. Не появлявшийся всю зиму
снег, решил наконец дать о себе знать.
- Да, - вслух подумал я, - трансфер у Лени получился бурный. Даже
снег пошел...
В семь утра я потратил полчаса на побудку Лени, но мои действия
успеха не имели. Тогда просто вылил ему на голову чайник холодной воды и
еще через пятнадцать минут, сказав "до скорого", втолкнул в автобус вместе
с Филиппом.
"Скорое" наступило гораздо раньше, чем я предполагал. Уже через два
дня мой сон нарушил стук в дверь. (Ох, эта дверь! Будь моя воля, я бы ее
порушил.) Явился Леня. Добрый чувак привез с собой деньги и продукты,
полученные им на две недели вперед. Деньги, правда, он уже успел к этому
моменту превратить в выпивку, но это не страшно, все равно другого
назначения им не было.
Дальше время полетело быстро. Леня то бывал у нас, то жил у своих
Франкфуртских знакомых. Филипп приезжал как-то в гости. Боря и Юра
ссорились без конца друг с другом и бегали ко мне жаловаться, что его
оппонент - дурак. Мне уготовили они роль слушателя жалоб, но занять себя
по-прежнему нечем, так по мне хоть слушателем.
В лагере происходили всякие мелкие события. Тот пакистанец
выздоровел, встретил меня в коридоре и принялся радостно и очень бегло
что-то говорить. Я ему улыбнулся в ответ и постарался скорее ретироваться,
ибо побоялся, что он своими разговорами вгонит меня в состояние, в котором
сам недавно пребывал. Алжирские арабы не поделили что-то или кого-то с
мароканскими, в итоге одного марокканца выбросили "за борт", со второго
этажа. Он встал, отряхнулся и пошел назад. Пару раз приходила полиция,
искала краденые велосипеды. Мы ездили во Франкфурт гулять. Мое мнение о
городе не улучшилось. Проститутки, наркоманы и прочее все - не нравились
мне никак.
Наконец вспомнили и про Юрину машину.
Еще в начале января съездили мы в отделение полиции и написали там
протокол. Точнее писал полицейский, а диктовал я. Они зря меня упросили
переводить. Ибо делал я это на английском, который сам полицейский хоть и
знал, но не в совершенстве. В итоге Юра с Леней пороли какую-то чушь на
русском, а мне осталось говорить, то что считал нужным. Получилось большое
представление, но ничего лучшего предложить не смогли. Под конец
полицейский записал в протоколе, что я сделал перевод с латышского на
немецкий. Я заметил, что ни того, ни другого не знаю. Он очень удивился и
спросил, как же я тогда говорил со своими коллегами. Ему пояснил, что на
русском. Он махнул рукой и сказал мне, что это - одно и тоже. Тут от смеха
я уже удержаться не мог, но он уточнил, что для немцев это одно и тоже, а
как там на самом деле - так то уже наша проблема.
Теперь после ночного концерта с огнетушителем Кристина нажала на Юру,
и машину нужно срочно убирать.
- Что делать? Что делать? - носился он из стороны в сторону, но это
не помогало решить проблему.
Однако, друг мой Юра оказывается иногда и прав: дуракам везет,
повезло и ему...
Пребывание в опостылевшем месте мне не нравилось все больше и больше.
Вечером сидели мы с супругой моей за чаем.
- Что скажешь, жена? - отставив пустую чашку, я растянулся на стуле.
- Пойду к осетинам.
- Тебе еще не надоело? Нашла друзей по уму?
- Тебе все мои друзья не нравяться.
- Да нет, как раз наоборот, я просто не вижу никакого прока от
вербального общения с ними. Какие-то другие формы, однако, вполне
допустимы, хоть с обоими Виками.
- У тебя главная забота - найти, куда от жены пойти. Вот к Мае...
Ну, здесь уже явно начиналось. Проблема Маи уже неоднократно
появлялась у Кати в повестке дня.
- Здорово получается! Ты бегаешь по гостям, а мне что?
Она махнула рукой:
- Иди к своей Майе, - и ушла.
Вот тоже привязалась к Мае! Мы уже имели пару бесед, что если я
задерживаюсь у нее, так, мол, могу там и досыпать.
Чушь все это. Но к Мае в любом случае мне не хотелось. Не хотелось и
в уныние 33-го.
- Эх! Придумать бы чего! - сказал я сам себе. - Хоть бери и бейся
башкой о стену. Непонятно, поможет ли, или стенка раньше развалится...
От расстройства пришлось открыть литр пива и отрезать себе ломоть
колбасы. За месяцы азюля я поправился килограмм на семь. Многие люди едят
много, когда нервничают, а я наоборот, когда работаю или во время стресса,
так не ем и не пью ничего. Но стоит расслабиться и опять все заново.
Сейчас период отдыха длится уже столько, что я начинаю порой забывать, как
работают. Может и вправду, лет двадцать так поживешь, а в одно прекрасное
утро посмотришься в зеркало, а там - обезьяна без кармана. Но, впрочем,
главное - не терять кошелек. Если в нем чего имеется, то хоть обезьяной
работай...
Второй добрый ломоть колбасы пошел вслед за вторым литром пива. Да!
Так жить, как оказалось, тоже можно! Ни тебе работы, ни тебе учебы. С утра
до вечера ноги кверху. Хочешь пива - пожалуйста, не хочешь - как изволите!
То ли дело у нас было и остается: хочешь жни, а хочешь куй, все равно
получишь... сами знаете, каждый месяц первого числа получаете. А здесь
самый последний азюлянт себе на банку пива всегда наскребет, даже если и
не жнет и не кует.
Мои философствования с самим собой прервала внезапно открывшаяся безо
всякого предупреждения дверь. В проем ввели друг друга Леня и Владик.
- Мы в пуфе вчера были! - весело прокричал Леня.
- Ну и как, пуф стоит? - со слабым интересом пробурчал я.
- Стоит! Там такие девки! - Леня восторженно смотрел на него.
- И?
- Владик там к тайландке три раза ходил.
- Ну а хоть раз смог?
Владик утвердительно кивнул и добавил:
- Но Ленчик ходил - бродил вокруг...
- Да я пьяный был здорово...
- Ты дурной был! Я ему сказал, чтоб шел... и деньги есть...
- Зато там одна негритянка... - начал Леня.
Владик расхохотался.
- Леню там все одна негритянка пугала. Он в коридоре слонялся, а та
из комнаты вышла и хвать его за ширинку! И тянет к себе. А он орет,
упирается, ей что-то лопочет и ржет.
- Так я же ничего не понял. Я знаю, чего она хочет...
- Конечно! В задницу тебя оттрахать! Она денег с тебя хочет.
- Так я ей и кричу: "Нет денег!"
- На каком языке?
- Да на всех, что знаю...
- Беда, что она только их не знает. Ну и чем все это закончилось?
- А чем? Я пришел и сказал, что у парня нет денег, раз он так сильно
не хочет.
- Ну а откуда деньжишки-то?
Они хитро хмыкнули.
- Да Владик хочет на ферму устроиться работать. Так ему друг этот наш
франкфуртский помогает. Ну и он занял, в смысле Владик, у Андрея пятьсот
марок.
- А на кой хрен?
- Ну как? Может перед работой съездит домой, потом вернется. На это и
деньги.
- Так Леня меня раскрутил. Я говорил, что не могу из этих денег
брать...
- Но я же все отдам! - Леня сделал светлое лицо, убежденное в том,
что говорит его обладатель. - Ты знаешь, Паша! У меня нет много друзей, но
Владик - это бесспорно лучший! Что его не попросишь, он сделает! Все для
дружбы!
- И много вы всадили?
- Да почти половину, - Владик казался раздосадованным.
- А как теперь отдавать?
- Заработаю, да и Леня вернет.
- Да, я верну, ты не сомневайся!
- Да и к тому же я могу этого Андрея больше и не увидеть...
- А как же домой?
- Да черт с ним!
Леня покрутил головой и задумчиво произнес:
- Я сейчас бабу хочу.
Мы с Владиком дружно рассмеялись.
- Так надо было в пуфе хотеть. А сейчас если только с дыркой в
