- Мор это всех касается, - поправил Юстин. - Такое нельзя загадывать.
- Тогда на скотину падеж, - не сдавался Квест. - Да мало ли что еще
можно придумать, чтобы не для всех, а в то же время всем лучше стало...
- Счастливый ты, - вздохнул Семир. - Тебе просто. Потому, должно,
тебя и смерть не берет. Когда Шемдаль меня в поход звать стал, я ему
сказал, что думаю о таких просьбах, а он ответил, что тоже не знает что
просить. А все-таки пошел с нами и погиб не отступив.
- А Вислоух? Этот бы с места не двинулся, если бы не знал, зачем.
- Да, Вислоух-то знал... - протянул Юстин Баз, и, вскинувшись,
предположил: - А вдруг он и не пропал вовсе, а на самом деле отыскал
неведомое? А мы не знали, чего просить и потому прошли мимо.
Квеста аж ожгло этими словами. Он-то уже начал мечтать, что неведомое
ожидает их в долине, недаром эта сторона, если смотреть с высоты, не серая
с желтым, а как бы слегка голубоватая. А теперь оказывается, что все зря,
обмануло предание, они прошли мимо цели, не заметив, и только хитрый Тур
Вислоух сумел ухватить удачу за хвост.
- Нет, - возразил Семир. - Еще никто из дошедших не возвращался
раньше чем через три недели. Так что нам еще идти и идти.
И опять никто не предложил сдаться и повернуть к дому.
x x x
Так они и шли еще полтора дня, стараясь спрятаться и отсидеться,
ежели была такая возможность, и хватаясь за оружие, когда другого выхода
не оставалось. Шли, понимая, что теперь у них нет никакой магической
защиты, а значит, живы они только благодаря счастливой случайности.
Полтора дня счастливая случайность берегла их.
А потом на путь им загородили давно знакомые железные кусты. Только
на этот раз они были не ржавыми, а мрачно лоснились черненым металлом и
щедро разбрасывали кругом мелкие стальные семена. Квест, сунувшийся было
вперед, немедленно пострадал: крошечная металлическая стрелка просадила
ему щеку. Семир смазал рану пахучей мазью и сказал, что Квест еще легко
отделался: попади такая штука в грудь, то и грудь пробила бы навылет.
Несколько часов они искали проход в смертоносной чащобе и к вечеру
убедились, что прохода нет. Долина казалась с высоты голубой из-за
сплошных зарослей. Лишь в одном месте, где горы позабыли несколько
одиноких скал, полоса стреляющих кустов сужалась до полусотни шагов. Тут и
решено было прорываться.
Прежде всего Семир, потратив несколько метательных дисков из своего
арсенала, уставновил, что потревоженный куст выпускает в воздух целую тучу
колючек, а потом не может убивать по меньшей мере минуту. Этого времени
должно было хватить, чтобы преодолеть опасное место. Оставалось лишь
придумать, как растревожить все кусты разом.
Семир и Юстин что-то обсуждали, Юстин горячился и размахивал руками,
Семир говорил медленно и лишь иногда указывал кровельщику что-то
ускользнувшее от его взгляда. Квест тоже рассматривал дорогу, прикидывая,
куда бы он пошел, если бы не эти кусты. Пожалуй, мимо этого склона, там в
глубине расщелины что-то светлеет. Первый раз он видит здесь не серое, не
блеклое и грязное, а совсем светлое, как снег. Может быть, это очередная
ловушка или чудик, но очень не хочется в это верить. Боль в раненой щеке
отступила, лишь кровь настойчиво тукала в щеке.
Спутники все никак не могли договориться, и Квест снова начал думать.
Трудное это занятие, но тому, кто думает всю жизнь, оно в привычку.
Правда, раньше Квест думал о простых и понятных вещах, а с тех пор, как
стал странником, ему приходится решать такие вопросы, что и мудрец не
вдруг ответит.
Семир и Юстин Баз не знают, что загадать! Это что же выходит? Ему
одному придется желать за всех? Значит, надо просить что-то небывалое, что
сразу окупит мученическую кончину Лида Алвиса, таинственную смерть Тура
Вислоуха, гибель чернобородого Шемдаля и отчаянное самопожертвование Орена
Олаи. И оправдает надежды всех, кто знает: семеро странников ушли в
запретные земли и, значит, надо ждать счастливых перемен.
- Смотри, - позвал Семир, - вон та расщелина, где белеет что-то. Мы
сейчас уходим вперед, а тебя оставляем с вещами. Когда я махну рукой, ты
бежишь прямиком туда. Все наше снаряжение будет у тебя, так что постарайся
добежать. А мы с Юстином постараемся кустики попортить. Понял? Когда я
махну рукой - вскакиваешь и бежишь вон туда. Только быстро. Задержишься
или раньше выскочишь - пропадешь.
- Я понял, - сказал Квест.
Семир и Юстин, пригнувшись, побежали в разные стороны, словно хотели
обойти расщелину с боков. Хотя попытка эта с первой минуты была обречена
на неуспех. Там, куда направился мастер, склон был столь крут, что даже
железные кусты не могли там укорениться. Со стороны Семира дорога казалась
пологой, но зато там сплошной непроходимой стеной чернели готовые к бою
заросли. Семир подполз сколь мог близко, укрылся за угловатым неокатанным
обломком, вслепую швырнул оттуда несколько обломков, не то просто для
очистки совести, не то приучая руку к серьезному делу. Юстин, тем
временем, споро пополз по обрыву, цепляясь за невидимые снизу выступы и
выбоинки в камне. Казалось, мастеровой просто прилип к гладкому камню и
ползет словно муха или улитка.
"Конечно, - вспомнил Квест, - ведь Юстин кровельщик. Он умеет". Но
неужто Семир, когда выбирал мастера, знал, что в дороге понадобится
верхолаз. Ведь он, глядишь, этак и на ту сторону перелезет. Лишь бы там,
за выступом не оказалось железных кустов, чтоб их там всех ржа съела, чтоб
там ручей оказался или обрыв еще круче, где только по веревке сползешь..."
Юстин Баз выполз на уступ. Он что-то делал там, вжавшись в камень, не
поднимая головы, а потом вниз, в самую гущу лоснящихся металлических
стволов полетел дымыщийся сверток, за ним второй и третий. Ахнули взрывы,
хрупкие ветки разметало во все стороны, шипы-семена взвились в небо
сплошным облаком. Дальнейшее происходило как в недобром сне. Скала, только
что незыблемо вздымавшаяся к хмурому небу, качнулась и медленно, как
подрубленное дерево завалилась на бок. Беззащитной фигурки человека не
было видно за дымом, пылью и черной тучей распарывающих воздух шипов.
- Юстин! - крикнул Квест.
Где-то по левую руку поднялся скрытый валуном Семир. Еще три пакета
полетели в расщелину, пробивая путь простаку Квесту. Семир взмахнул рукой,
не то подавая сигнал, не то собираясь прыгать вниз. Этого Квест понять не
успел, потому что из-под лопнувшей земли полезли шестипалые руки, сгребли
Семира, захлопотали, превращая живого человека в кусок истерзанной плоти.
Квест приподнялся на колени.
"Один! - мелькнула растерянная мысль. - Один остался. Даже если там в
глубине светлеет неведомое - зачем оно, если больше никто не дошел? Что
можно потребовать, о чем потом не придется жалеть?
Грохнул запоздалый взрыв, разнесший в мелкий щебень залитые кровью
подземные руки.
И в эту, совершенно неподходящую минуту Квест разрешил мучившую его
загадку.
"Как все просто! - радостно подумал он. - Я пожелаю, чтобы следующий
отряд дошел к цели, все семь человек. Пусть даже никто не узнает, что это
произошло из-за меня".
Потом он вскочил и неловко побежал к расщелине, которую указывал
Семир. Обогнул выступ, мешавший видеть. Там, нескрытые больше рухнувшей
скалой, громоздились железные кривулины. Их оставалось немного, но вполне
достаточно для открыто бегущего человека. Кусты разом дернулись,
выбрасывая в воздух шипы. Десятки игл пронзили тело, но еще целое
мгновение Квесту казалось, что он спешит к неведомому, которое ждет его.
Святослав ЛОГИНОВ
ПРИДЁТ ВЕСНА
Сегодня моя очередь топить печку. Буржуйка стоит в дальнем углу,
труба через комнату тянется, прямо над койками. Нас в одной аудитории
двадцать человек - с тех пор, как командование разрешило сотрудникам жить
при институте, никто домой не ходит. Все-таки, вместе теплее.
Дров почти нет, бережем каждую щепку, всякий уголек, но все-таки пол
вокруг печурки в оспинах ожгов. Положили внизу лист железа, но даже он не
помогает. И когда только угли успевают вываливаться?
Сижу я, смотрю на огонь, в голове теснятся разные мысли.: вот,
например, девочки рассказывали, будто в Узбекистане лепешки пекут не на
сковороде, а прямо на печке. Наша буржуйка маленькая, за раз больше одной
лепешки не выйдет, хотя, если тесто на бока налеплять, да на трубу... Нет,
об этом нельзя думать, а то с ума сойти недолго. Лучше о другом... На
Невском вчера снаряд упал, неподалеку от Дома Книги. На черном камне раны
от осколков. А ведь если подумать, то прожженый пол - тоже рана. Побьем
фашистов, жизнь вернется лучше довоенной, но в каждом доме на полу будет
видно место, где стояла блокадная печь.
Ну вот, опять я о мрачном. Хватит, спать пора, завтра рано вставать,
да и норма дров на сегодня вышла.
* * *
С утра спешим в лабораторию. За окном темень и тишина, только слышно,
как во дворе газогенератор урчит. Ответственные проверяют светомаскировку
и зажигают электричество. Вдоль столов идет начальник лаборатории Роскин,
смотрит, все ли в порядке. Мы считается мобилизованными, но только
начальнику выдали форму - три шпалы в петлицах. До войны он химию читал,
такой интересный мужчина, совсем молодой, а уже доцент. А теперь взглянуть
не на что - один нос торчит. Роскин всегда с утра появляется, потом он
уходит в исследовательскую лабораторию, в подвал.
Мы тоже считаемся лабораторией, а на самом деле - цех. Производим
запалы для бутылок с зажигательной смесью. Их придумали в нашем институте.
Тогда-то всех нас - студенток Текстильного, мобилизовали для работы в
спецлаборатории.
Работа простая - берешь ампулу, наливаешь на донышко керосина, потом
пипеткой отмеряешь кубик калий-натриевого сплава. У меня по химии всегда
отлично было, но что калий-нитриевый сплав жидкий как ртуть, я не знала.
Тут главное, чтобы руки не дрожали, а то капнешь сплав на стол, а он на
воздухе загорается. В банке-то он под слоем керосина хранится. Потом в
ампулу пять грамм дроби надо добавить, для веса, чтобы запал разбился,
когда бутылку кидают. До войны у папы была двустволка, и он такую дробь в
магазине покупал. Так и называлась: дробь охотничья N5. Теперь ампулу
осталось запаять и положить в коробку.
Справа от меня Люда трудится, с нашего потока девчонка. Лицо у нее
такое, будто она в эту самую минуту тот запал готовит, которым Гитлера
поджигать будут. Старается, подружка, но все равно от меня отстает. Это
потому, что я маленькая и пальцы тонкие. Я до института ткачихой работала,
вот и наловчилась нить связывать.
За стеной забухало, задрожали стекла, завыла сирена. Налет. Ну и черт
с ним, никуда я не пойду. Но тут открывается дверь, на пороге появляется
профессор Дмитрий Николаевич Грибоедов. Смотрит на нас и кричит сорванным
голосом:
- Почему на рабочих местах?! Марш в убежище!
Тоже мне, "Горе от ума"! Бросаем работу, спускаемся в бомбоубежище.
Первые два этажа в институте занимает госпиталь. При госпитале пункт
питания, там нас кормят обедом. Выстригают из карточки талон и выдают
ломтик хлеба и полмиски дрожжевого супа. Девочки едят потихоньку и
рассказывают, кто какие вкусности до войны готовил. Уже всеми рецептами
поделились. Ох и знатные из нас выйдут поварихи! Завидую нашим будущим
мужьям.
После обеда всех зовут во двор. Привезли дрот, надо разгружать. Дрот
- это стеклянные трубки в палец толщиной, из них выдувают ампулы. В
лабораторию дрот со всего города свозят, у кого сколько есть. Сейчас
