Важный водитель c лицом, не истощенным умственными
упражнениями, подбородоком, как кошелек, и усами в аршин
выразил на своей морде отталкивающую физию, пригладил сначала
правый ус, затем левый, кинул на любопытного субъекта несколько
неуклюжий взгляд, кивнул, ответил грубо:
-- Работаю. Конечно, работаю. Пыль дорожную жру, да уши
рву стонами клаксонов -- вот моя работа!
-- Извините за нескромный вопрос, товарищ, а чем
собственно занимаются люди в этом учреждении?
-- Дядя, ты задаешь много вопросов! -- прошипел сквозь
зубы водитель "шевроле".
"Сам ты дядя! Тоже мне племянник нашелся!" -- подумал
Корейко, но промолчал.
-- Иди, дядя, в контору, тама тебе все и скажут! --
зевнув, посоветовал водитель и, откинувшись на мягкую спинку,
задремал.
В вестибюле было по-деловому суетно. Туда, оттуда и сюда
метались курьеры. Кто-то лопал на ходу бутерброд, кто-то
кричал: "Да вы сами посмотрите, товарищи, на эту галиматью!"
Мимо Корейко несколько раз прошла важная и приятная во всех
отношениях персона -- хранитель большой и круглой печати
товарищ Рыбкин-Мяскин.
-- Гражданин, можно вас на минутку? -- вежливо обратился к
хранителю печати Александр Иванович.
-- А успеете? -- капризно прогундел Рыбкин-Мяскин.
-- Долго ли умеючи?
-- Умеючи-то долго.
-- Скажите, а это не Ковчег частников?
-- Вы что -- сбрендили?!
-- Точно не Ковчег?
-- Да нет же, я вам говорю!
За небольшим столиком сидело довольно легкомысленное
существо сорока лет -- швейцариха в сером платке. Швейцариха
вязала носки. Время от времени она закрывала глаза и на всех
фыркала. Вошедший гражданин ей тоже не понравился.
-- Что вы меня фотографируете? -- спросила она c надсадой
в голосе.
-- Мамаша, как пройти к председателю? -- наивно и
трогательно спросил Корейко.
-- Во-первых, я вам не мамаша, а во-вторых, поздоровались
бы сначала, гражданин.
"Колом бы по балде тебе дать", -- подумал Корейко, а вслух
решился сказать мягко:
-- Добрый день.
-- Да какой же он добрый?!
-- Как пройти к председателю?
-- А вы не грубите! Вам к какому из председателей? К
Парфену Ферапонтовичу или Пахому Феофилактовичу?
-- Кто ж из них главнее?
Швейцариха косо поглядела на Корейко.
-- А я почем знаю? Поднимайтесь на третий, там их
приемная.
Александр Иванович замигал глазками, тихим тараканьим
голосом поблагодарил не очень-то вежливую мадам и медленно
направился к лестнице.
"Странно и закомуристо, -- рассуждал он. -- Учреждение
одно, а председателя -- два! Это тебе не газгандский Пятьдесят
первый!"
На третьем этаже на Александра Ивановича налетел один из
миировских служащих c придурковатым носом и быстрыми
красноватыми глазками.
-- Ага! Вот и вы! -- радостно взвизгнул служащий. -- У
меня из-за вас все нервы отвинтились!
-- Какие нервы, товарищ?
-- Как же какие! За ваш поступок, Ефим Агапович, башку
отломить надо! Вы знаете, что мне сказал Парфен Ферапонтович?
-- Нет, я не знаю, что вам сказал Парфен Ферапонтович!
Дайте пройти...
-- Конечно, не знаете. А как задарма провизионку получать,
вы знаете?
У Корейко больно зыныло в голове, и ему даже показалось,
что его башку перевязали тряпкой.
-- Какую провизионку?
-- Комиссия разберется, какую! Припаяет такой срок, что до
гроба помнить будете! Вы, товарищ Будомиров, под суд пойдете.
Досконально пойдете!
-- Послушайте, я не Будомиров, я...
-- Не Будомиров? Так, что ж вы мне голову битый час
морочите?
Придурковатый нос соколом шмыгнул на лестницу и, прыгая по
ступенькам, скрылся в небытии, оставив подпольного миллионера в
неописуемой растерянности. Покрутив головой так, что возникли
первые признаки тошноты, Александр Иванович приступил к поиску
приемной.
По обе стороны коридора шли двери, обитые дерматином, и на
каждой висели разнокалиберные таблички. В конце коридора на
подоконнике сидело четверо.
-- ...Ну и приходим на Рогожское, -- торопливо говорил
какой-то тип со скошенными к носу глазами. -- Поначалу сказали,
что будут там хоронить. Потом оказалось, что на Калитниковском.
Ну, мы c товарищами пешкодралом... У пруда народу тьма!
Покойник на Боясова походил, но весьма растяжимо. Так и не
узнали, где его похоронили. Форменная труба какая-то, да и
неловко. В общем, так и ушли в дураках.
Корейко стал шарить глазами и вскоре уткнулся взглядом в
высокую красного дерева резную дверь. На двери было две
таблички: "Приемная председателя тов. П.Ф.Иванова" и
"Приемная председателя тов. П.Ф.Сидорова".
В хорошо обставленной приемной Иванова-Сидорова было
тихо-тихо. Напротив окна стоял большой письменный стол, за
которым прихорашивалась секретарь-машинистка в костюмчике
кофейного цвета. Взглянув на секретаршу, Корейко без труда
вычислил, что перед ним сидит тот самый тип государственных
служащих, для которых характерна чиновничья почтительность,
перемешанная c фамильярной пренебрежительностью.
-- Здравствуйте!
-- Вы записаны?
-- Я к вам курьером из Немешаевска.
-- Кем?
-- Курьером.
-- Откуда?
-- Из Немешаевска
-- Ага!
-- Мне к председателю.
-- К какому председателю?
-- К Иванову.
-- Пахом Феофилактович будет через час.
-- Тогда к Сидорову.
-- Парфен Ферапонтович будет тоже через час.
-- Хорошо, я подожду.
Секретарша хмыкнула.
-- Я тогда прогуляюсь по Мииру.
Корейко вышел из приемной и сделал несколько шагов в
сторону лестничной клетки. Стены коридора были сплошь заклеены
разного рода бумажками: приказами, объявлениями, выписками из
протоколов. Одна из бумажек c напечатанным на машинке
престраннейшего смысла текстиком даже заставила улыбнуться
всегда серьезного Александра Ивановича:
МИИРОВЕЦ! БУДЬ БДИТЕЛЕН!
НЕ ТО НЕ ПОЛУЧИШЬ КИРПИЧЕЙ!
Другая бумажка сообщала, что работа товарища Наровлянского
ведется в порядке миража и обюрокрачивания. Серый подмокший
листок c написанным от руки словом "Внимание!" информировал,
что выдача мыла будет происходить в комнате No 6;
предварительная запись у товарища Любомирова в комнате No 66.
Текст же следующей бумаженции Александр Иванович был вынужден
презрительно прочитать вслух:
-- "Согласно приказу по Мииру No 2356/2357 от 25.04.31.
выдача сала приостановлена. Выдача граблей завершена. Выдача
тяпок продолжается, но уже по коммерческим ценам. Лопаты
кончились. Чулки можно получить у товарища
Конкордневой-Златовой. Членам профсоюза в 16.30 в порядке живой
очереди будут выдаваться носки".
Корейко дошел до середины коридора и остановился возле
плаката c надписью:
НЕ ДРЕЙФЬ, МИИРОВЕЦ!
ДАЕШЬ СОЦСОРЕВНОВАНИЕ!
Ниже плаката была приколота солидная бумажка, на которой
аршинными буквами было написано: "Тяпкин-Тряпкин-старший
понадеялся на самотек, а младший тоже хорош". Рядом c аршинными
буквами наискось было написано красными чернилами:
"Партийная и комсомольская прослойки Миира бракуют и корят
за отсталость следующих товарищей: Зубочистку, Кириленко,
Наливайко, Смесь, Беляковича, Магончука, Кравчука (очень
особо), Корагина (завирается), Лещенко (последнее
предупреждение), Прищепу и Панченко", ниже фиолетовыми:
"Предлагаю взнуздать и бросить на низовку за обыкновенный
хилес культуртрегеров К.Б.Нагишом и И.И.Одетого. Тов.
Н.Селиверстова", еще ниже гвоздем к стене была прибита осьмушка
листа c анонимным возмущением: "Почему монотонно молчит
коллектив Миира по поводу безобразного поведения товарища
Стульчикова-Пеночкина?"
Пока Александр Иванович читал всю эту ахинею и раскидывал
мозгами по поводу прочитанного, его чуть не сшибли раскрывшейся
дверью c табличкой "Отдел булавок". Из пахнущей мытым полом
комнаты выскочила барышня c решительно дьявольскими глазами и
спешно направилась к группе миировцев, облепивших окно в конце
коридора.
-- Представляете, товарищи, -- гаркнула она на ходу. --
Стягунчиков правым уклоном страдает! Все думали левым, а он
правым! Мне только что позвонили!
-- Да не может этого быть...
-- Стягунчиков?!
-- Враки!
-- Сын сукин он. Я всегда говорил, что в голове у него
сквозняк.
-- Вот это шок! Ай-да Стягунчиков, подлец этакий!
-- Аида Васильевна, а сведения точны?
-- Вне всяких сомнений. Светозаров звонил!
-- Позор на все учреждение!
-- А наши председатели тоже хороши! Вот у Иванова,
например, нет великой интуиции, а у Сидорова -- прорицательного
ума. Как вы думаете, кто из них обладает даром творческого
воображения? Конечно, никто. Они только и умеют строгие приказы
отдавать. Знаете, что мне вчера сказал личный секретарь
товарища Иванова? Иванов и Сидоров -- финансово обеспеченные
люди! И скоро у наших шефов будет не один авто, а целых два.
-- А я всегда вам говорила, что Иванов перспективу не
видит.
-- А Сидоров рисковать не умеет.
-- А Иванов не может многообещающий договор подвергнуть
тщательному анализу.
-- А вы знаете, что кредитное соглашение c Италией на
триста пятьдесят миллионов лир уже заключено? Вот где работа
была! Вот где работают способные ответработники. Не то что наши
миировцы!
-- Да, ворочать советскими миллионными суммами -- это вам
не шуточки шутить!
-- Иванов, по-моему, вообще не думает о растущей
известности Миира.
-- Это Сидоров не думает, а Иванов как раз думает!
-- Вы хоть сами понимаете, что сказали?
-- А что такое?
-- А в чем дело?
-- Вы сказали глупость!
-- Я, например, хотела сказать, что приемов Миир давно не
устраивал.
-- Тоже мне сообщили!
-- А вы человек, которому присущ только сухой
цивилизованный юмор.
-- Опять туманно и непонятно говорите!
-- Ах! ах! ах!
-- Да! да! да!
Александр Иванович обернулся, почесал рукою за ухом и,
пройдя мимо трехметроворостой стенгазеты, медленно приблизился
к восклицающим миировцам.
-- Простите, товарищи, за навязчивость, а чем, собственно
говоря, занимается ваше учреждение?
За навязчивость пришлось выдержать на себе семь мужских и
два женских пристальных взгляда, по которым без особого труда
угадывался вопрос: "Вы что, гражданин, полный идиот, что ли?" А
в поросячьих глазках вышеупомянутой Аиды Васильевны даже
блеснул веселый огонек, изо рта вылетело деревянное, полное
сарказма замечаньице:
-- В Миире идиотизмом не занимаются, тут люди работают!
-- Чтоб меня уволили по сокращению штатов, но вы,
гражданин, много себе позволяете!
Голос этот принадлежал худощавому мужчине в синей жилетке.
-- А он лобан!
-- А почему лобан?
-- Да вы посмотрите на него: ни лица, ни морды, один лоб
-- и тот безобразный! -- пробасил сероглазый тип, хлопая себя
по брюху.
-- Благодарю вас, -- c гусарской надменностью процедил
Корейко и, поклонившись соответствующим образом, отошел от
глупых миировцев и уселся на один из трех стульев напротив
двери c табличкой "Бухгалтерия".
Контора большая, это ясно, -- предался размышлениям бывший
счетовод. -- C оборотом тоже немалым, это понятно. Люди
работают. Чем занимаются? Какая разница! Что мне нужно? Точнее,
кто мне нужен? Конечно же, председатель. А их два! Непонятно.
Бардак какой-то! А если так, то необходимо использовать этот
бардак в своих целях. Как же их заинтересовать? Может быть,
