Корейко поднял голову и c раздражением спросил:
-- Вы что же, опять пришли за деньгами?
-- О, деньги! Из вашего фибрового чемодана! Новенькие
пачки, аккуратно заклеенные в белую бумагу. Каждая пачка
перевязана шпагатом. Этакие милые миниатюрные бандерольки.
Билетики Госбанка c рисунком сеятеля! Картинки c выставки! Так
вот, они мне не нужны!
Корейко улыбнулся глупейшим образом, пытаясь изобразить на
своем лице: "Верю вам!".
-- Чего же вы хотите?
-- Отлить конную статую товарища Копыто и установить ее
перед входом в ваше общежитие, -- пошутил Бендер. -- Поможете?
Для этого мне нужна небольшая бригада скульпторов, пара тысяч
серебряных побрякушек и вы в качестве руководителя проекта!
Корейко усмехнулся.
-- Меня вчера сократили. Так что можно заняться и статуей.
-- Сократили? -- Остап был в приподнятом настроении. --
Вы, наверно, не сдали нормы ГТО, и из-за вас всю бухгалтерию не
допустили к субботнику! Она оказалась в планово-финансовом
тупике! Ай, как нехорошо! Не отчаивайтесь. Последний
безработный в нашей стране уже получил работу, как недавно
сообщила в печати Московская биржа труда. Найдется что-нибудь и
для вас! Сибирь большая!..
-- Мне не до смеха, -- скривился Корейко.
Тут они подумали разно. Корейко: "Может, в этом портфеле у
него новое дело-компромат?", Остап: "Вот он тот человек,
которому проще отдать деньги, чем объяснить откуда он их взял!
А смотрит-то как! Взгляд гиганта мысли! Ей-богу дыру на мне
протрет!"
Остап погладил на джентльменский манер свои тонкие усики
и, смотря себе под ноги, произнес c повелительной интонацией:
-- Ладно, поговорим серьезно. Вы, как мне известно, всеми
вашими фибрами дрожите от страха разоблачения и, обнявши свой
фибровый чемодан, за который, замечу, партия и правительство
были бы вам очень признательны, сидите в норе и смирно
дожидаетесь капитализма. Но этого не случится! В ближайшие
полсотни лет, по крайней мере.
-- Что же вы от меня опять хотите? -- в душе подпольного
миллионера росло напряжение.
Великий комбинатор подтянул портфель и водрузил его себе
на колени.
"Я так и знал. Компромат!" -- вновь пронеслось в голове
экссчетовода.
-- Спокойствие, любезный Александр Иванович! Отцвели уж
давно хризантемы в саду... Подзащитного я из вас больше делать
не буду. Если нет возражений, мы сейчас же отправляемся в
Москву. Такси, как говорил Адам Козлевич, уже подан.
Корейко выглянул в окно и, действительно, увидел черную
лакированную крышу "рено".
-- Ничего не понимаю. Какая Москва?
-- Я предлагаю вам, что не в моих правилах, вступить в
концессию.
-- Работать c вами? Да вы смеетесь.
-- Александр Иванович, я сын турецко-подданного, то есть
потомок янычаров. Я очень гордый и могу обидеться... Вам
фамилия Оконников, случаем, не знакома?
Корейко невольно охнул.
-- Да не трепещите вы! Я не собираюсь по всей республике
трубить о ваших прошлых связях c гражданином Оконниковым.
-- Все это как-то закомуристо!
Потомок янычаров встал и поместил свой портфель рядом c
недоеденным салом.
-- Вы хотите поближе к телу?! Получите. Вот здесь лежит
отношение, на котором указан номер рассчетного счета. Ничего
особенного, так, обыкновенный номер. Но на этом номере можно
заработать как минимум пять миллионов.
-- Ну и зарабатывайте. Я-то здесь причем?
-- Вы хотели сказать: "У меня уже есть деньги!". Но
учтите, что за полста лет они превратятся в прах в вашем
задрипанном чемодане. При социализме миллионер -- это детская
игра в крысу. Я предлагаю вам комбинацию по вашей части --
небольшое дельце c безналичными рублями.
-- И что же?
В этом вопросе уже звучало согласие. Комбинатор
вдохновился.
-- Представьте, у нас есть контора. На ее счету -- пять
миллионов. Мы их переводим в Москву, откуда они благополучно
летят в один из швейцарских банков.
-- Поэтому вам нужен Оконников?
-- Да, мне нужны его связи. А c ними все просто:
командировка, поезд, оревуар, шампанское в "Мулен-Руж" и
прогулка по левому берегу Сены до площади Согласия.
-- Надо подумать.
-- Один мой знакомый из Парижа, Морис Ногес, рассказал мне
как-то грустную историю о коммерсанте-мечтателе. Хотите
послушать?
-- Меня мало интересует, что говорят ваши знакомые.
-- Молодой бизнесмен, некто Щенков, после ограбления
солидной фирмы "Бенедиктов и К" тоже сказал: "Надо подумать."
На его столе в беспорядке лежали пачки украденных денег,
новенький "вальтер" и разные вещички, доставлявшие их хозяину
немало сексуальных и иных удовольствий. Щенков развалился на
диване и мечтал. И видел он себя богатым, как во сне. Он мечтал
о месте председателя правления банка, которое обязательно себе
купит; он глотал слюни при мысли о длинноногой секретарше,
преданно и нежно подносящей ему чашечку кофе. Он чувствовал,
как бьется его молодое сердце, как яростно струится в жилах
горячая кровь. Он любил деньги и удовольствия. Он думал, что
теперь у него будет все. Но тут распахнулась дверь, c грохотом
ворвались посланные Сигизмундом Апатьевичем Бенедиктовым
молодцы и пристрелили, как собаку, мечтательного коммерсанта.
-- Не понимаю, зачем вы все это мне рассказываете, --
пробормотал Корейко.
-- А затем, Александр Иванович, что думать надо быстрее.
Мы плывем на одном большом корабле, и не исключено, что это
"Титаник".
-- Причем здесь "Титаник"?
Бендер начал терять терпение:
-- Притом, что вы вместо газгандского сала будете есть
шницель под брильянтовым соусом из слез на бессрочных каторжных
работах, где-нибудь в пределах Магаданской области, и лет через
десять, как раз за день до того, как будут раздавать конфеты,
сыграете в ящик. Итак, вы хотите близко познакомиться c
магическим словом "сверхприбыль"?
-- Суть дела? Только не тяните.
-- Хорошо, не буду!
И Остап за несколько минут объяснил подпольному миллионеру
то, что он объяснял Ключникову в течение часа. Свою короткую
лекцию он иногда приправлял оговоркой: "А если вам дым
отечества сладок, устраивайтесь работать пожарником. Все ближе
к пролетариям и все дальше от ОГПУ", предупреждением: "Через
каких-нибудь там пять хозлет вас посадят! Вот тогда-то вы
вспомните мои слова!", лестным отзывом: "Вы умеете изъясняться
осторожным и непонятным юридическим языком, поэтому без вас
дело не решится!", занозистым замечанием: "После того как я
встретился c вами и потерял веру в человечество, меня постоянно
гложет мысль о том, чтобы поскорее убраться из этой страны...",
несущественной вставкой: "А помните, Александр Иванович, как мы
ехали верблюдами? Взлетали на ухабах, пугливо хватаясь за талию
возницы!", использовал такие слова, как "закупориваться",
"нивелировать", "оселок", "шуры-муры", добавлял бранные
эпитеты: "Гражданин архижулик без будущего!", "Зенки протрите,
товарищ Корейко!", "Не плюйте в колодец, вылетит -- не
поймаете!", кроме этого Остап разворачивал перед подпольным
миллионером удивительные дали, раскрашивал их в розовый и
ярко-синий цвет, тут же сворачивал и вновь переходил к существу
дела и, наконец, подобно римскому сенатору Катону Старшему,
помешанному на Карфагене, великий комбинатор завершил свою речь
упоминанием о великолепном городе своей мечты.
Корейко заерзал на стуле.
-- Значит ищем контору, -- задумчиво сказал он, --
вычисляем банк, подделываем перевод, отправляем его в ваш
Немешаевск, оттуда в Москву. Затем на сцене появляется мой
Оконников?
-- Не здесь, а раньше!
-- То есть?
-- Нам сразу нужен Оконников, поэтому первый официальный
московский визит будет нанесен именно ему.
-- Лучше обойтись без визита.
-- Ну тогда...
-- Проще пригласить его в ресторан. Аркадий Борисович --
человек светский, изыск любит.
-- Пойдем навстречу, пусть бесится, -- расхохотался
довольный организатор-концессионер.
-- Теперь я понимаю: из Немешаевска деньги поступают на
готовый счет -- счет, приготовленный Оконниковым... -- Корейко
уже не злился на незванного гостя. -- Да-да, я кое-что слышал о
спецсчетах... Вы знаете, интересно! Вполне интересное дело.
Время шло невероятно быстро. Подпольный миллионер взглянул
на часы -- они показывали четыре.
-- Итак? -- c деловой улыбкой, желая расставить все точки
над "i", холодно молвил Остап.
-- Москва, так Москва!
-- Жаль нет игристого напитка под названием "шампанское":
есть смысл отметить начало нашего предприятия!
-- А что, если...
-- Если что?
-- Если мы вместо ожидаемых миллионов получим ухо от
головастика, а вместо Елисейских полей -- кирку, лопату и
пахнущий морозом воздух магаданских рудников?
-- Как руководитель нашей концессии, отвечаю за все!
И, пока концессионеры мчались в черном душном "рено" на
вокзал имени Ленина, над Газгандом слышался скрип колеса
фортуны.
Глава XVII РЕЦЕПТ ПРОЛЕТАРСКОЙ РИФМЫ
В час пополуночи, когда до отправления поезда
"Бришкент-Москва" оставалось что-то около тридцати минут,
уставшие до одури концессионеры прибыли на бришкентский вокзал
имени товарища Янукидзе. Они ввалились в свое неосвещенное купе
и, получив постель, тут же улеглись спать.
Скоро дверь в купе открылась, запустив внутрь полоску
света и типа c длинными прямыми волосами. Тип поставил чемодан
на багажную полку, расстелил постель и быстро улегся баиньки.
Утром, Остап, едва проснулся, почуствовал на себе чей-то
пристальный взгляд.
И в самом деле, на нижней полке сидел человек огромного
роста, слегка сутулый, c серо-синими глазами и длинными
ресницами на хмуром скуластом лице. Его косоворотка
распространяла по всему купе запах типографской краски.
-- О! -- крайне удивился Остап. -- Фома Несдержанный --
поэтический мастер, работник пера. Я не ошибся, товарищ Фома?
-- Ну и что же? -- осклабился мастер.
Тут Несдержанный начал заниматься сразу двумя делами:
брезгливо нюхать свои руки и пить чай внакладку. На столике
стояла тарелка, на которой нагло раскинулось песочное печенье,
рядом c тарелкой лежало яблоко c родинкой.
-- Помните, вы были в Немешаевске?
-- Немешаевск -- забытый мотив. Сейчас вот езжу по
стране... Представляете, строка в голову не лезет?! Как снял я
год назад c машинки талантливую поэму "Мужики и бабы", так
после этого -- хоть тресни!..
-- Как же так?
-- Да вот так. Хоть я имею право называть себя Фомой
Несдержанным, получается, что я поэт c двойным дном, иначе
говоря, поэт со странностями всех великих поэтов. Замучил гад
меня столбняк, так мучит землю злой сорняк. Попробуйте сейчас
описать сволочь во всей красе! После банкета в "Немправде" не
могу найти правду. Сами знаете, правда -- это не потаскушка,
которая вешается на шею каждому, даже тому, кто не желает быть
c ней знакомиться. Меня уже тошнит от агропоэм и огородных
кантат. Хочется чего-нибудь пролетарского.
Александр Иванович еще спал: c его полки время от времени
слышался пронзительный храп.
Бендер свесился c полки.
-- Могу вам дать рецепт пролетарской рифмы. Хотите?
Фома оставил в покое чай, принялся за печенье.
-- Вы что, поэт?
-- Некоторым образом. Я владею тайной стиха.
Яблоко c родинкой подскочило на месте.
-- Тайной? -- Фома скроил мрачное лицо. -- Рецепт? И что
это за рецепт?
-- Первое: уходите от поэтизмов, занимайтесь только прямой
