отрубали руку. Такое жестокое зрелище собирало много зрителей. Парадокс
заключался в том, что именно на этой площади, глядя на кровавую работу
палача, совершали наибольшее количество краж. То, что там происходит, -
одно, я - совсем другое. Так курильщик, узнав, что его собрат умер от рака
легких, не бросает сигарету. Но если тому же курильщику врач скажет: не
бросите курить, гарантирую, очень скоро у вас отнимется нога, - человек
выбросит сигареты и в жизни к ним не притронется. Он готов бездумно
рисковать жизнью, но не отдаст даже ногу, если убежден в необходимости.
Значит, в борьбе с преступностью дело не в жестокости, а в неумолимости
наказания. Преступление и тут же наказание. Если бы этого можно было
добиться!
Лева уже лежал на своей раскладушке и все продолжал рассуждать...
Мария Григорьевна Калашникова сидела в кабинете Турилина и тонкими
нервными пальцами, на одном из которых красовался массивный мужской
перстень, теребила мокрый носовой платок. Она оказалась не так уж молода и
привлекательна, держалась довольно спокойно, но с тем вызовом, который
порой свойствен женщинам одиноким, с несложившейся судьбой.
Лева тоже был здесь, примостился в уголке, стараясь ни словом ни
взглядом не мешать полковнику. По мнению Левы, начальник повел беседу
непрофессионально.
Когда Маша начала говорить неправду, Константин Константинович не дал
ей завраться и запутаться окончательно, постучал карандашом по столу и
сказал строгим голосом:
- Мария Григорьевна, Маша, я убедительно прошу вас уважать себя и не
считать нас глупыми людьми. Раз я спрашиваю, когда и при каких
обстоятельствах вы познакомились с Евгением Шутиным, надо отвечать.
Голос у Константина Константиновича был строгий, но не
начальнический, скорее с интонацией рассерженного учителя. И смотрел он не
зло, а сердито и недовольно, как бы добавляя взглядом: "Маша, Маша, зачем
вы так? Нехорошо. Стыдно".
Маша познакомилась с Шумным давно, лет десять назад. Сначала между
ними завязался роман, затем он быстро перешел в обыкновенную связь.
Евгений Шутин словно играл роль графа - за что и получил это прозвище, -
снизошедшего до близости с "девушкой из народа".
- Он не говорил, где живет, и врал о том, где работает, -
рассказывала Маша. - Женя любит напустить туману. Порой он не звонил по
году; появляясь, намекал о каких то таинственных командировках. Врал все,
- она махнула рукой и отвернулась. - Я его то любила. То видеть не могла.
Бывало, притащится, ну такой несчастный, растерянный, выпьет,
пригорюнится. - Маша вздохнула, улыбнулась воспоминаниям. - А утром эдак
небрежно, через плечо, словно одолжение делает: "Мария, я тут случайно на
мели оказался, ссуди на недельку". Сущий Хлестаков. А так мужчина
интересный, подруги мне завидовали.
- Очень вы, Маша, на Шутина сердиты, - сказал Турилин.
- А видно? - Маша смутилась. - Верно, сердита и непорядочно о
человеке все плохое да плохое, тем более у вас...
- Ничего особенно плохого вы не рассказали. А что Шутин человек
завиральный и путаный, нам и без вас известно. - Турилин отложил карандаш,
улыбнулся и спросил: - А что вы нам расскажете о Павле Ветрове?
"Вот как завернул старик, - подумал Лева. - Простенько, однако я бы
не догадался".
Маша уже совсем успокоилась, спрятала платочек, который ей
понадобился, когда она пыталась отрицать знакомство с Шутиным, а позже
всплакнула по этому поводу.
- Павел Ветров? - Она нахмурилась, морщинки собрались на ее невысоком
лобике. - Не знаю такого. - Испугавшись сердитого взгляда Турилина,
добавила поспешно: - Ей-богу, не знаю, но слышала. Женя говорил о нем.
Какой-то писатель, карьерист. Женя его в люди вывел, а тот зазнался. Так
Женя говорил.
- Говорил? - Турилин взглянул внимательно. - А почему в прошедшем
времени? Он теперь говорит иначе?
- А Женя о нем последний раз не упоминал, - беспечно ответила Маша, и
стало понятно: о смерти Ветрова и Шутина она ничего не знает.
Турилин спросил о Перове, Маша его не знала и о нем не слышала. Когда
полковник заговорил о поездке в Рязань, Маша усмехнулась:
- С этого бы и начинали, а то ходите вокруг да около, будто я
маленькая и не догадываюсь. Евгений эти деньги украл?
- Не знаю, - чистосердечно сказал полковник. - Нам пока многое
неясно.
Шутин уговорил Машу взять на работе отгул и поехать вместе в Рязань,
пригнать оттуда "Жигули", которые он якобы купил. Прокатимся, на обратном
пути остановимся в кемпинге, поживем денек, как люди, деньги есть, говорил
он. Маша согласилась, и они на электричке доехали до Рязани. Шутин снял в
гостинице номер лишь для себя, сказал Маше, что она переночует у него,
мол, зачем брать два? Затем Шутин куда-то ходил, узнавал о машине,
вернулся через час злой, с перевязанной правой рукой, объяснив, что
прищемил пальцы дверью. Он пошли в сберкассу, Шутин сказал, что деньги
надо положить на книжку и, когда с формальностями будет покончено,
перевести в какое-то учреждение. Деньги на книжку, шесть тысяч новенькими
сторублевыми, положила Маша. Шутин писать не мог, поэтому сберкнижку
выписали на предъявителя. На следующий день Шутин снова куда-то ходил,
вскоре вернулся злой, как черт, ругал бюрократов и проходимцев. Обманули,
и с машиной ничего не вышло, забираем деньги, едем домой. Маша получила в
сберкассе деньги, Шутин рассовал их небрежно по карманам, неожиданно
развеселился, начал сыпать шутками и комплиментами.
"Надо отдать покойнику должное, операцию он провернул быстро и
элегантно", - выслушав девушку, подумал Лева.
- Деньги оказались фальшивые? - спросила Маша, и глаза у нее стали
круглыми и большими. - Уж больно они были новенькие, и рука у Женьки
совершенно не болела.
Леве хотелось задать вопрос, Турилин взглянул на подчиненного и
кивнул.
- Простите, Мария Григорьевна, как вы узнали телефон Шутина? -
спросил он излишне быстро.
В разговоре с Левой Шутин сказал, что уголовный розыск установил
владельца сторублевых купюр, некогда принадлежавших Ветрову. Шутин знать
этого никак не мог. Кто-то Шутина напугал, сообщив, что уголовный розыск
все уже знает.
- Телефон, телефон... - Маша растерялась.
Человек по своей природе в большинстве случаев инертен. Если он врет,
то врет и остановиться не может. Если он говорит правду, ему трудно быстро
соврать. Маша растерялась, говорить правду не хотелось, однако девушка
поняла, что для выдумки момент уже упущен.
- Телефон, - в третий раз повторила она, порылась в сумочке и
протянула Турилину визитную карточку. - Мне надоело, что он не дает свой
телефон и появляется, когда пожелает. Я стащила у него потихоньку. - Она
посмотрела с вызовом.
Турилин понял маневр Левы и принял пас, как говорится, с лета.
- Таскать, да еще потихоньку, нехорошо. Он взял визитную карточку
Шутина. Тон полковника и лукавая улыбка противоречили его словам, и Маша
заулыбалась. - Вы ему позвонили и сказали...
- Позвонила и сказала, - радостно подхватила Маша, она улыбалась и
выглядела моложе своих тридцати трех. - "Маша, я тебя не забываю. Маша, ты
подожди! Маша, ах! Маша, ох!" - передразнивая Шутина, говорила она и,
качнувшись в сторону Турилина, доверительно сообщила: - Годы, между
прочим, идут.
Полковник кивнул и, потупив глаза, вздохнул так выразительно, что
Лева понял: начальник в юности действительно играл Гамлета, а Маша была
покорена окончательно.
- Когда мы вернулись из Рязани, Женя мне заливает: мол, командировка
за рубеж, может, тебе привезти чего? Вернусь, позвоню. Меня это "привезти
чего" особенно из себя вывело. Он за десять лет мне ромашку не подарил, я
не шмоточница, но женщина обыкновенная. Я его за плечи обняла и из
кармана, - она показала на нагрудный карман пиджака, - карточку и
вытащила. Думаю, позвоню ненароком, скажу чего привезти, а что себе может
оставить. Сначала не звонила, а как увидела его на бульваре, - Маша
повернулась к Леве, тот кивнул, подтверждая, - окликнула. А он, Граф,
понимаете ли, не остановился даже. Я ему звонила, все застать не могла,
потом наконец поймала.
- Когда это было? - спросил Турилин.
- Вчера утром и было, - бойко ответила Маша. - Голос такой ленивый у
него, еле слова роняет. Я тут не выдержала и заявила ему: мол, вызывали в
одну интересную организацию, интересовались, что за деньги я вносила в
сберкассу, затем назад забрала. Он молчит. Тогда выдумала, конечно, а
оказывается, как в воду глядела. И так страшно молчит, думаю, не инфаркт
ли у Графа. Наконец глухо так спрашивает: "Как же они нашли тебя?" Им,
говорю, деньги платят, чтобы они нужных людей находили, и трубку положила.
Зазвонил телефон.
- Турилин Гуров? Здесь, - протянул трубку Леве.
- Гуров, - подражая начальнику, сказал Лева.
- Это Попова из бюро пропусков. Тут к вам молодая пара рвется.
Перовы. - И, явно прикрывая трубку рукой, добавила: - Девушка рвется, муж
не очень.
- Выпишите им пропуска, - сказал Лева. - Я иду, встречаю.
Перовы на четвертый этаж поднимались не на лифте, а пешком. Для Левы,
ожидавшего их на площадке, эта минута растянулась, словно резиновая.
Наконец он увидел их: они шли под руку, медленно, так ходят супруги,
дружно прожившие жизнь.
Лева подвинул Ирине стул, Олегу указал, где сесть, кашлянул и
замолчал. А что говорить? Изобразить из себя добренького, сочувствующего
доктора и, потирая ладони, спросить: "На что жалуемся?" Или, наоборот,
сказать сурово и назидательно: "Пришли? Лучше поздно, чем никогда".
Олег, огромный и безвольный, пытаясь улыбаться, прятал глаза под
набухшими веками. Ирина, натянутая как струна, смотрела строго, глаза ее
блестели, как у человека больного.
- Олег Петрович, вы будете говорить или писать? Как вам легче? -
спросил Гуров, пытаясь придать голосу бесстрастную интонацию.
- А вы все знаете? - И как Ирина ни старалась, в голосе ее неприязнь,
даже ненависть были сильнее удивления... - А как для Олега лучше? - Она
смотрела на мужа лихорадочно блестевшими глазами. - Как лучше - говорить
или писать?
- Главное, что вы пришли, а форма значения не имеет, - ответил Лева.
- Я писать сейчас не смогу. - Перов облизнул губы и посмотрел на
руки. - Пишите вы.
У Левы руки тоже дрожали, и писать он тоже не хотел. Он кивнул
Новикову, Ирину вывел в коридор. Она взглянула на Леву с ненавистью, села
и, зажав ладони между колен, застыла в ожидании. Лева отошел в сторону и
оглянулся. Коридор был, как обычно, пуст, и маленькая, сжавшаяся на
огромной скамье фигурка со склоненной, стриженной под мальчишку головой
казалась воплощением отчаяния. "Уйду, уйду с чертовой работы, - думал
Лева. - Почему должен я, почему не другой? Я юрист, могу стать адвокатом,
людей защищать. Защищать людей, - повторил про себя Лева и посмотрел на
Ирину. - Защищать, да-да, именно". Он сел рядом с Ириной. Она и не
заметила его присутствия.
- Ирина, я хочу с вами поговорить, - сказал он. - Если вы ответите на
мой вопрос, то, возможно, это положительно скажется на судьбе вашего мужа.
Гуров не был уверен в правильности своих слов, но иного способа
вывести молодую женщину из оцепенения не находил. Ирина взглянула на Леву
безразлично, затем взгляд ее стал точным, прицеливающимся.
- Да, я вас слушаю. Спрашивайте.
"А ведь она может меня убить, - понял Лева. - Она за Олега способна
убить, у нее рука не дрогнет. Если Олегу угрожал Ветров, а позже Шутин?"
