- Напиши так, чтобы только он понял.
- Они перехватят любое письмо. По телефону тоже не выйдет.
- Пусть перехватывают, а ты не подписывайся. - А почерк?
- Письмо напишу я. Ты продиктуешь мне по буквам. - Получатся
каракули.
- Ну и что? Знаешь, я проголодался. На завтрак хочу омлет и конфитюр.
Потом сочиним письмо. - Кто отошлет его? И как? - Сначала завтрак.
Письмо поначалу показалось невыполнимой задачей. Я не знал домашнего
адреса Лакса. Это, впрочем, было не самое главное. Писать надо было так,
чтобы он понял, что я хочу с ним встретиться, но чтобы этого не понял никто,
кроме него. А поскольку всю корреспонденцию проверяли лучшие специалисты,
предстояло перехитрить их всех. Поэтому никаких шифров. Кроме всего прочего,
я не мог довериться никому даже при отсылке письма. Хуже того. Лакс,
возможно, уже не работал в Агентстве; а если даже каким-то чудом письмо
дойдет до него и он захочет вступить со мной в контакт, целые орды агентов
будут следить за ним в оба. К тому же специальные спутники на стационарных
орбитах наверняка неустанно наблюдали за местом моего пребывания. Хоусу я
верил не больше, чем Грамеру. К Тарантоге тоже обращаться нельзя. На
профессора можно было положиться как на себя самого, но я не мог придумать,
как уведомить его о моем (или нашем) плане, не привлекая внимания к его
персоне - впрочем, и без того, наверное, в каждое окно его дома целился
сверхчувствительный лазерный микрофон, а когда он покупал в супермаркете
пшеничные хлопья и йогурт, то и другое просвечивали, прежде чем он переложит
покупки из тележки в автомобиль. Но теперь мне уже было все равно, и сразу
после завтрака я поехал в городок тем же автобусом, что и в первый раз.
Перед входом в универмаг на лотках пестрело множество открыток, и я с
небрежным видом просмотрел их, пока не нашел ту самую, спасительную. На
красном фоне - большая золотая клетка, а в ней сова, почти белая, с
огромными глазами, окруженными лучами из перьев. Я был не настолько безумен,
чтобы так сразу и взять эту открытку. Сначала я выбрал восемь совершенно
невинных, потом ту, с совой, потом с попугаем, добавил еще две, купил марок
и пешком вернулся в санаторий. Город словно вымер. Только кое-где в садиках
возились люди, а на станции обслуживания, возле которой разыгралась
известная сцена, автомобили, обдаваемые струями воды, медленно проезжали
между голубыми цилиндрами вращающихся щеток. Никто не шел за мной, не следил
и не пытался меня похитить. Солнце припекало, и после часовой прогулки я
вернулся в пропотевшей рубашке, сменил ее, приняв перед тем душ, и принялся
писать открытки знакомым: Тарантоге, обоим Сиббилкисам, Вивичу, двум кузенам
Тарантоги, не слишком коротко и не слишком пространно - само собой
разумеется, ни словом не упоминая об Агентстве, о Миссии, о Луне; только
приветы, невинные воспоминания, ну и обратный адрес, почему бы и нет? Чтобы
подчеркнуть шутливый характер этих открыток, на каждой из них я что-нибудь
дорисовал. Двум черно-белым пандам, предназначенным для близнецов,
пририсовал усы и галстуки, голову таксы, отправляемой Тарантоге, окружил
ореолом, сову снабдил очками, такими, какие носил Лакс; а на пруте, за
который она держалась когтями, нарисовал мышку. А как ведет себя мышка,
особенно если рядом сова? ТИХО. Лакс был не только сообразительным
человеком, но вдобавок носил имя несколько необычное, особенно во второй его
части - Гуглиборк. Не английское, не немецкое, но чем-то даже похожее на
славянское, а если так, то он должен был припомнить, от какого слова
происходит фамилия ТИХИЙ; кроме того, мы ведь и впрямь сидели с ним в одной
клетке. Поскольку я всем уже написал, что охотно с ними увиделся бы, то же
самое я мог спокойно написать и ему, только его я еще поблагодарил за
оказанную любезность, а в постскриптуме передал привет от некой П.Псилиум.
Plantago Psyllium - это сухая ПЫЛЬЦА растения, которое именно так
называется по-латыни, а если бы цензоры Агентства заглянули в толковый
словарь Вебстера или в энциклопедию, то узнали бы, что так же называется
слабительное средство. Вряд ли им что-нибудь было известно о пыли с Луны.
Может быть, и Лаке Гуглиборк ничего не знал о ней; тогда открытка оказалась
бы холостым выстрелом, но большего я себе позволить не мог. Шапиро я не
позвонил. Грамер не особенно пытался завязать со мной разговор, полдня я
провел у плавательного бассейна, а с тех пор как добился взаимопонимания с
моим вторым "я", оно вело себя совершенно спокойно. Только иногда перед сном
я обменивался с ним парой фраз. Позже мне пришло в голову, что, может быть,
лучше было послать Лаксу открытку с попугаем, а не с совой, но дело уже было
сделано, оставалось ждать. Прошел день, другой, третий - ничего не
происходило, два раза я качался в гамаке вместе с Грамером у фонтана в саду,
под балдахином, но он даже не пытался вернуться к нашему разговору. Мне
показалось, что он тоже чего-то ждал. Потел, сопел, охал, жаловался на
ревматизм и был явно не в духе. По вечерам я со скуки смотрел телевизор и
просматривал прессу. Лунное Агентство давало сообщения, похожие на
увещевания психотерапевта, что, дескать, анализ данных лунной разведки
продолжается и никаких нарушений, а тем более аварий, в секторах не
обнаружено. Публицистов эти бессодержательные, скупые сообщения приводили в
бешенство, и они требовали, чтобы директор и руководители отделов Агентства
предстали перед комиссией ООН, а также выступили на специальных
пресс-конференциях с разъяснениями по поводу вопросов, вызывающих особое
беспокойство общественного мнения, но в остальном - словно бы никто ничего
не знал.
По вечерам ко мне заходил Рассел, тот самый молодой этнолог, который
хотел написать о верованиях и обычаях миллионеров. Большую часть материалов
он почерпнул из разговоров с Грамером, но я не мог объяснить ему, что они не
стоят ломаного гроша, а Грамер только прикидывается крезом, в то время как
другие, настоящие миллиардеры, особенно из Техаса, были скучны как манная
каша. Обычными миллионерами они пренебрегали. Держали здесь, в санатории,
собственных секретарей, массажистов и телохранителей, жили в отдельных
коттеджах, охраняемых так, что Рассел вынужден был у меня на чердаке
устроить специальную обсерваторию с перископом, чтобы по крайней мере
заглядывать в их окна. Он уже отчаялся, потому что, даже изрядно
свихнувшись, они не способны были выкинуть ничего оригинального. От нечего
делать Рассел спускался ко мне по лесенке, чтобы поболтать и отвести душу.
Благоденствие, разбушевавшееся после отправки вооружений на Луну, в
сочетании с автоматизацией производства привело к весьма печальным
последствиям. По определению Рассела, настала эпоха пещерной электроники.
Неграмотность распространилась до такой степени, что даже чек уже мало кто
умел подписать - достаточно было оттиска пальца, а остальным занимались
компьютерные устройства. Американская Ассоциация Медиков окончательно
проиграла битву за спасение профессии врача, потому что компьютеры лучше
ставили диагноз, жалобы пациентов выслушивали с поистине бесконечным
терпением. Компьютеризированный секс также оказался перед серьезной угрозой.
Утонченные эротические аппараты сделало ненужными очень простое устройство,
так называемый "Оргиак". Выглядело оно как наушники из трех частей, с
маленькими электродами, надеваемыми на голову, и рукояткой, напоминающей
детский пистолет. Нажимая на спуск, можно было получать наивысшее
наслаждение - колебания нужной частоты раздражали соответствующий участок
мозга, и без всяких усилий, без седьмого пота, без расходов на содержание
теледублетки или теледубля, не говоря уже об обычном ухаживании или
супружеских обязанностях. "Оргиаки" наводнили рынок, а если кому-нибудь
хотелось получить аппарат, подогнанный индивидуально, то он шел на примерку
не к сексологу, а в центр 00 (Обсчета Оргазмов). И хотя "Джинандроикс" и
другие фирмы, которые производили уже не только синтефа-нок - synthetical
females, но также ангелов, ангелиц, наяд, русалок, микронимфоманок, лезли из
кожи и называли "Оргиастик Инк" не иначе как "Онанистик Инк", это не
очень-то им помогало сбывать свой товар. В большинстве развитых государств
было отменено обязательное школьное обучение. "Быть ребенком,- гласила
доктрина дешколяризации,- все равно что быть осужденным на ежедневное
заключение в камере психических пыток, называемых учением". Только
сумасшедшему нужно знать, сколько мужских рубашек можно сшить из
восемнадцати метров перкаля, если на одну рубашку идет 7/8 метра, или на
какой скорости столкнутся два поезда, один из которых ведет со скоростью 180
км/час пьяный восьмидесятилетний машинист, страдающий насморком, а другой
поезд навстречу ему ведет дальтоник со скоростью на 54/8 км/час меньше, если
учесть, что на 23 километра пути приходится 43,7 семафора доавтоматической
эпохи.
Ничуть не полезнее сведения о королях, войнах, завоеваниях, крестовых
походах и прочих исторических свинствах. Географии лучше всего учат
путешествия. Нужно только ориентироваться в ценах билетов и расписании
авиарейсов. Зачем изучать иностранные языки, когда можно вставить в ухо
мини-транслятор? Естественные науки только угнетают и расстраивают юные умы,
а пользу из них никто не может извлечь, раз никто не может стать врачом или
хотя бы дантистом (с тех пор, как в массовое производство были запущены
дентоматы, ежегодно кончали самоубийством около 30 000 эксдантистов в обеих
Америках и Евразии). Изучение химии необходимо не более, чем изучение
египетских иероглифов. Впрочем, если родители несмотря ни на что горят
желанием учить чему-то своих отпрысков, они могут воспользоваться домашним
терминалом. Но с тех пор как Верховный Суд вынес решение, что дети таких
отсталых родителей имеют право подать на папу с мамой апелляцию,
семейно-домашнее обучение, и терминальное в том числе, ушло в подполье, и
только законченные садисты усаживали своих бедных малышей перед
педаго-герами. Педагогеры, однако, все еще разрешалось производить и
продавать, во всяком случае в Соединенных Штатах, а для приманки фирмы
бесплатно прилагали к ним что-нибудь посим-патичнее из огнестрельного
оружия. Азбуку постепенно вытеснял язык рисунков, даже на табличках с
названиями улиц и дорожных знаков. Рассел не особенно убивался из-за всего
этого - мол, все равно уж ничего не поделать. На свете жили еще десяток с
лишним тысяч ученых, но средний возраст доцента составлял уже 61,7 года, а
пополнения не было. Все тонуло в такой скуке благополучия, что, как
утверждал Рассел, слухи о грозящем вторжении с Луны большинство людей
восприняло с удовлетворением, и мнимая паника была выдумкой радио и
телевидения - для оживления рынка новостей. Судебные инстанции не успевали
разбирать дела о так называемых С/Оргиаках, суицидальных, то есть
самоубийственных,- оказалось, что, ударяя себя током в центр наслаждения
между лимбическими и гипоталамическим участками мозга, можно отдать концы с
максимальным удовольствием. С трансце-дерами (трансцедентальными
компьютерами, служащими для установления связи с потусторонним миром) также
возникли юридические проблемы. Речь шла о том, является эта связь
реальностью или иллюзией, но опросы общественного мнения показали, что для
потребителей эта разница - казалось бы, колоссальная - не имела никакого
