значения. Большим успехом пользовались и агиопневматоры, позволяющие
устраивать короткое замыкание со святым духом; почти все церкви включились в
борьбу с агиопневматизацией, но практически безуспешно. Mundus vult de-cipi,
ergo decipatur ( Мир хочет быть обманутым, следовательно, пусть его обманут
(лат.)) - так закончил свои философские рассуждения мой этнолог,
когда в бутылке бурбона показалось дно. Полевые исследования жизни
миллиардеров так разочаровали его, что он впал в полный цинизм и вместо окон
богачей направлял свой перископ в сторону солярия, где нагишом загорали
сестры и санитарки. Это показалось мне несколько странным - он мог ведь
просто пойти туда и посмотреть на каждую из них вблизи, но когда я сказал
ему об этом, он только пожал плечами. В том-то вся и беда, что теперь уже
все можно,- ответил он.
В рекреационном зале нового павильона возились монтеры, заканчивая
установку воображаторов. Как-то вечером Рассел затащил меня на такой сеанс.
В воображатор вкладывается прекс (предлагающая кассета), и в пустом
пространстве перед аппаратурой появляется картина, то есть, собственно, не
картина, а искусственная действительность, например Олимп с толпой греческих
богов и богинь или что-нибудь более жизненное - двуколка, полная сиятельных
особ, которых под улюлюкание толпы везут к гильотине. Или же дети-сиротки,
объедающиеся пряничной черепицей перед избушкой Бабы-Яги. Или же, наконец,
монастырская ризница, в которую вторглись татары или марсиане. А вот что
будет дальше - зависит от зрителя. Под ногами у него две педали, в руке -
управляющая рукоять. Сказку можно превратить в побоище, организовав
восстание богинь против Зевса, головы, упавшие в корзину под гильотиной,
снабдить крылышками, растущими из ушей, чтобы они куда-нибудь улетели, или
дать им прирасти снова к телам, чтобы их воскресить. Можно вообще все.
Ведьма делает из сироток котлеты, но может подавиться ими, а возможен и
обратный ход событий. Гамлет может украсть золотой запас Дании и сбежать с
Офелией (или Розенкранцем, если нажать клавишу "гомо"). Воображатор имеет
клавиатуру как у фисгармонии, только вместо звуков возникают различные
эффекты. Инструкция - довольно толстая книжка, но и без нее легко обойтись.
Достаточно несколько раз двинуть ручку, чтобы убедиться, что при нажиме
влево включается сначала садомат, а потом извратитор. Толкнув ручку в другую
сторону, наоборот - получаем лиризм, сентиментальную слащавость и хэппи
энд. Если бы мы оба не были навеселе, эта забава наскучила бы нам очень
скоро, но и так через четверть часа мы отправились спать. Санаторий приобрел
двенадцать воображаторов, но почти никто ими не пользовался. Доктора Хоуса
это очень огорчало. Он приходил то к одному пациенту, то к другому и убеждал
их дать волю воображению, ибо это лучшая психотерапия. Оказалось, однако,
что ни один из миллионеров и миллиардеров никогда не слыхал о Ба-бе-Яге,
греческой мифологии, Гамлете и средневековых монахах. В их понимании татары
ничем не отличались от марсиан. Гильотину они чаще всего принимали за
увеличенную машинку для обрезания сигар, а все вместе, считали они, не стоит
ломаного гроша. Доктор Хоус, видимо, полагая это своим долгом, каждый день
ходил в воображальню и, пересаживаясь с кресла на кресло, скрещивал Шекспира
с Агатой Кристи, запихивал каких-то спелеологов в жерло вулкана и вытаскивал
их оттуда живыми, невредимыми и с прекрасным загаром. Меня он тоже
уговаривал, но я отказался. Я все еще ждал весточки от Лакса, а Грамер тоже
как будто чего-то ждал и, должно быть, поэтому избегал меня. Возможно, у
него не было новых инструкций. А в общем-то я чувствовал себя совсем
неплохо, тем более что достиг прекрасного взаимопонимания с самим собой.
X. Контакт
Был уже конец августа, и, зажигая вечером лампу на письменном столе, я
обычно закрывал окно от ночных бабочек. К насекомым я отношусь скорее с
неприязнью, за исключением, пожалуй, божьих коровок. От дневных бабочек я не
в восторге, но как-то их переношу, но вот ночные почему-то пугают меня. А
как раз тогда, в августе, их развелось множество, и они безустанно мелькали
за окном моей комнаты. Некоторые были так велики, что я слышал, как они
мягко ударяются о стекло. Сам вид их для меня неприятен, и я уже собирался
задернуть занавески, как услышал стук - резкий и отчетливый, словно кто-то
металлическим прутиком снаружи постукивал по стеклу. Я взял со стола лампу и
подошел к окну. Среди беспорядочно трепещущих бабочек я заметил одну,
совершенно черную, крупнее других, поблескивающую отраженным светом. Раз за
разом она отлетала от окна, а затем ударяла в стекло с такой силой, что я
чувствовал содрогание рамы. Больше того, у этой бабочки вместо головы было
что-то вроде маленького клюва. Я смотрел на нее, как зачарованный, потому
что она ударяла в окно не беспорядочно, а с равномерными перерывами, по три
раза, затем отлетала на некоторое время и возвращалась снова, чтобы
отстучать свое. Три точки, пауза, три точки, пауза,- это повторялось долго,
пока я не понял, что это буква S азбуки Морзе. Признаюсь, я не сразу решился
отворить окно, уже смутно догадываясь, что это не живое существо, но мысль о
том, что я напущу в комнату обыкновенных бабочек, меня удерживала. Наконец,
я превозмог себя. Она мгновенно влетела через щель. Заперев окно, я отыскал
ее взглядом. Она села на бумаги, устилавшие письменный стол. У нее не было
крыльев, и теперь она ничем не напоминала бабочку и вообще насекомое. Она
выглядела скорее как черная блестящая маслина. Признаться, я непроизвольно
отшатнулся, когда она непонятным образом взлетела и, зависнув в полуметре
над столом, зажужжала. Поскольку она не вывелась из куколки, то уже не
вызывала у меня отвращения. Держа лампу в левой руке, правую я протянул за
этой маслиной. Она позволила взять себя пальцами. Была твердой -
металлической или из пластика. Я снова различил жужжание: три точки, три
тире, три точки. Приложив ее к уху, я услышал слабый, далекий, но отчетливый
голос: - Говорит сова, говорит сова. Слышишь меня? Я вставил маслину в ухо
и, сам не знаю как, сразу же нашел правильный ответ:
- Говорит мышь, говорит мышь. Я слышу тебя, сова. - Добрый вечер.
- Привет,- ответил я и, понимая, что разговор предстоит долгий,
занавесил окно и еще раз повернул ключ в замочной скважине. Теперь я
прекрасно слышал Лакса. Я узнал его голос.
- Мы можем говорить спокойно,- сказал он и тихонько засмеялся. Нас
никто не поймет, я применил scrambling собственной разработки. Но все-таки
лучше будет, если я останусь совой, а ты мышью, О'кей? - 0'кей,- ответил я
и погасил лампу.
- Разгадать открытку было не слишком трудно. Ты верно рассчитал. Я
сразу понял, в чем дело. - Но как ты наладил?..
- Мыши лучше об этом знать. Мы переговариваемся, в общем, нелегальным
способом. Мышь должна убедиться, что партнер не подставной. Перед нами две
разные части нашей головоломки. Сова начнет первой. Пыль - это вовсе не
пыль. Это очень интересно построенные микрополимеры, обладающие
сверхпроводимостью при комнатной температуре. Некоторые из них соединились с
остатками того бедняги, который остался на Луне. - И что это означает? -
Время точных ответов еще не пришло. Пока можно строить только догадки. По
знакомству мне удалось достать щепотку порошка. У нас мало времени. То,
благодаря чему мы можем беседовать, через полчаса зайдет за горизонт мыши.
Днем я не мог откликнуться. Правда, тогда мы располагали бы большим
временем, но больше был бы и риск.
Мне было ужасно любопытно, каким образом Лакс сумел прислать ко мне это
металлическое насекомое, но я понимал, что не должен спрашивать. - Я
слушаю, сова, продолжай.
- Мои опасения подтвердились, хотя и с обратным знаком. Я допускал,
что из всей этой мешанины на Луне получится что-то новое, но не предполагал,
что ТАМ возникает нечто, способное воспользоваться нашим посланцем. -
Нельзя ли яснее?
- Пришлось бы без надобности влезть в техническую терминологию. Я
скажу то, что считаю наиболее правдоподобным, и настолько просто, насколько
удастся. Произошла иммунологи-ческая реакция. Не на всей поверхности Луны,
разумеется, но по крайней мере в одном месте, и оттуда началась экспансия
некро-цитов. Так для себя я назвал пыль. - Откуда взялись некроциты и что
они делают? - Из логически-информационных руин. Некоторые из них способны
использовать солнечную энергию. Это, в общем-то, и не удивительно, ведь
систем с фотоэлементами там было очень много. Я считаю, что многие
миллиарды. Все дело в том, что - как бы это сказать - Луна постепенно
приобрела иммунитет ко всякого рода вторжениям. Только не думайте, что там
появился какой-то разум. Как известно, мы покорили силу тяготения и атом, но
беспомощны перед насморком и гриппом. Если на Земле возник биоценоз, то на
Луне - некроценоз. Изо всей этой неразберихи, взаимных подкопов и
нападений. Одним словом, система, основанная на принципе щита и меча, без
воли и ведома программистов, умирая, породила некроцитов. - Но что они,
собственно, делают? - Сначала, я полагаю, они выполняли роль древнейших
земных бактерий, то есть попросту размножались, и было их наверняка много
видов, большинство из которых погибли, как и положено при эволюции. Через
какое-то время выделились симбиоти-ческие виды. То есть действующие
совместно, ибо это приносит им взаимную выгоду. Но, повторяю, никакой
разумности, ничего подобного. Они способны лишь к огромному числу
превращений, как скажем, вирусы гриппа. Однако земные бактерии - паразиты,
а лунные - нет. Там просто не на ком паразитировать, если не считать тех
компьютерных руин, из которых они вылупились. Но это был только их
первоначальный корм. Дело, однако, осложнилось тем, что, пока программы еще
действовали, произошло раздвоение всех видов оружия, которое там
создавалось.
- Я понимаю. На оружие, поражающее живые цели, и на то, что уничтожает
мертвого противника.
- Мышь весьма сообразительна. Именно так, пожалуй, и было. Но от
первичных некроцитов, которые появились много лет назад, наверное, уже
ничего не осталось. Некроциты превратились в селеноцитов. Иначе говоря,
чтобы сохраниться, они начали соединяться, приобретая все большую
разносторонность, как, скажем, обычные бактерии, которые под действием
антибиотиков совершенствуются, то есть усиливают свои инфекционные свойства
и вырабатывают невосприимчивость к антибиотикам. - А что на Луне выполняло
роль антибиотиков? - Об этом пришлось бы говорить долго. Прежде всего,
опасными для селеноцитов оказались те продукты военной автоэволюции, которые
имели целью уничтожать любую "вражескую силу". - Не совсем понятно.
- Хотя сейчас лунный проект вступил в агональную стадию, долгие годы
там шла специализация и усовершенствование оружия, поначалу моделируемого, а
затем и реального, и некоторые виды оружия стали угрожать существованию
селеноцитов.
- То есть они принимали их за "врага", которого надлежит уничтожить?
- Разумеется. Это был превосходный допинг. Наподобие тех пушек, из
которых фармацевтическая промышленность стреляет по бактериям. Это резко
ускорило темп эволюции. Селеноциты взяли верх, потому что оказались
жизнеспособнее. Человек может страдать насморком, но насморк не может
страдать человеком. Ясно, не так ли? Большие, усложненные системы играли там
роль людей. - И что дальше?
- Очень интересный и совершенно неожиданный поворот. Иммунитет из
