забирала из своей машины плащ, на переднем сиденье я заметил крупного
мужчину. Он был неподвижен, как чурбан. Я присмотрелся к нему поближе.
- Это мой дубль,- пояснила она.- Сломался. Все у меня ломается.
Хотела отвезти его в мастерскую.
Голос у нее был глуховатый, чуть хриплый, почти детский. Мне
показалось, я уже слышал его когда-то. Почти наверное. Я открыл правую
дверцу, чтобы дать ей войти и, прежде чем лампочка над зеркалом заднего
обзора погасла, увидел ее лицо вблизи. Я остолбенел, до того она была похожа
на Мэрилин Монро, кинозвезду прошлого века. То же лицо, то же, как будто
бессознательное, наивное выражение губ и глаз. Она попросила остановить
машину у какого-нибудь ресторана, где можно умыться. Я сбавил скорость, и мы
медленно поехали мимо подсвеченных рекламных щитов.
- Сейчас будет итальянский ресторанчик, совсем недурной,- сказала
она.
Действительно, впереди уже светился неон: Ristorante. Я поставил машину
на автостоянке. Мы вошли в полутемный зал. На немногочисленных столиках
горели свечи. Девушка пошла в туалет, а я, после некоторого колебания,
уселся в закоулке между деревянными перегородками. Они разделяли столики, с
трех сторон окруженные деревянными лавками. Зал был почти пуст. На привычном
фоне разноцветных бутылок рыжий бармен мыл стаканы, рядом вела на кухню
дверь-вертушка, окантованная полированной медью. В соседней нише сидел
посетитель за тарелкой с остатками еды и, склонившись, что-то писал в
блокноте. Девушка вернулась.
- Есть хочется,- заявила она.- Я простояла больше часу. Хоть бы
кто-нибудь остановился. Возьмем что-нибудь? Приглашаю.
- Хорошо,- согласился я.
Толстый мужчина, сидевший у стойки спиной к нам, уткнулся носом в
стакан. Между ног он держал большой черный зонт. Появился кельнер, принял у
нас заказ, держа в руках поднос с грязной посудой, и, толкнув ногой
дверь-вертушку, исчез на кухне. Блондинка молча достала из кармана брюк
мятую пачку сигарет, прикурила от свечи, протянула пачку мне, я поблагодарил
кивком. Я пытался, стараясь не слишком пристально вглядываться, определить,
чем же она отличается от той. Ничем. Это было тем удивительнее, что
множество женщин пытались быть похожими на Монро и ни одной это не удалось.
Та была неповторима, хотя не обладала какой-то поразительной или
экзотической красотой. О ней написано много книг, но ни в одной не схвачено
то сочетание детскости с женственностью, которое выделяло ее среди всех. Еще
в Европе, разглядывая ее фотографии, я однажды подумал, что ее нельзя было
бы назвать девушкой. Она была женщина-подросток, вечно словно бы удивленная
или изумленная, веселая, как капризный ребенок, и в то же время скрывающая
отчаяние или страх, словно ей некому было доверить какую-то грозную тайну.
Она глубоко затягивалась дымом и выпускала его изо рта в направлении свечи,
мерцающей между нами. Нет, это было не сходство, а тождество. Я чувствовал,
что если начну теперь слишком задумываться, меня охватят различные
подозрения; я, как-никак, не слепой, и могло показаться странным, почему она
носит сигареты в кармане - привычка вовсе не женская. А ведь у нее была
сумочка, которую она повесила на подлокотник, и к тому же большая, чем-то
набитая. Кельнер принес пиццу, но забыл о кьянти; он извинился и выбежал из
зала. Вино принес уже другой. Я это заметил, потому что здесь все было
устроено в стиле таверны, и кельнеры ходили опоясанные длинными, до колен,
салфетками, словно фартуками. Но этот второй кельнер держал свою салфетку на
сгибе руки. Наполнив наши рюмки, он не ушел, а только чуть-чуть отступил и
остался стоять за перегородкой. Я увидел его там, словно в зеркале, в
сияющей меди двери-вертушки. Блондинка, сидевшая глубже, пожалуй, не могла
его видеть. Пицца была так себе, тесто довольно жесткое. Мы ели молча.
Отодвинув тарелку, она снова потянулась за пачкой "Кэмела".
- Как вас зовут? - спросил я. Я хотел услышать незнакомое имя, чтобы
отделаться от впечатления, будто передо мной та, другая.
- Выпьем сначала,- сказала она все тем же чуть хрипловатым голосом,
взяла наши рюмки и поменяла местами. - Это что-нибудь значит? - спросил я.
- Такая уж у меня примета. Она не улыбалась. - За нашу удачу! 401
С этими словами она поднесла рюмку ко рту. Я тоже. Пицца была густо
поперчена, и я выпил бы вино одним глотком, но что-то вдруг с треском выбило
рюмку у меня из руки. Кьянти забрызгало девушку, разливаясь по ее белому
свитеру кровавыми пятнами. Это сделал тот кельнер. Я хотел вскочить, но не
смог. Мои ноги были далеко под деревянной лавкой, и, прежде чем я их оттуда
вытащил, все вокруг пришло в движение. Кельнер без фартука прыгнул вперед и
схватил ее за руку. Она вырвалась и подняла обеими руками сумочку, словно
прикрывая лицо. Бармен выбежал из-за стойки. Сонный, лысый толстяк подставил
ему ногу. Бармен с грохотом рухнул на пол. Девушка сделала что-то с
сумочкой. Оттуда, как из огнетушителя, вырвалась струя белой пены. Кельнер,
который был уже рядом с ней, отскочил и схватился за лицо, все в белой пене,
стекающей на жилет. Блондинка выстрелила белой струей в другого кельнера,
который вбежал через дверь-вертушку и вскрикнул, пораженный ударом пены. Оба
отчаянно терли глаза и лицо, облепленное белым месивом, как у актеров немой
комедии, забрасывающих друг друга тортами. Мы стояли уже в белом тумане,
потому что пена сразу же испарялась, распространяя резкий, едкий запах и
мутными клубами заполняя весь зал. Блондинка, бросив быстрые взгляды по
сторонам, на обоих обезвреженных кельнеров, направила сумочку на меня. Я
понимал, что наступила моя очередь. Мне и сейчас любопытно, почему я не
пробовал заслониться. Что-то большое и темное возникло передо мной. Черная
материя загремела как бубен. Это был все тот же толстяк. Он заслонил меня
открытым зонтом. Сумочка полетела на середину зала и почти беззвучно
взорвалась. Из нее повалил темный густой дым, смешиваясь с белым туманом.
Бармен вскочил с пола и уже несся вдоль стойки к кухонной двери - та все
еще вибрировала. Блондинка исчезла за ней. Толстяк бросил под ноги бармену
раскрытый зонт, бармен перепрыгнул через него, потерял равновесие, повалился
боком на стойку, с грохотом смел с нее все стекло и проскочил через
дверь-вертушку. Я стоял и смотрел на это побоище. Почерневшая сумочка все
еще дымила между столиками. Белая мгла рассеивалась, пощипывая глаза. Вокруг
раскрытого зонта валялись на полу осколки тарелок, стаканов, рюмок, кусочки
пиццы, облепленные клейким месивом и залитые вином. Все это случилось так
быстро, что бутылка кьянти все еще катилась в своей корзине, пока не
уперлась в стену. Из-за перегородки, отделявшей мой столик от соседнего,
поднялся какой-то человек - тот самый, что писал в блокноте и пил пиво. Я
узнал его сразу. Это был выцветший мужчина в гражданском, с которым я два
часа назад препирался на базе. Он меланхолически приподнял брови и заметил:
- Ну, и стоило ли, господин Тихий, так бороться за этот пропуск?
- Плотно свернутая салфетка на небольшом расстоянии неплохо защищает
от пистолетного выстрела,- задумчиво произнес Леон Грюн, начальник охраны;
коллеги называли его Лоэнгри-ном.- Еще во времена пелерин каждый
полицейский во Франции знал этот способ. Парабеллум или беретта не
уместились бы в сумочке. Конечно, у нее могла быть и дорожная сумка, но
вы-гащить пушку побольше - это требует времени. Все же я посоветовал Трюфли
взять зонт. Просто наитие какое-то, ей-Богу. Это ведь был сальпектин, не так
ли, доктор?
Химик, к которому был обращен вопрос, почесал за ухом. Мы сидели на
базе, в прокуренной, полной народу комнате, далеко за полночь.
- А кто его знает? Сальпектин или какая-нибудь другая соль, со
свободными радикалами в пульверизаторе. Радикалы аммония плюс эмульгатор и
добавки, снижающие поверхностное натяжение. Под приличным давлением -
минимум пятьдесят атмосфер. Немало вошло в эту сумочку. У них, как видно,
прекрасные специалисты.
- У кого? - спросил я, но никто, казалось, не слышал моего вопроса.
- С какой целью? Для чего это было нужно? - спросил я еще раз,
громче.
- Обезвредить вас. Ослепить,- отозвался Лоэнгрин с радушной улыбкой.
Он зажег сигарету и тут же' с гримасой отвращения затушил ее в пепельнице.-
Дайте мне чего-нибудь выпить. Я весь прокурен, как заводская труба. Вы,
господин Тихий, стоите нам уйму здоровья. Организовать такую охрану за
полчаса - это не фунт изюму.
- Хотели меня ослепить? На время или навсегда? - Трудно сказать. Это
чертовски едкая штука, знаете ли. Может, вам и удалось бы выкарабкаться -
после пересадки роговой оболочки. - А те двое? Кельнеры?
- Наш человек закрыл глаза. Успел-таки. Хорошая реакция. Сумочка все
же была в некотором роде новинкой.
- Но почему тот - лжекельнер - выбил у меня из рук рюмку?
- Я с ним не беседовал. Для бесед он сейчас мало пригоден. Потому,
наверно, что она поменяла рюмки. - Там что-то было?
- На девяносто пять процентов - да. Иначе зачем бы ей это?
- В вине не могло быть ничего. Она пила тоже,- заметил я. - В вине
- нет. В рюмке. Она ведь играла рюмкой, пока не пришел кельнер?
- Точно не помню. Ах, да. Она вертела ее между пальцами. - Вот
именно. Результатов анализа придется подождать. Только хроматография может
что-то установить, потому что все пошло вдребезги. - Яд? - Я склонен так
полагать. Вас надлежало обезвредить. Вывести из строя, но необязательно
убивать. Это вряд ли. Нужно представить себя на их месте. Труп не очень-то
выгоден. Шум, подозрения, пресса, вскрытие, разговоры. К чему все это? А вот
солидный психоз - дело другое. Решение более изящное. Таких препаратов
теперь не счесть. Депрессия, помрачение рассудка, галлюцинации. Опрокинув ту
рюмочку, вы, я думаю, ничего не почувствовали бы. Только назавтра, а то и
позже. Чем дольше скрытый период, тем больше это похоже на настоящий психоз.
Кто сегодня не может рехнуться? Каждый может. Я первый, господин Тихий.
- Ну, а та пена? Этот пульверизатор?
- Пульверизатор был последним аргументом. Пятое колесо в сундуке. Она
применила его, когда уже нельзя было иначе. - А кто эти "они", о которых вы
все время говорите? Лоэнгрин добродушно улыбался. Он вытер вспотевший лоб
платочком не первой свежести, с неодобрением посмотрел на платочек, засунул
в карман и сказал:
- Вы сущий ребенок. Не все так восхищены вашей кандидатурой, как мы,
господин Тихий.
- У меня есть дублер? Я никогда не спрашивал... есть ли кто-нибудь в
резерве? Может, так удалось бы установить - кто?
- Нет. Сейчас нет одного дублера. Их целое множество - с одинаковыми
оценками, так что пришлось бы начинать заново всю процедуру. Весь отбор.
Тогда мы могли бы о чем-нибудь догадаться, но сейчас - нет.
- И еще одно я хотел бы узнать,- произнес я после некоторой
заминки.- Откуда она такая взялась?
- Это нам частично известно.- Лоэнгрин опять улыбался.- Вашу
европейскую квартиру пару недель назад перетрясли всю. Ничего не пропало, но
все было осмотрено. Вот оттуда. - Не понимаю?..
- Библиотека. У вас есть книги и два альбома о Мэрилин. Ваша слабость,
как видно.
- Вы перевернули мою квартиру вверх дном и не сказали ни слова?
- Все стоит, как стояло, и даже пыль вытерта, а что касается визитов,
то мы были не первыми. Сами видите, как хорошо, что наши люди рассмотрели
как следует даже книги. Мы молчали, чтобы не беспокоить вас. И без того у
вас голова забита. Максимальная концентрация вам совершенно необходима. Мы
