- Ну, положим, собак дразнят... - несмело возразил Борменталь.
- Проходу от них нет, вот и дразнят, - отрубил Фомушкин.
Заканчивалось письмо призывом принять срочные меры.
- Это не все, - сказал председатель. - Я санкционировал демонстрацию
протеста населения против кооператива. Организатор - ваша жена, - показал
он пальцем на Борменталя. - Дружков заявил альтернативную демонстрацию
собак, я запретил. В конституции о демонстрациях собак ничего не
говорится.
- Логично, - кивнул доктор Самсонов.
- Но и это еще не все, товарищи, - вкрадчиво вступил участковый. -
Надо что-то делать с самим Дружковым. Псы без него - ноль, сколько их
раньше было - и не мешали...
- Посадить его за нарушение паспортного режима нельзя? Он ведь все
еще не прописан, - сказал председатель.
- Надолго не посадишь. Да и откупится. Денег у него больше, чем наш
годовой бюджет, - сказал Заведеев.
- Чем пять бюджетов, - поправил Фомушкин.
- О чем мы говорим, друзья? - улыбнулся доктор Самсонов. - По
существу, о собаке. Посадить собаку можно, но не в тюрьму - на цепь!
Предлагаю именно так подходить к вопросу.
Фомушкин задумался. Видно было, что идея ему нравится, но он не видит
методов ее осуществления.
- Как же так - председателя кооператива и на цепь? У него расчетный
счет в банке, круглая печать...
- Если признать недееспособным... - вставил Заведеев.
- Нет-нет! У него вполне здравый ум, смекалка, вообще, очень
талантливый пес, - сказал Борменталь.
- Ловлю на слове! Пес! - засмеялся Самсонов.
- Кстати, вы не выяснили, кем был тот потерпевший, помните? Три
месяца назад, на шоссе? - спросил Борменталь участкового.
- Кажется, не установили личность, - сказал участковый.
- М-да. Пересилили собачьи гены... - вслух подумал Борменталь.
- Как вы сказали?
- Нет, это я так.
- Вам решать, Дмитрий Генрихович, - сказал Фомушкин. - Сумели его
человеком сделать, сумейте поставить на место.
- Как это?
- Обратная операция, коллега, - жестко произнес Самсонов. - Нет
такого человека - Дружков! Есть собака Дружок.
- Из собаки человека труднее сделать. А уж из человека собаку... -
заискивающе начал Заведеев.
- Да? Вы пробовали? - вскинулся Борменталь.
- Доктор, советская власть просит, - примирительно сказал Фомушкин. -
Пса хорошего сохраните. Неужто не жалко его по тюрьмам пускать? А мы его
точно посадим. Если не за режим, то за взятки. Если не за взятки, то за
подлог... Найдем, за что посадить.
- А как же все то, что он здесь успел... - растерялся доктор.
- Это не волнуйтесь. За нами не пропадет. Клуб отремонтирован, очень
хорошо. Столовую общепиту передадим, магазин вернем торговле... Все
спокойнее будет. О людях надо думать, не о зверях.
Борменталь забарабанил пальцами по столу. Внезапно зазвонил телефон.
Фомушкин поднял трубку, минуту слушал, после чего положил ее и сказал
коротко:
- Швондер скончался.
Швондера хоронили в ясный солнечный день, нестерпимо пахнущий весной,
несмотря на легкий морозец. В парке больницы, между бюстами великих ученых
и памятником Преображенскому, накрытому белой простыней, чернела в снегу
свежая могила; похоронный оркестр оглашал окрестности звуками траурного
марша.
От коттеджа Швондера к могиле по парковой аллее медленно двигалась
похоронная процессия. Впереди шагали Фомушкин и Дружков с орденами Ленина
и Красной Звезды на бархатных подушечках. Следом ехал открытый грузовик с
гробом, за которым шествовало население Дурынышей, а позади - кооператив
"Фасс" в полном составе: полторы тысячи собак.
Колонна собак растянулась метров на триста.
Процессия приблизилась к могиле, грузовик остановился, гроб
переместили на подставку. Траурный митинг начался.
Однако, то ли фигура Швондера не пользовалась любовью жителей
Дурынышей, то ли из-за обилия собак, но в размеренный и скорбный сценарий
траурной церемонии стали вплетаться посторонние нотки. Уже во время речи
Фомушкина раздался откуда-то сзади возглас: "Собаке - собачья смерть!",
как раз в тот момент, когда Фомушкин перечислял заслуги Швондера перед
Советской властью. Кричавшего установить не удалось. Естественно, такой
выпад не прошел незамеченным среди собак, отозвавшихся лаем, на секунду
заглушившим медь траурного оркестра.
И далее, во время выступления представителя ветеранов - старика в
полковничьей шинели - над толпою взметнулся плакат: "КГБ - цепной пес
КПСС!", возникший в том месте, где стояли Марина Борменталь и доктор
Самсонов. Кооператоры отреагировали соответственно.
Едва гроб опустили в могилу и поспешно забросали землей, как в
открытом кузове грузовика оказался Дружков. Он был в модной импортной
куртке черного цвета, его непокрытая рыжая шевелюра горела в солнечных
лучах.
- Люди! - обратился он к собравшимся. - Не надо никого осуждать. Я
тут недавно одну книгу прочел. Хорошая книга. Там написано: "Не судите да
не судимы будете". Один человек сказал... Простите нас все, мы добра
хотим. Запущена земля, конуры обветшали, пищи мало. Грыземся. Виноватых
ищем. А собака - она всегда виноватая. Собака, как никто, вину свою чует.
Злобство ее - от цепи да поводка. Вот сейчас цепь сняли, и собака
радуется, старается для пользы общего дела. Веселой стала собака. У вас
много чего было раньше, счеты у всех свои. А у нас только начинается. Мы
никого не виним. Прошу - не пинайте собаку, она вам пользу принесет. Я
хочу в знак примирения и в память о Швондере воссоздать в первоначальном
виде памятник человеку, которым первым вывел собаку в люди, и памятник
этой собаке. Катя, давай! - Василий махнул рукой.
Катя, находящаяся у памятника, дернула за веревку, покрывало сползло
с фигуры профессора, и собравшиеся увидели рядом с бронзовым
Преображенским бронзовую собаку. На постаменте под старой надписью
блестела золотом новая: "Полиграфу Шарикову от кооператива "Фасс".
Оркестр заиграл марш, и колонна собак торжественно двинулась мимо
памятника.
Марина подошла к Дружкову.
- Василий, зачем вы это сделали? Вы хоть поинтересовались - кем был
этот Полиграф?
- А кем он был?
- Сволочью, - сказала Марина.
- Жаль, конечно, - вздохнул Дружков. - Лучше бы героем. Но ведь был?
Куда от него денешься? Пускай стоит, напоминает, из кого мы вышли. А
дальше - наше дело.
Облава была организована по всем правилам военного искусства. В
понедельник утром платформа Дурыныши была закрыта, поезда следовали мимо
без остановки, благодаря чему городские проводники, прибывающие в деревню
за собаками-кооператорами, не смогли попасть к конторе, где с утра
дожидались выхода на работу несколько сотен собак. В десять утра на
площадь перед магазином, запруженную собаками, с двух сторон въехали два
огромных крытых фургона санитарной службы - мрачные черные машины с
крестами по бокам. Из них высыпали люди в стеганых ватных штанах и
куртках, в рукавицах и шапках. У них в руках были сети и крючья.
Началось избиение.
Псов ловили сетями, подцепляли крючьями и забрасывали живым
копошащимся окровавленным и стонущим клубком в открытые двери фургонов.
Озверевшие от охоты санитары с матом и угрозами носились по площади, круша
крючьями направо и налево. Снег стал красен от крови. Энтузиасты из
местного населения во главе с Пандуриным образовали живую цепь, не
выпускавшую собак из смертельного котла.
Дружков, дотоле дозванивавшийся в город с вопросами - почему нет
проводников - выскочил из офиса налегке, успев прихватить со стола первое,
что подвернулось под руку, - бронзовую копию памятника Преображенскому с
собакой, сделанную на заказ. За ним выбежала Катя. Размахивая увесистой
статуэткой, Василий ринулся в гущу бойни, рыча от бессилия и ненависти, но
был схвачен Заведеевым и двумя доброхотами. Его и Катю препроводили в
поселковый Совет и там заперли под охраной до конца операции. Василий упал
на пол и, царапая ногтями пол, бился об него головой, издавая
нечеловеческие звуки. Катя рыдала.
- Собака - собака и есть, - изрек Пандурин, закуривая и укладывая на
колени дробовик, прихваченный им из дома для пущей острастки.
Василий вдруг кинулся на него, норовя перекусить шею, но помощники
Пандурина - сын его и зять - легко с ним справились, надавав тумаков, и
связали свернутым в жгут транспарантом - длинной красной тряпкой с меловой
надписью "Решения партии - одобряем!". Связанный Дружков, привалясь к
стене, смотрел через окно, как погибают собаки.
Все было кончено в полчаса. Заваленные телами собак фургоны, тяжело
развернувшись на площади, покинули деревню. Разгоряченные бойней жители
разошлись. На площади остались лишь кровавые пятна и клочья шерсти.
Катю вытолкали из поселкового Совета, и она побрела в офис, где уже
мародерствовали дурынышцы: растаскивали мебель, срывали со стен картины,
разворовывали кухню.
Катя добралась до телефона, набрала номер и сквозь слезы проговорила:
- Доктора Борменталя, пожалуйста...
"...Финита ля комедия!" Циничный возглас российских интеллигентов со
времен Лермонтова, когда сделать ничего не можешь, а каяться не привык. Но
ведь виноват-то я, больше никто. Задумал создать человека естественного в
неестественной обстановке. Будто забыл, что сам исхитрялся многие годы,
стараясь сохранить хоть что-то в душе и не утонуть в этой мерзости.
Иронией обзавелся, цинизмом, равнодушием... А тут взял доброго пса и
пустил его на волю. Поверил словам: все, что не запрещено, - разрешено.
Сам же разрешения ему не дал, тем более, не дали милые наши обыватели.
Теперь псу каюк. Коллега Самсонов ходит гордый и изображает провидца.
Выхода нет. Мы никогда не будем людьми, уже поздно. И не в правительстве
дело, не в партиях, не в способе производства материальных благ. Очередной
эксперимент провалился. Страна бездарных экспериментаторов. Благом для
Василия будет снова сесть на цепь и ждать ежедневной похлебки.
Единственный плюс от всего - новенькая операционная. И никелированная
табличка на стене: "Здесь 25 декабря 1990 года родился Василий Генрихович
Дружков". Здесь родился, здесь и помрет... Это самое гуманное, что я могу
для него сделать.
Но кто же сделает это для меня? Похоже, Господь лишь точит свой
скальпель.
"Все остались при своих" - сказала Дарья. Неправда. Василий остался
при чужих. Надо вернуть его к своим и всю жизнь искупать перед ним вину.
Как он будет смотреть на меня? А Алена?.. Лучше не думать.
А я уже было размечтался вслед за ним. Как из десятиэтажной клиники
будут стройными рядами выходить спасители Отечества. Прямо из-под моего
скальпеля. И доллары рекой... Гнусно жить на этом свете, господа!
ЭПИЛОГ
Протокол задержания
Мною, участковым дурынышского поселкового Совета старшим лейтенантом
Заведеевым В.С. задержана по обвинению в совершении взлома поселкового
Совета учащаяся дурынышской школы Борменталь А.Д., по ее показаниям, для
освобождения содержащейся там собаки, подозреваемой в бешенстве. Попытка
выпуска на волю бешеной собаки была пресечена жителем деревни Дурыныши
Пандуриным Ф.Г., который доставил гр.Борменталь А.Д. в отделение. Бешеная
собака по кличке Дружок застрелена Пандуриным Ф.Г. при попытке к бегству
на автомобиле марки "Мерседес", принадлежавшем расформированному
постановлением исполкома кооперативу "Фасс".
Ст. лейтенант Заведеев В.С.
