Затем скальная плита под ним начала медленно крениться в другую
сторону, и вскоре ему пришлось натягивать уже левый повод, чтобы не дать
лошади сойти с дороги. Северянин радовался, что кобыла под ним -
мингольская, приученная не обращать внимания на любые необычные явления
природы, включая и землетрясения.
Теперь уже спокойные воды Восточного моря взорвались длинной и
грязной стеной пенящегося газа, а волны Внутреннего моря разбивались чуть
ли не под копытами лошади.
Но до Топи уже было совсем рукой подать. Фафхрд мог различить
отдельные колючие деревья, кактусы и пучки исполинской морской травы,
которые четко вырисовывались на фоне уже совершенно обескровленного неба
на западе. Через несколько мгновений он разглядел и прямую черную полосу:
это - хвала Иссеку! - была насыпная дорога.
Из-под железных подков лошади вылетали снопы белых искр. Животное
дышало сипло и часто.
Но тут в пейзаже начали происходить тревожные, хотя и едва заметные
изменения. Почти неразличимо для глаза вся Великая Соленая Топь стала
подниматься.
Это означало, что Зыбучие Земли начали опять медленно погружаться в
воду.
С обеих сторон, с севера и с юга, к Фафхрду подступали серые стены -
бушующие пенистые воды Внутреннего и Восточного морей ринулись на
громадную каменную плиту, которая лишилась поддерживавшего ее газового
пузыря.
Внезапно перед Фафхрдом вырос черный уступ примерно в ярд высотой.
Низко пригнувшись в седле, Северянин дал кобыле шенкеля; в мощном прыжке
преодолев высоту, она приземлилась на твердую почву и без малейшей
задержки поскакала дальше - с той лишь разницей, что теперь ее копыта не
гремели по камню, а мягко стучали по плотно утрамбованному гравию насыпной
дороги.
Грозный гул позади нарастал, внезапно раздался оглушительный взрыв.
Фафхрд оглянулся и увидел чудовищную круговерть воды, но уже не серой, а
призрачно-белой в слабом свете, лившемся с запада: прямо над дорогой
столкнулись волны Внутреннего моря с валами Восточного.
Северянин уже собрался было отвернуться от этого жуткого зрелища и
чуть придержать кобылу, когда из бело-серого водоворота вынырнул сперва
один черный всадник, за ним другой, потом третий. Четвертого не было, -
по-видимому, он сгинул в пучине. При мысли о том, какой прыжок пришлось
совершить трем вороным лошадям и их всадникам, волосы на затылке у Фафхрда
встали дыбом, и он, чертыхаясь, принялся понукать свою мингольскую кобылу,
прекрасно зная, что к нежному обращению она не приучена.
12
Когда тени удлинились до бесконечности, а солнечный диск сделался
темно-оранжевым, Ланкмар начал готовиться к еще одной ночи ужаса. Жители
города не клюнули на то, что свирепых крыс на улицах стало меньше:
чувствуя наэлектризованное затишье перед бурей, они, как и в прошлую ночь,
баррикадировались в верхних этажах своих домов. Солдаты и стражи порядка,
в зависимости от индивидуальных особенностей характера, удовлетворенно
ухмылялись или ворчали на глупость начальства, когда узнали, что за час до
полуночи им следует собраться в южных казармах, где перед ними выступит
Олегний Мингологубец, который славился своими длиннейшими, нуднейшими и
слюнявейшими речами как ни один главнокомандующий за всю историю Невона,
не говоря уж о том, что от него по-стариковски воняло кислятиной.
Слинур приказал всю ночь жечь огни на борту "Каракатицы" и велел
заступить на вахту всей команде. Черный же котенок, оставив "воронье
гнездо", прогуливался по поручням со стороны причала, время от времени
тревожно мяукал и вглядывался в темные улицы, словно охваченный искушением
и страхом одновременно.
Глипкерио на какое-то время успокоился, наблюдая за Ритой, которую
подвергли изощренным истязаниям, в большей степени душевным, нежели
физическим, а также многочасовому допросу умелых инквизиторов, поставивших
своей целью выбить из нее признание, что Мышелов является крысиным вождем
- его уменьшение до размера крысы доказывало это со всей очевидностью, - а
также заставить девушку выдать всю информацию касательно его магических
методов и уловок. Девушка буквально заворожила Глипкерио - так живо и
неутомимо реагировала она на угрозы, издевательства и сравнительно легкие
пытки.
Однако через какое-то время ему наскучило и это, и он велел подать
себе легкий ужин на залитый красным солнечным светом балкон Голубой
палаты, рядом с медным желобом, подле которого стоял серый
веретенообразный снаряд, который монарх время от времени для пущего
утешения нежно поглаживал рукой. Что ж, Хисвину он не солгал, самодовольно
убеждал себя Глипкерио, у него и впрямь есть секретное оружие, хотя и
предназначенное не для нападения, а как раз наоборот. Только бы не
пришлось им воспользоваться! Хисвин пообещал, что в полночь произнесет
заклинание против распоясавшихся крыс, а ведь до сих пор у Хисвина дела
шли отлично - разве не спас он от крыс караван с зерном? - да и его дочь
вместе со своей служанкой умели успокоить Глипкерио, и, что удивительно,
никого при этом не отхаживали кнутом. Он ведь своими глазами видел, как
Хисвин умертвил своим заклинанием крыс, и со своей стороны сдержал слово:
в полночь все солдаты и стражи порядка будут слушать в южных казармах
этого утомительного Олегния Мингологубца. Все, что от него требовалось, он
сделал, убеждал себя Глипкерио, Хисвин выполнит свое обещание, и в полночь
со всеми бедами и неприятностями будет покончено.
Но полночь наступит еще так не скоро! Монарха-орясину в черной тоге и
венке из фиолетовых анютиных глазок опять охватила скука, и он с тоской
вернулся мыслями к кнутам и Рите. Все у него не как у людей: сюзерену,
отягощенному административными и прочими государственными заботами, даже
не выделить времени на непритязательные хобби и невинные развлечения.
Тем временем инквизиторы закончили на сегодня с Ритой и оставили ее
на попечение Саманды, которая то и дело принималась описывать девушке,
каким умопомрачительным поркам и прочим истязаниям она ее предаст, когда
эти хлюпики-инквизиторы завершат свою работу. Истерзанная девушка пыталась
найти утешение в мысли, что ее лихому серому спасителю удастся обрести
нормальные размеры и прийти к ней на помощь. Что бы там ни утверждали ее
гадкие мучители. Серый Мышелов сделался ростом с крысу вовсе не по своей
воле. Рита стала вспоминать слышанные ею в детстве сказки про ящериц и
лягушек, которые вновь стали прекрасными принцами после нежного девичьего
поцелуя, и, несмотря на страдания, глаза на ее безбровом лице подернулись
мечтательной дымкой.
Сквозь прорези в маске Грига Мышелов разглядывал роскошную залу
заседаний и находившихся в ней крыс, входивших в Совет Тринадцати. Ему уже
успело опротиветь и окружение, и то обстоятельство, что все время
приходилось шепелявить. Тем не менее он постарался собраться для
последнего усилия, мысль о котором по крайней мере щекотала ему
воображение.
Его появление здесь было полно крайней простоты и неизбежности. Когда
он расстался с Гристом и его копейщиками и добрался до пятого этажа,
крысы-пажи распростерлись перед ним ниц на беломраморной лестнице, и
вперед вышла крыса-гофмейстер, позванивая в серебряный колокольчик с
гравировкой, который прежде звенел, скорее всего, на лодыжке храмовой
танцовщицы с улицы Богов. Величественно опираясь на жезл из слоновой кости
с сапфиром на конце, хотя и слегка прихрамывая, Мышелов молча прошел в
сопровождении гофмейстера в залу заседаний и был усажен в соответствующее
кресло.
Зала была низкой, но просторной, колоннами в ней служили золотые и
серебряные свечи, явно стянутые из дворцов и церквей Ланкмара. Было там и
несколько украшенных самоцветами колонн, которые очень смахивали на
скипетры и жезлы. У дальней стены, наполовину скрытые колоннами, толпились
крысы-копейщики, камердинеры, слуги, носильщики паланкинов со своими
транспортными средствами и прочая шушера.
Зала освещалась посаженными в золотые и серебряные клетки огненными
жуками, ночными пчелами и светящимися осами величиной с орла, и было их
так много, что свет в зале заметно пульсировал. Мышелов решил, что, если
ему захочется поразвлечься, он выпустит из клеток несколько светящихся ос.
В центральном круге, образованном особо дорогими колоннами, стоял
круглый стол, за ним на равном расстоянии друг от друга восседали
Тринадцать - все в масках, белых капюшонах и одеяниях, из-под которых
торчали лапы в белых перчатках.
Напротив Мышелова, на кресле, которое было чуть выше остальных, сидел
Скви, врезавшийся ему в память с того момента, когда он сидел у него на
плече и грозил перерезать ему сонную артерию. Справа от Скви сидел Сисс, а
слева - молчаливая крыса, которую присутствующие называли лорд Незаметный.
Единственный из Тринадцати, этот угрюмый лорд был облачен в черные плащ,
капюшон, маску и перчатки. В его чертах было нечто неуловимо знакомое, -
возможно, потому, что цветом своей одежды он напомнил Мышелову Свивомило и
Гриста.
Остальные девять крыс были явно новоизбранными членами, призванными
заполнить бреши в Совете, которые образовались после истребления белых
крыс на борту "Каракатицы", поскольку они в основном сидели молча, а когда
вопрос ставился на голосование, сразу соглашались с большинством старых
членов Совета; когда же голоса разделялись между ними поровну, новички
воздерживались.
Всю столешницу закрывала круглая карта, сделанная, по всей видимости,
из загорелой и хорошо выделанной человеческой кожи, очень тонкой и
пронизанной множеством пор. На самой карте не было ничего, кроме массы
точек - золотых, серебряных, красных и черных, отчего она напоминала
засиженную мухами витрину торговца фруктами в бедном квартале. Глядя на
нее, Мышелов поначалу вспомнил лишь мрачное, многозвездное небо. Но по
замечаниям присутствующих он постепенно понял, что перед ним - ни больше
ни меньше как карта всех крысиных нор в Ланкмаре!
Поначалу эта карта ни о чем Мышелову не говорила. Но мало-помалу на
первый взгляд беспорядочных нагромождениях точек и пунктирных завитушек он
начал узнавать главные улицы и здания города. Изображение города было,
понятное дело, перевернутым, поскольку неведомый картограф смотрел на него
не сверху, а снизу.
Как выяснилось, золотыми точками были изображены норы, неизвестные
людям и используемые крысами; красными точками - норы, известные людям, но
тем не менее еще действующие; серебряными - неизвестные наверху, но
временно законсервированные подземными жителями; и наконец, черные точки
обозначали норы, известные людям и не посещаемые грызунами Нижнего
Ланкмара.
На протяжении всего заседания к столу время от времени подходили три
стройные крысы-служанки, чтобы изменить цвет той или иной точки или даже
нанести новую в соответствии с текущей информацией, которую шепотом
сообщали им пажи, бесшумно входившие в залу. Три крысы очень ловко
работали кисточками типа "крысиный хвост", каждая из которых была сделана
из одного-единственного жесткого и распушенного на конце конского волоса,
макая их в одну из четырех привешенных к поясу чернильниц с чернилами
соответствующего цвета.
Через некоторое время Мышелов начал постигать простой и вместе с тем
жуткий план штурма Верхнего Ланкмара, который должен был начаться за
полчаса до полуночи: он узнал подробнейшие сведения о ротах копейщиков,
арбалетных расчетах, ударных группах кинжальщиков, бригадах отравителей и
поджигателей, а также об убийцах-одиночках, детоубийцах, крысах-паникерах,
