выдержит.
Дубина с сокрушительной силой ударила в пол рядом с Уррием - от удара
мраморная плита треснула, вдавившись, из ближайшей колонны выскочил череп
и покатился к трону.
Уррий даже не шелохнулся, смотрел прямо на великана. Он ожидал, что
тот сейчас превратится во что-то совсем невообразимо мерзкое, ужасное,
многоголовое, пышущее пламенем и источающее ядовитую слизь. Уррий
приготовился ко всему, он подумал, что главное - сразу не испугаться,
устоять, не дрогнуть. Он покрепче сжал рукоять Гурондоля, опасаясь лишь,
что, как со змеей, вновь не выдержит и взмахнет им, защищаясь.
Но ничего подобного не случилось. Зал заполнил ярчайший фиолетовый
свет, подобный тому, что вызывал Князь Тьмы в колдовской пещере. Уррию
вновь пришлось зажмуриться.
Когда он открыл глаза, то мог бы удивиться, если бы не настроил себя
заранее не удивляться чему бы то ни было. Но восхитился - да! Зал
преобразился. Вместо гнусных корявых колонн из черепов, возвышались
изящные светлые колонны с золотым узором, исчезли прочие мерзости, трон
перед ним стоял нормальных размеров, правда тоже с шестерками, на троне
сидел пожилой красивый мужчина в черном с золотом одеянии. На голове его
красовалась высокая корона тонкой работы - символ власти. Чуть позади
трона стоял, пристально глядя на Уррий, Белиал.
"Вот так-то лучше", - с облегчением подумал Уррий, догадываясь, что
комедии с пуганием кончились, сейчас начнется разговор. Только Уррий
прекрасно понимал, что разговор может оказаться куда страшнее всех
предыдущих ужасов вместе взятых.
- Кто ты? - спросил сидящий на троне. Голос у него был красивый -
громкий, властный и в то же время вежливый и доброжелательный к
собеседнику.
- Сэр Уррий Сидморт, четвертый сын сэра Отлака Сидморта, графа
Маридунского, - без промедления, но и без излишней поспешности ответил
Уррий.
- Ты знаешь кто перед тобой?
- Догадываюсь.
- Я - Луцифер, Царь Тьмы, владыка всего сущего.
Уррий почтительно, но без подобострастия поклонился.
- Не хочешь ли ты послужить мне?
- Нет, - глядя прямо в глаза Луциферу твердо ответил Уррий.
- Согласись! И я подарю тебе любовь самой красивой женщины в мире!
- Любовь надо завоевать самому, иначе это, наверное, не любовь, -
неожиданно для самого себя ответил Уррий. И добавил. - Вы уже подарили
Сарлузу, она шпионила для вас за мной, да?
- Сарлуза? - непонимающе переспросил Луцифер и вопрошающе посмотрел
на Белиала.
Тот на ухо пояснил. Царь Зла вновь перевел взгляд на стоящего перед
ним юношу.
- Послужи мне, - вновь сказал Луцифер. - И я сделаю тебя самым
богатым человеком в мире. Ты четвертый сын знатного графа - без имени, без
наследства... Поклонись мне и ты сможешь основать свой собственный богатый
род.
Как это предложение было созвучно мыслям самого Уррия! Но он сказал:
- Если меня сделают богатым, мне это не принесет счастья. Рыцарь
должен добиваться богатства своим мечом, а не продажей своей совести.
- Поклонись мне! - прогремел Луцифер. - И я сделаю тебя королем самой
могущественной державы. Миллионы людей буду подчиняться и поклоняться
тебе!
- Сотни лет назад вы искушали Господа нашего Иисуса Христа. С тех пор
ваши соблазны не стали умнее. Я не согласен!
- Любому человеку можно предложить нечто, перед чем он не в силах
устоять! - сказал царь Зла.
- Наверное, вы правы, - подумав ответил Уррий. - Но я все равно не
соглашусь служить вам!
- Позвольте узнать почему, сэр Уррий?
- Вы - воплощение Зла! - с юношеским максимализмом и откровенностью
ответил молодой рыцарь.
- Да?! Что есть Добро, а что Зло? Ты убил молодого контрлбрика
алголиан Парсондху. Для тебя это - Добро, ты защищал свою веру и свою
жизнь. А для Парсондхи? С младенчества его воспитывали алголиане, заменив
ему отца и мать, и не было для него ничего дороже святых реликвий
алголиан... Ты посягнул на одну из них, он пытался защитить ее от
надругательств человека иной веры. Ты убил его, для него твой поступок -
Зло. Это простейший пример. Изначально задуманное Добро, может обернуться
Злом. Добр ли твой Господь, обрекший на гибель тысячи жизней? Добро и Зло
- суть две стороны монеты!
Уррий промолчал.
- Поклонись! В последний раз предлагаю!
- У рыцаря может быть за всю жизнь лишь один господин, - тихо сказал
Уррий.
- И кто твой господин?
Уррий задумался. Кто? - Господь Бог? Верховный Король Британии?
собственный отец?
- Моя честь и совесть, - ответил Уррий.
- Да, это он, - сказал Луцифер Белиалу. И снова задал вопрос юноше: -
Если тебе будет угрожать смертельная опасность и твой Христос не придет к
тебе, примешь ли ты мою помощь?
Этот вопрос оказался самым трудным. Но Уррий знал, что отвечать надо
честно. И он произнес:
- Да.
- Известно ли тебе, что ты - наследник Алвисида? - продолжал допрос
Луцифер.
- Теперь - знаю, - сказал Уррий.
- Алвисид также не поклонился мне, - сказал Луцифер. - Но относился с
должным уважением. Два века назад он дал нам на хранение нечто, попросив
передать своему наследнику. Для этого ты здесь. - Неожиданно в руках
Луцифера оказался длинный, футов пяти, и неширокий ящик. - Это ларец
Алвисида. Если ты действительно наследник Алвисида и обладаешь достаточной
силой, ты воспользуешься тем, что внутри. Если нет - когда будешь
открывать ларец - умрешь. Никто не знает что там внутри. Возьми ее и
открой.
Уррий засунул Гурондоль в ножны, подошел и взял в руки прямоугольный
предмет из желтого матового камня, словно подсвечиваемого чем-то изнутри.
- Ты можешь отказаться от ларца и вернуться домой, - впервые за весь
разговор сказал Белиал. - Все, кто пытались его открыть, не обладая силой
Алвисида, - погибли страшной смертью.
И Уррий понял, что настал самый страшный момент этого приключения.
Ему очень хотелось жить. Но отказаться от странного подарка он не мог. Он
уже решил на серебряной дороге - пройдет все испытания или погибнет с
честью, или же испугается и вся жизнь пройдет под знаком страха. Третьего
не дано. Второй вариант не приемлем.
Уррий решительно потянул вверх каменную крышку тяжелого ларца.
Уррий верил в шар Алгола, признавшего в нем хозяина, и надеялся, что
ларец тоже признает его.
В ларце на голубой бархатной подушке лежал меч. Меч Алвисида. Меч его
легендарного предка Алана Сидморта - единственный, из мечей предков,
который не висит на стене родового замка. Рядом с лезвием меча лежал и
спал маленький, не более трех дюймов ростом человечек.
- Что там? - не вытерпел Луцифер и Уррий тут же захлопнул крышку.
Царь и Князь Тьмы с плохо скрываемым любопытством смотрели на ларец в
руках юноши, но из-за крышки им не видно было, что находится внутри.
- Алвисид не сказал вам, что там? - спросил Уррий.
- Нет, - ответил Белиал.
- Значит и я не имею права сказать, - твердо ответил Уррий.
- Что ж, - вздохнул Луцифер. - Тогда я тебя больше не задерживаю. -
Он хлопнул в ладоши.
Позади Уррий раздался какой-то звук. Уррий обернулся и в волшебном
зеркале увидел всматривающихся в него с той стороны Эмриса, Ламорака,
Триана и сэра Бламура.
- До встречи, сэр Уррий Сидморт, - сказал Луцифер.
- Прощайте, - ответил Уррий и почтительно, но достойно наклонил
голову.
И спиной подошел к зеркалу, не отрывая глаз от Царя Тьмы. Ногой
нащупал раму и также спиной вошел в волшебное зеркало. И увидел
собственное отражение - он вернулся в колдовскую пещеру.
- Ну что? - в один голос спросили все, ожидавшие его. Кроме, конечно
Триана, который не мог говорить, но вопрос читался во всей его позе.
13. САРЛУЗА
В судьбе племен людских, в их непрестанной смене
Есть рифы тайные, как в бездне темных вод.
Тот безнадежно слеп, кто в беге поколений
Лишь бури разглядел да волн круговорот.
Виктор Гюго
В Писании сказано: "Священнослужитель - муж одной жены". Ей он должен
отдать всю свою жизнь, всю свою любовь, ей посвятить все свои устремления.
И жена эта - церковь.
Святой отец Свер, младший и теперь единственный брат нынешнего графа
Маридунского, с малых лет предназначался церкви. Его воспитывал родной
дядя, ныне почивший в бозе, преподобный отец Агивар, вся жизнь которого
была примером святости, мудрости и добродетели. И отец Свер в саму кровь
свою впитал десять заповедей господних и мораль христианской религии, став
их ревностным проводником и поборником.
Отец Свер должен был унаследовать епископский титул после смерти Его
Преосвященства отца Гудра, которому уже совсем не долго осталось жить, так
как епископ очень стар - он сам не помнит сколько ему лет. Он - родной
брат деда нынешнего графа Маридунского и отца Свера, он помнит времена, о
которых все давно забыли...
Отец Свер, с высоты своей праведности строго судил всех христиан по
основам морали, требовал тщательного соблюдения всех заповедей. И строже
всего судил - себя.
Он понимал, что тоже человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Но
перебарывая свои плотские устремления, человек очищается и приближается к
Господу своему. И дожив до сорока пяти лет лет отец Свер ни разу не
нарушил ни единой заповеди. Ни разу не знал он женского тела, сумев
избежать соблазнов, когда десять лет провел при святом Папе в Аахене, и
где далеко не все священники строго соблюдали заповеди Господни. И он, в
числе избранных, наиболее достойных священников, удостоился чести
лицезреть и слушать Иисуса Христа - не чаще раза в десятилетие ступает сын
Божий на грешную землю! Далеко не каждому епископу выпадает такое счастье!
Тем тяжелее было его падение полгода назад!
Он, совершенно неожиданно для себя сорвался и предался греху
прелюбодеяния с одной из служанок замка! Ничто не предвещало беды для
него, когда он шел по коридору замка и навстречу ему попалась черноволосая
красавица со скромным взглядом, под которым скрывалась душа аспида. Он
даже не помнил были ли сказаны тогда какие-либо слова - она увлекла его в
одну из пустовавших комнат и совратила его! Он лишился девственности,
которой гордился, он изменил своей жене - церкви, которой посвятил всю
свою жизнь и все свои устремления!
Он ненавидел врагов церкви - иудеев, алголиан, язычников. Он боролся
с ними, не жалея жизни самой. Рискуя жизнью десять лет назад он ездил по
алголианским Каталогам и вступал в диспуты с ихними апологетами. По
приглашению самих алголиан ездили христианские священники отстаивать свои
убеждения в жарких спорах, но все равно опасность того, что христиан
забьют камнями в странах иноверцев существовала.
После грехопадения больше всего он ненавидел себя, ибо понимал, что
нет теперь за ним помощи господней в диспутах с неверующими и в разговорах
с заблудшими. Он не желал жить, он хотел умереть, чтобы не было на сердце
страшного греха. Но церковь категорически запрещает самоубийство, и
нарушить основы еще раз он физически не смог. Он молился денно и нощно
пред Господом в нижайших просьбах простить этот страшный грех. Он хотел
уйти в безжизненную пустыню, замаливать грехи и ценой страданий плоти
искупить ее же, то есть плоти, вину. Но епископ был очень стар, а младший
преемник из рода Сидмортов, отец Флоридас, хоть и посвящен в сан, но еще
молод и неопытен, его могли не назначить епископом в случае смерти отца
