все это - не мистификации науки, не мечты безумия, это - термины,
истинное значение которых надо понять, причем все они выражают различное
употребление одного и того же секрета, различные признаки одной и той же
операции, которую определяют более общим образом, называя ее великим
делом.
В природе существует сила, совершенно иначе могущественная, чем пар;
благодаря этой силе, человек, который сможет завладеть и управлять ею,
будет в состоянии разрушить и изменить лицо мира. Сила эта была известна
древним; она состоит из мирового агента, высший закон которого -
равновесие, и управление которым непосредственно зависит от великой тайны
трансцендентальной магии. Управляя этим агентом, можно изменить даже
порядок времен года, ночью производить дневные явления, в одно мгновение
сообщаться между концами земли, видеть, подобно Аполлонию то, что
происходит на другом конце света, исцелять или поражать на расстоянии,
придавать своему слову успех и повсеместное распространение. Этот агент,
едва открывающийся ощупью учениками Месмера, есть именно то, что
средневековые адепты называли первой материей великого дела. Гностики
сделали из него огненное тело Святого Духа; его же обожали в тайных
обрядах Шабаша или Храма, под иероглифическим видом Бафомета или
Андрогина, козла Мендеса. Все это будет впоследствии доказано.
Таковы секреты тайной философии; такой является нам магия в истории;
посмотрим же на нее теперь в книгах и делах, в посвящениях и обрядах.
Ключ ко всем магическим аллегориям находится в листках, о которых я уже
упоминал и которые считаю делом Гермеса.
Вокруг этой книги, которую можно назвать ключом к своду всего знания
тайных наук, расположились бесчисленные легенды, являющиеся либо
частичным ее переводом, либо беспрестанно возобновляющимся под тысячью
различных форм комментарием.
Иногда эти замысловатые басни гармонично группируются и образуют тогда
великую эпопею, характеризующую данную эпоху, хотя толпа и не может
объяснить ни как, ни почему. Так баснословная история Золотого Руна
резюмирует, скрывая их, герметические и магические догматы Орфея; я
восхожу только к таинственной греческой поэзии потому, что Египетские и
Индусские святилища некоторым образом пугают меня своей роскошью, и я
затрудняюсь в выборе среди такой массы сокровищ. Да и пора уже мне
приступить к Фиваиде, этому пугающему синтезу всего учения: как
настоящего, так прошлого и будущего, к этой, так сказать, бесконечной
басне, которая, подобно богу Орфею, касается обоих концов цикла
человеческой жизни.
Удивительное дело! Семь Фивских ворот, которые защищают и на которые
нападают семь военачальников, поклявшихся над кровью жертв, имеют то же
значение, которое имеют в аллегорической книге Святого Иоанна семь
печатен священной книги, которую объясняют семь гениев и на которую
нападает семиголовое чудовище, после того, как оно было открыто живым и
принесенным в жертву агнцем! Таинственное происхождение Эдипа, которого
находят висящим в виде окровавленного плода на дереве Цитерона,
напоминает нам символы Моисея и рассказы "Бытия". Он сражается Со своим
отцом и, не зная его, убивает: ужасное пророчество о слепой эмансипации
разума без знания; затем он встречается со сфинксом, символом символов,
вечной загадкой для толпы и гранитным пьедесталом для науки мудрецов, с
молчаливым и пожирающим чудовищем, выражающим своей неизменной формой
единый догмат великой мировой тайны. Каким образом четверное переходит в
двойное и объясняется тройным? Или, выражаясь более иносказательно и
вульгарно, как называется животное, которое утром ходит на четырех ногах,
в полдень на двух и вечером на трех? Выражаясь языком философии, каким
образом учение об элементарных силах производит дуализм Зороастра и
резюмируется в триаде Пифагора и Платона? Каков конечный смысл аллегорий
и чисел, последнее слово всех символизмов? Эдип отвечает простым и
страшным словом, которое убивает сфинкса и делает отгадавшего царем Фив;
отгадка человек!
...Несчастный, он видел слишком много, но недостаточно ясно; скоро он искупит самоослеплением свое несчастное и неполное ясновидение; затем он исчезнет среди бури, подобно всем цивилизациям, которые отгадают загадку сфинкса, не поняв всего ее значения и т
Тайная книга древнего посвящения была известна Гомеру, который с
детальной точностью описывает план ее и главные фигуры на щите Ахилла. Но
грациозные фикции Гомера скоро заставили забыть простые и абстрактные
истины первоначального откровения. Человек увлекается формой и забывает
идею; знаки, умножаясь, теряют свою силу; в эту эпоху магия также
портится и, вместе с фессалийскими колдуньями, опускается до самого
нечестивого колдовства. Преступление Эдипа принесло свои смертельные
плоды, и знание добра и зла возводить зло в нечестивое божество. Люди,
устав от света, укрываются в тени телесной субстанции: мечта о пустоте,
которую наполняет Бог, скоро кажется им больше самого Бога: ад создан.
Когда, в этом сочинении, я буду пользоваться освященными временем
словами: Бог, Небо, ад, - да будет раз навсегда известно, что я столь же
далек от смысла, придаваемого этим словам профанами, как посвящение - от
вульгарной мысли. Для меня Бог - Азот мудрецов, действующий и конечный
принцип великого дела. Позже я объясню все, неясное в этих терминах.
Вернемся к басне Эдипа. Преступление фиванского царя - не в том, что он
разгадал сфинкса, а в том, что си уничтожил бич Фив, не будучи достаточно
чистым, чтобы завершить искупление во имя своего народа. В скором времени
чума мстит за смерть сфинкса, и царь Фив, вынужденный отречься от
престола, приносит себя в жертву страшным теням чудовища, которое теперь
более живо и пожирает более чем когда бы то ни было, так как из области
формы оно перешло в область идеи. Эдип увидел, что такое человек, и он
выкалывает себе глаза, чтобы не видеть, что такое Бог. Он разгласил
половину великой магической тайны и, для спасения своего народа, должен
унести с собой в изгнание и могилу другую половину страшного секрета.
После колоссального мифа об Эдипе мы находим грациозную поэму Психеи,
которую, конечно, выдумал не Апулей. Здесь великая магическая тайна вновь
появляется под видом таинственного супружества бога и слабой смертной,
обнаженной и покинутой на скале. Здесь Апулей комментирует и объясняет
аллегории Моисея; но разве Элоимы Израиля и боги Апулея не одинаково
вышли из святилищ Мемфиса и Фив? Психея, сестра Евы, или, вернее, это
одухотворенная Ева. Обе хотят знать и теряют невинность, чтобы заслужить
славу испытания. Обе удостаиваются нисхождения в ад: одна, чтобы принести
оттуда древний ящик Пандоры, другая, чтобы найти там и раздавить голову
древнего змея, символа времени и зла. Обе совершают преступление, которое
должны искупить Прометей древних времен и Люцифер христианской легенды,
один, освобожденный Геркулесом, другой, покоренный Спасителем.
Итак, великий магический секрет - это лампа и кинжал Психеи, яблоко Евы,
священный огонь, похищенный Прометеем, горящий скипетр Люцифера, но это
также и святой крест Искупителя. Знать его настолько, чтобы
злоупотреблять им, или обнародовать его, значит, заслужить всевозможные
муки; но знать его так, как должно, чтобы пользоваться им, и скрывать
его, это значит быть властелином мира.
Все заключено и одном слове: слово это состоит из четырех букв: это -
еврейская Тетраграмма, Азот алхимиков, Тот Цыган и Таро Каббалистов. Это
слово, выраженное столь различными способами, для профанов обозначает
Бога, для философов человека и дает адептам последнее слово человеческих
знаний и ключ с божественной власти; но пользоваться им умеет только тот,
кто понимает необходимость никогда его не разглашать. Если бы Эдип,
вместо того, чтобы убивать сфинкса, укротил его и запряг в свою
колесницу, он был бы царем без кровосмешения, без несчастий и изгнания.
Если бы Психея, покорностью и ласками, заставила Амура открыться, она бы
его никогда не потеряла. Любовь - один из мифологических образов великих
секрета и агента, потому что она одновременно выражает действие и
страсть, пустоту и полноту, стрелу и рану. Посвященные должны понять
меня, а ради профанов не должно слишком много говорить об этом. После
чудесного золотого осла Апулея мы не находим более магических эпопей.
Наука, побежденная в Александрии фанатизмом убийц Гипатии, стала
христианской, или вернее, скрывается под христианскими покровами вместе с
Аммонием, Синезием и анонимным автором сочинений Дионисия Ареопагита. В
это время нужно было поступать так, чтобы чудеса прощались под видом
суеверий, а наука - вследствие ее непонятности. Воскресили
иероглифическое письмо, изобрели пантакли и знаки, резюмировавшие целую
науку в одном знаке, целую серию стремлений и откровений в одном слове.
Какова же была цель стремившихся к знанию? Они искали секрет великого
дела или философский камень, или вечный двигатель, или квадратуру круга;
все эти формулы часто спасали их от преследования и ненависти, заставляя
считать их безумными, и в то же время все они выражали одну из сторон
великого магического секрета, как мы это позже покажем. Это отсутствие
эпопей продолжается вплоть до нашего романа "Розы"; но символ розы,
выражающий также таинственное и магическое значение поэмы Данте, взят из
каббалы, и нам пора уже приступить к этому необъятному и скрытому
источнику всемирной философии.
Библия со всеми ее аллегориями, только очень неполно и скрытым образом,
выражает религиозное учение Евреев. Книга о которой я уже говорил,
священные знаки которой объясню позже, - книга, которую Вильгельм Постель
называет "Бытием Еноха", конечно, существовала гораздо раньше Моисея и
пророков, ученье которых в основе тождественное с учением древних
Египтян, также имело свой экзотеризм и свои покровы. Когда Моисей говорил
с народом, рассказывает аллегорически священная книга, он покрывал свое
лицо и снимал это покрывало только тогда, когда говорил с Богом: такова
причина воображаемых нелепостей библии, над которыми так усердно-
упражнялось сатирическое вдохновенье Вольтера. Книги писались только для
того, чтобы припомнить преданье, и писались они символами, совершенно
непонятными для профанов. Впрочем, "Пятикнижье" и поэзия пророков были
только самыми элементарными книгами .либо вероученья, либо морали, либо
литургии; истинная тайная и традиционная философия была записана гораздо
позже под еще менее прозрачными покровами. Так родилась вторая,
неизвестная или, вернее, непонятая христианами библия; по их словам,
собрание чудовищных нелепостей (в данном случае верующие, соединяясь в
общем невежестве, говорят тоже, что и не верующие); памятник, говорю я,
содержащий в себе самое возвышенное, - что только смог создать или
вообразить философский и религиозный гений; сокровище, окруженное шипами;
алмаз, скрытый, в, грубом и мрачном камне... Надеюсь, читатели уже
догадались, что я говорю о Талмуде.
Странная судьба евреев! Козлы отпущения, мученики и спасители мира!
Живучая семья, храбрая и жестокая раса, которую не могли уничтожить
никакие преследования, так как она еще не выполнила своей миссии. Разве
не говорят наши апостольские предания, что, после упадка веры у
язычников, спасение еще раз должно прийти из дома Иакова, - и тогда
распятый Иудей, которого обожали христиане, вложит власть над миром в
руки Бога, своего отца?
Проникая в святилище Каббалы, поражаешься изумлением, при виде учения
столь логического, столь простого и в то же время столь абсолютного.
Необходимое согласие идей и знаков; освящение самых основных реальностей
первичными признаками; троичность слон, букв и чисел; философия простая,
как азбука, глубокая и бесконечная, как само Слово; теоремы, полнее и
светлее теорем Пифагора; теология, которую можно резюмировать, считая по
