выглядел крайне озадаченным. Но колдунья слышала кое-что о том, как
умирают настоящие маги и проследила за тем, чтобы с Гедом обращались не
как с мертвым, хотя он и был холоден и не подавал признаков жизни, а как с
больным человеком. Геда перенесли домой, и старуха осталась сидеть около
его постели.
Маленький отак, как всегда при появлении посторонних, спрятался на
чердаке. Здесь он и просидел, слушая шум дождя, а когда огонь в очаге
начал гаснуть и старуха задремала, потихоньку спустился вниз к кровати, на
которой неподвижно лежал Гед. Своим крошечным язычком-листиком он
терпеливо, не останавливаясь ни на секунду, принялся лизать руки Геда, его
виски, израненную щеку, закрытые глаза. И медленно, очень медленно, Гед
стал пробуждаться. Он пришел в себя, не понимая, где он был и где он
сейчас, и откуда взялся окружающий его бледный свет. Это был рассвет
наступающего дня. Сделав свое дело, отак, как обычно, свернулся клубочком
у его плеча и уснул.
Позднее, вспоминая эту ночь, Гед догадался, что если бы никто тогда
не прикоснулся к нему, когда он лежал бездыханный, не позвал бы из страны
теней, он остался бы там навсегда. Спас его только мудрый инстинкт зверя,
который лижет своего больного или раненого товарища. Гед почувствовал в
этой мудрости что-то сродни своей собственной силе, сродни истинной магии.
И с тех пор он верил, что истинный мудрец тот, кто не отделяет себя от
других существ - неважно, могут они говорить или нет. И всю свою
последующую жизнь Гед старался проникнуть в мысли неразговорчивых
собратьев - читать в глазах животного, разбираться в полете птицы и
размашистых жестах деревьев.
Вот так Гед впервые сознательно пересек границу, которую только
величайшие маги могут пересечь с открытыми глазами, и даже для них этот
шаг связан с огромным риском. Вернулся он полный сожаления и страха.
Сожаления к своему другу Печварри и страха за себя. Теперь он понимал,
почему Великий Маг боялся отпускать его с Рокка, и почему оказалось
скрытым даже от него будущее Геда. Сама тьма ждала его, нечто, не имеющее
имени, существо, не принадлежащее нашему миру, освобожденное, а может быть
и созданное самим Гедом. Долго ждало оно его у стены, разделяющей миры
живых и мертвых и, наконец, дождалось. Теперь оно пойдет по его следам,
будет подбираться все ближе и ближе, чтобы высосать из него жизнь и
облачить себя в его плоть.
Вскоре Геду стала сниться Тень в облике медведя без головы или без
лица. Ему казалось, что она кружит вокруг дома в поисках двери. Ничего
подобного ему не снилось с тех пор, как зажили раны, которые нанесла эта
тварь. Он проснулся замерзшим и совсем разбитым - шрамы на лице и теле
нестерпимо ныли.
Настали тяжелые времена. Когда ему снилась тень, или когда он просто
думал о ней, его охватывал леденящий ужас - казалось, что силы вытекают из
него, и он беспомощно бродил в потемках. Гед досадовал на собственную
трусость, ругал себя, но все было бесполезно. Не от кого было ждать защиты
- у тени не было ни плоти, ни жизни, ни духа. Безымянная, она обладала
силой, которую он сам дал ей - ужасной силой, не подчиняющейся законам
мира под солнцем. Но он не знал, в какой форме придет она к нему, как она
придет и когда.
Он решил, что мог бы возвести магический барьер вокруг своего дома и
островка, на котором жил. Но эта защита требовала постоянного подновления
и вскоре он понял, что если будет тратить все силы на это, то от него не
будет никакой пользы жителям островов. А что он будет делать, если дракон
нападет с Пендора и он окажется между двух огней?
И снова ему приснился сон - тень пробралась в дом, она тянулась к
нему и шептала слова, которых он не понимал. Гед проснулся в холодном поту
и несколькими огоньками-обманками ярко осветил все темные углы так, чтобы
ни один предмет не отбрасывал тени. Он подбросил дров и сидел,
прислушиваясь как осенний ветер шелестит соломой на крыше и свистит среди
голых веток деревьев. В сердце его начала пробуждаться первобытная ярость
- он не будет покорно ждать смерти, сидя на маленьком островке и защищаясь
бесполезными заклинаниями. Но просто покинуть остров Гед не мог - это
означало предать доверие островитян и оставить их беззащитными перед
драконом с Запада. Ему оставался только один путь.
На следующее утро Гед пришел с толпой рыбаков на главную пристань Лоу
Торнинга и, разыскав Старейшину острова, сказал ему:
- Мне необходимо покинуть остров. Мне угрожает опасность и поэтому вы
тоже в опасности. Я должен уйти, поэтому необходимо покончить с драконами
на Пендоре и этим выполнить свой долг перед вами. Если меня постигнет
неудача сейчас, значит я не справлюсь с ними никогда. Чем раньше встречусь
я с ним, тем лучше.
У Старейшины отвисла челюсть от изумления.
- Лорд Сокол, - пробормотал он, - но там же девять драконов!
- Говорят, что восемь из них совсем молоды.
- Да, но один старый...
- Повторяю, мне нельзя оставаться здесь! Но я прошу разрешения
сначала избавить вас от драконов, если мне суждено это сделать.
- Как пожелаете, - уныло ответил Старшина.
Всем присутствующим при этом разговоре показалось, что юным
волшебником овладел либо каприз, либо безумная храбрость, и они с тоской
провожали Геда глазами, не ожидая более увидеть его. Мнения их
разделились: одни считали, что он хочет удрать и бросить их на произвол
судьбы, другие - и Печварри в их числе - были уверены, что он сошел с ума
и ищет смерти.
Вот уже четыре поколения корабли старались держаться подальше от
берегов Пендора. Так как остров лежал в стороне от проторенных морских
дорог, еще ни один маг не пытался сразиться с драконом на его берегах.
Древние правители Пендора были пиратами и работорговцами, которых
ненавидели все на юго-западе Земноморья. Поэтому никто не пытался отмстить
за Лорда Пендора, когда с запада на остров внезапно налетел дракон. Самого
Лорда, пировавшего с приближенными в башне, дракон опалил огнем, вопящих
от страха горожан загнал в море и стал властелином острова и куч
награбленных за долгое время драгоценностей.
Все это было хорошо известно Геду, который с тех пор, как приехал на
Лоу-Торнинг, не переставал по крупицам собирать все известные сведения о
драконах. Он вел свое утлое суденышко на запад, используя магический
ветер, а не весла или навыки моряка, полученные им от Печварри;
закрепленный чарами руль держал верный курс - и наблюдал, как на горизонте
встает мертвый остров. Он торопился и поэтому использовал магический
ветер. Впереди его ждало тяжелое испытание, но оно не шло ни в какое
сравнение с тем, что осталось за кормой. Но прошел день и страх сменился
холодной яростью. По крайней мере, эту опасность он выбрал себе сам и эти
последние часы, возможно перед скорой смертью, он свободен. Тень не
осмелилась последовать за ним в пасть дракона. Среди увенчанных белыми
барашками волн, под низкими серыми облаками, гонимыми северным ветром,
приблизился он, влекомый ветром магическим, к скалам Пендора и увидел
перед собой пустынные городские улицы и полуразрушенные башни.
У входа в спокойные воды гавани он остановил магический ветер, и
лодка закачалась на волнах. Поднявшись во весь рост, он бросил вызов
дракону:
- Узурпатор Пендора! Выходи и защищай награбленное!
Голос его растворился в грохоте волн, разбивающихся о темно-серые
скалы, но у драконов острый слух. Через мгновение один из них, темнокрылый
и покрытый чешуей, похожий на исполинскую черную летучую мышь, вылетел из
развалин какого-то дома и, кружась в порывах северного ветра, приблизился
к Геду. При виде знакомого только по легендам чудовища сердце Геда
учащенно забилось. Он громко засмеялся и крикнул:
- Эй, ты, червяк небесный, скажи Старику, что я его жду!
Это был один из молодых драконов, рожденный несколько лет назад,
когда на Пендор с дальнего Запада прилетала дракониха и, отложив среди
руин восемь гигантских кожистых яйца, улетела обратно. Вылупившихся
малышей взял под свое покровительство Старый Дракон.
Молодой дракон не ответил Геду. По размерам он еще не превосходил
сорокавесельного корабля, и весь, от головы до кончика крыльев, был
совершенно черен. У него не было еще ни голоса, ни драконьей хитрости.
Раскрыв зубастую пасть, подобно стреле, бросился он прямо на маленькую
лодку. Так что Геду не составило труда одним быстрым и резким заклинанием
связать ему лапы и крылья... Камнем врезался дракон в море, и серые волны
навеки сомкнулись над ним.
От подножия самой высокой башни в воздух взмыли еще два дракона. Как
и первый, ринулись они на Геда и тоже нашли свою смерть в морских
глубинах. А ведь Гед еще не пускал в дело свой посох.
Через некоторое время с острова поднялись еще три дракона. Один из
них был значительно больше остальных, из его пасти вырывалось пламя. Двое
устремились на Геда спереди, а большой, сделав быстрый круг, бросился в
атаку сзади, чтобы сжечь его вместе с лодкой своим огненным дыханием.
Никакие чары не смогли бы остановить их сразу - слишком были они далеко
друг от друга. Как только Гед понял это, он тут же соткал заклинание
Изменения и в образе дракона поднялся в небо.
Распростерши свои широкие крылья и выставив вперед когти, он встретил
первых двух лицом к лицу, испепелил их одним сгустком пламени и сразу же
развернулся, чтобы встретить третьего, который был крупнее его и тоже
вооружен огнем. В порывах ветра, над бурлящим морем, раз за разом
бросались они друг на друга, сталкивались, рвали когтями, пока все вокруг
не заволокло дымом, сквозь который сверкали кроваво-красные отблески их
дыхания. Внезапно Гед рванулся вверх, и противник устремился на него
снизу. Гед резко остановился, подняв крылья и, как это делают соколы,
вытянув когти, обрушился на врага. Он вцепился ему в голову и шею. Черные
крылья затрепетали, и капли черной драконьей крови с шипением упали в
море. Последним усилием дракон с Пендора вырвался и, стелясь над водой,
медленно и неуверенно полетел к берегу, мечтая спрятаться в какой-нибудь
пещере или разрушенном доме.
Увидев это, Гед постарался как можно быстрее принять свой обычный
облик и оказаться в лодке - опасно быть драконом дольше, чем необходимо.
Руки его были еще ошпарены черной кровью, волосы на голове обгорели, но он
не замечал этого. Гед перевел дыхание и снова разнесся над островом его
голос:
- Я видел шестерых, пятерых лишил жизни! Говорят, вас девять!
Выползайте, черви!
Но ничего не двигалось на острове и ответом ему был только глухой шум
прибоя. Но вот Геду показалось, что самая высокая башня на берегу начала
менять свои очертания, вспучиваясь с одной стороны, словно в этом месте у
нее росла рука... Гед боялся драконьей магии, потому что старые драконы
очень сильны и коварны в этом искусстве, совершенно непохожем на
человеческое волшебство. Но это не было магией - Геда обманули собственные
глаза. То, что он принял за выступ башни, оказалось плечом Дракона
Пендора, который медленно приподнимал свое чешуйчатое тело.
Его голова с тремя языками, украшенная остроконечным выступом,
поднялась выше башни, когтистые лапы попирали развалины города. Чешуя
дракона напоминала полированный гранит. Он был строен, как гончая, и
огромен, как гора. Гед смотрел на него с благоговейным ужасом - никакие
песни и легенды не в силах описать подобное великолепие. Он смотрел, не
отрываясь, и едва не совершил роковой ошибки чуть было не посмотрел
