Харайн, и мы объясним вам, в чем он виноват! Я думал, что такие идиоты
встречаются только среди наследственных казначеев!
- Да, наглости им не занимать, - сказал инспектор, складывая бумагу.
- А ну-ка, Шаваш, отгадайте: ясно, почему властям прибыльно считать, будто
судью убили бунтовщики. А вот почему это выгодно считать бунтовщикам?
Секретарь нахмурился. А инспектор устроился в казенном кресле с
выцветшей спинкой желтого атласа, и разогнул книгу, за которой,
спохватившись, явился в харчевню парень-бунтовщик.
- А ведь это один и тот же почерк, - промолвил инспектор, попеременно
разглядывая жалобу и комментарии на полях пресловутой книги аравана Нарая.
- И даже бумага едва ли не одна и та же, - прибавил инспектор с
понятным отвращением книжника. Показал книгу Шавашу и прибавил:
- Вот, полюбуйся! Какой-то парень залез в дом мятежника за этой
книгой, и чуть не удушил меня впридачу, но книгу все-таки обронил, Что ты
думаешь об этом происшествии?
- Ничего я не думаю, - возразил Шаваш. - Мятежник мог быть
поддельный, и книга - тоже. Наверняка араван Нарай скажет, что ничего не
дарил.
- Мятежник был настоящий, - сказал Нан. Помолчал и объяснил:
- Видишь ли, когда я вошел, на нем был платок с синим и красным
концами. И парень ужасно удивился, что я его вижу, потому что он считал,
что благодаря этому платку он невидим и неуязвим. И согласись, что
поддельную книгу наместник заказать может, а человека, который считает
себя невидимым - вряд ли.
Господин Бахадн был прав, полагая, что инспектор послан в Харайн не
просто отыскать убийцу городского судьи. Но император строго-настрого
запретил инспектору и его секретарю разглашать подлинную цель
экстраординарного расследования. Да дело было не только в императоре...
Почтовые голуби одновременно доставили известия о случившемся. От
наместника Вашхога - господину Ишнайе, первому министру двора, и, по
счастливому совпадению, дяде любимой наложницы императора; от аравана
Нарая - дворцовому управителю Мнадесу. Каждое из сообщений объективно
обличало в противнике прямого виновника бунта. От назначенного следователя
зависело, какая из объективных точек зрения станет еще и официальной.
Явившись во дворец с самого утра, господин Ишнайя известил государя о
случившемся и ходатайствовал о назначении инспектором старшего советника
при ведомстве церемоний и обрядов, господина Азруца.
Император слушал министра рассеянно, поглаживая белыми, нервными
пальцами нефритовый рельеф малой приемной комнаты. Рельеф вспухал к
потолку бесчисленными изображениями императора Вея, принимающего дары
богов: водяные колеса и зрелые снопы, веревки и молоток строителя, мотыгу
земледельца и топор плотника.
Придворный художник, вместо того, чтобы верно передать всепроникающую
заботу о народе, просто вывел государя единственным собственником
мироздания. И рельеф, и зала, и весь дворец, пропитанные гнилым духом
последнего царствования, претили молодому императору.
Роспись нового дворца будет прославлять народ, а не правителей, - но
боже мой, как бесстыдно долго затягивается строительство, с какой радостью
работают люди, кого ни спроси, и с каким нахальством высшие чиновники
жалуются на нехватку людей и средств...
Господин Ишнайя почтительно ждал государева решения.
Молодой император, улыбаясь, сообщил Ишнайе, что главноуправитель
Мнадес уже известил его о волнениях, но назвал другую кандидатуру.
- Так что я выберу между ними в час, назначенный для гаданий, -
заключил император.
Господин Мнадес выразил сомнение, стоит ли отдавать назначение воле
случая...
- Не думаю, что совет моего небесного отца будет хуже вашего, -
заметил император.
Господин Мнадес вздохнул про себя. Император вряд ли собирался
гадать, но он явно собирался объяснить свой выбор гаданием и тем дать
понять придворным, что не предпочитает, как и прежде, ни одной из
враждующих дворцовых группировок.
- Все стареет, - проговорил император, беспокойно дергаясь. - Уже
третье восстание в этом году, и подумать когда - в Иров день. Все это
началось при матери, - добавил он. - Почему происходят восстания, господин
Мнадес?
- У Ирова дня странная репутация, - осторожно сказал министр.
- Вздор, - вздрогнул государь, - вздор и суеверие. Восстания
происходят оттого, что чиновники прожорливы, а народ голодает. Может,
все-таки выдавать жителям Нижних Городов государственные запасы?
Сердце господина Мнадеса затрепетало. Давно и безуспешно старался он
убедить государя в необходимости реформы, после которой государство будет
снабжать всех бедствующих подданных империи, безразлично, приписаны ли они
к деревне и цеху, или нет. Господин Мнадес настаивал, что такая реформа -
единственный способ успокоить назревавшее недовольство и с обычным для
него великодушием предлагал взять на себя все обязанности по распределению
необходимого продовольствия. Господин Ишнайя возражал, что такая реформа -
верный способ узаконить бездельников. "Спрос на раздаваемые запасы
мгновенно возрастет, а деревни опустеют", - указывал он. Кроме того,
господин Ишнайя полагал, что, если уж создавать подобное ведомство, то уж
ставить во главе такой миллиардной кормушки надо человека безусловно
честного, - например, зятя господина Ишнайи.
- Нет, - проговорил император, - такие выдачи нарушат традицию. И к
тому же это приведет к слишком большим злоупотреблениям, - добавил он,
пристально глядя своими большими карими глазами на первого министра. -
Распорядитесь, чтобы в Харайне перевели из государственных припасов на
счет желтого монастыря два рисовых миллиона. Пусть монахи раздают.
После утренней аудиенции император отправился на охоту.
Простонародье рассказывало о государственных заповедниках всякие
басни: говорили, например, что так живет черепаха Шушу, которая раз вместо
яиц сносит гигантский изумруд, дарующий владельцу ясновидение,
справедливость и долгую жизнь. При дворе только улыбались народной
доверчивости: образованные люди знали, что черепаха Шушу живет за
Западными Горами. Но иные звери из государева парка и вправду давно
перевелись в простых местах, - земли в империи было мало, на центральной
равнине прорезанные канавками поля давно вытеснили болота и леса с
живностью, описанной в хрониках первых династий.
Император затравил двух оленей с кисточками на ушах и вернулся во
дворец за час до вечерней аудиенции в покойном состоянии духа. Императору
было двадцать пять лет, он вступил на престол три года тому назад и еще не
разучился любить красивых женщин, хорошие стихи и дикую охоту. Политику он
ненавидел и окружающих его царедворцев считал законченными негодяями.
Мнение это проистекало из обязательного изучения "Наставлений сыну",
написанных шесть веков тому назад, но до сих пор заслуженно остававшихся
лучшим руководством практической политологии. Кроме меткого наблюдения о
характере царедворцев, император усвоил и практический совет: ссоры
царедворцев - залог их верности императору. Мнадес докладывал императору о
всех проделках партии Ишнайи, Ишнайя докладывал императору о всех
проделках партии Мнадеса, и личный секретарь императора, его молочный брат
Ишим, пользуясь услугами не большой, но преданной группы людей, докладывал
о мелких сговорах между обеими группировками.
Отсутствие императора задержало вечернюю аудиенцию на полчаса. Потом
еще на полчаса и еще.
Потом ее отменили совсем. Потом сквозь толпу придворных прошел
старший следователь столичной управы господин Нан. Его встретил молочный
брат императора, Ишим, и препроводил в личные покои государя.
Через два часа Нан уже покидал столицу. Люди информированные узнали,
что бог по имени Ир, в праздник которого и произошли волнения, придал
большое значение случившемуся. Бог явился во сне главному первослужителю
Ира и потребовал от него примерного наказания виновных. Бог также выразил
уверенность, что розыском преступников должен заниматься старший
следователь Восточной управы господин Нан.
Что ж - Ир - один из тысячи отцов императора, и отцовскую волю чтут
выше всего.
Следователь Нан был удивлен и встревожен, когда его вызвали к
императору. Следователь Нан было предположил, что речь пойдет об инисской
контрабанде, или о партии чахарского шелка, с которой по его запросу был
снят арест, или о той скверной истории с человеком из Аракки, когда Нан
получил сорок тысяч, но пожадничал и сказал господину Ишнайе, что получил
только двадцать, - и что Ишнайя мог проведать, что Нан его надул.
И когда ему сказали, что ему дают девятый чин и посылают искать
убийцу судьи в провинцию Харайн, он было не поверил. А когда государь
сказал ему об истинной цели миссии, о которой было ничего не сказано
царедворцам, Нан ужаснулся. Он подумал, что предпочел бы оправдываться по
делу о чахарском шелке или араккском купце. Ибо речь шла не об еще одном
народном волнении и не о смерти провинциального чиновника. Речь шла о
событии, в истории империи небывалом: о внезапном исчезновении Великого
Ира: пропаже или похищении.
И хуже всего, что господин Нан знал об этом событии то, что ни в коем
случае не могло быть известно чиновнику ведомства Справедливости и
Спокойствия Нану Акаи, но что было очень хорошо известно сотруднику Фонда
Ванвейлена Дэвиду Стрейтону.
Возвращение "Ориона" стало, без сомнения, крупнейшей сенсацией для
человечества, уже привыкавшего числить Галактику своей собственностью, а
скандальное поведение некоторых ее участников еще добавило масла в огонь.
Прошло уже двадцать четыре года с тех пор, как торговый корабль
"Орион", удирая от случившихся рядом пиратов, отклонился от курса и
разбился на территории империи. Точнее, на территории империи разбились
грузовые отсеки.
Груз в отсеках находился далеко не безобидный. Груз принадлежал, как
стало ясно из последующего скандала, Агентству Галактического Надзора, и
направлялся на планету Эркон, где и подлежал передаче тамошним борцам за
демократию. АГН так никогда и не представило полный перечень груза, но,
судя по всему, в набор средств для борьбы за демократию входило не меньше
тонны плазменных гранат и ракетные установки типа "Фавилла".
Словом, у экипажа были все основания избавиться от такого груза при
первых признаках неполадок на корабле.
Итак, грузовые отсеки разбились на территории империи - но не
взорвались. Аварийная капсула пролетела еще три тысячи миль, и командир
корабля, Клайд Ванвейлен, сумел посадить ее на одном из западных островов.
Острова некогда входили в ойкумену, но были покинуты по приказу императора
Аттаха. На свидетелей посадки она произвела сильное впечатление, но
последующие рассказы о ней не отличались от других реалистических
повествований о духах предках.
Земляне соорудили нечто водоплавающее, и, переплыв море, устремились
к своему кораблю. Как лосось на нерест.
Они выдавали себя за заморских торговцев, подбирали обрывки чужих
языков и все больше слышали об огромной стране на северо-востоке. Вскоре
они встретились и с людьми империи, из той разновидности, что в горах
называли пестрыми дрофами. Пестрая дрофа - птица лукавая и униженная,
наглая, питается мертвечиной, но сама никого не убивает. Это были частные
торговцы, на свой страх и риск отправившиеся за благовониями и
драгоценными камнями. Они нарушали закон - торговля за пределами империи
