выходе он перехватил чей-то взгляд. На него смотрела икона. Богородица с
младенцем-Христом на руках. Это он разглядел позже - младенца, и икону в
целом, - а в первый миг он видел только глаза, до безумия знакомые и
полные такой печали и отчаяния, что он задохнулся. Стоял перед иконой и не
знал, что ему делать. Не мог перекреститься - было бы фальшиво. И не мог
уйти просто так. Богородица смотрела ему в глаза - сделай хоть
что-нибудь... тогда он выпрямился, бросил руки по швам, по-офицерски отдал
честь коротким поклоном, повернулся налево кругом и вышел, не оглядываясь.
И только несколько минут спустя, когда холодный воздух, как нашатырь,
проник до самого затылка, просветляя голову и подтягивая мышцы, он понял -
вспомнил - и остановился: у Богородицы на иконе были глаза Марины.
- Может быть, еще попробуете позвонить? - предложил старик.
- Нет смысла, - сказал Андрис. - Все равно сейчас туда поеду.
Ночью старик отпер ему какое-то служебное помещение в церкви, там был
телефон. Но все известные Андрису номера в Управлении были заняты, а
телефон для оперативной связи вел себя странно, и Андрис решил не
рисковать.
- Понятно, понятно, - закивал головой старик. - Что же все-таки
происходит в городе? Не знаете или не скажете?
- Да... не то чтобы совсем не знаю, а уверенности нет. Смешалось все
- леваки, наркомафия, еще кто-то... каша, в общем. Совершеннейшая каша.
- Каша с мясом, - проворчал старик. - Я понимаю - война была... Хотя
- вру. Чего я там понимаю.
- Э-э... Петер, - позвал Андрис. - Могу я вас попросить об одолжении?
- Попробуйте, - сказал старик.
- Вот эту мою сумку вы не могли бы спрятать получше? Так, чтобы
никакая собака не нашла?
- Вас хотят искать с собаками? - удивился старик.
- Ну, в крайнем случае...
- Хотите добрый совет? - спросил старик.
- Хочу.
- Не оставляйте у меня ничего, - он нахмурился вдруг и засопел. -
Недоброе это дело. Я не за себя боюсь, не подумайте - что мне, семьдесят
восемь уже... Видно, судьбу я прогневил в свое время - не уберег... в
общем, очень важное я не уберег, прошляпил... И вот с тех пор - приходит
кто-нибудь, просит спрятать или просто на сохранение отдает - и все... и
не приходит... и не своей смертью. Вроде как меченый я. И не догадывался -
до последнего случая, тогда уж и от самого вот на столечко прошло... как
уцелел, не понимаю...
- Да, - сказал Андрис, - на таких условиях отдавать не стоит.
Спасибо, что предупредили.
- Вскипело, - сказал старик. - Сейчас мы...
Он снял с полки большой глиняный чайник, насыпал туда горсть заварки
и залил кипятком.
- Марина, - позвал Андрис. - Просыпайся.
- Я не сплю, - сказала Марина. - Я вас слушаю. Дождь?
- Дождь.
- Значит, и собаки нас не найдут...
- Верно. Давай, ты здесь останешься? Петер, вы ее приютите?
- Какой может быть разговор...
- Нет-нет. Я пойду с тобой. Если ты пойдешь, то и я пойду. И
вообще... А по дороге я расскажу тебе одну вещь, которую узнала вчера. И
всё.
- Неизвестно, что в городе.
- Это неважно.
- Что с тобой?
- Я расскажу. Будем идти, и я расскажу.
- Вы пейте, - сказал старик, - вы пейте...
- Скажите, - Марина обернулась к нему. - А то, что вам отдавали на
сохранение - оно так у вас и?..
- Да, - сказал старик.
Между деревьями видны были дома предместья: красные двух- и
трехэтажные коттеджи. Упавшие листья еще не потеряли упругости, и капли
дождя выбивали на них костяную дробь. Марина стояла, закинув руку за
голову и опершись локтем о ствол березы. Волосы ее были мокрые. Широкий
рукав брезентового дождевика старика Петера задрался выше локтя, и вода,
наверное, стекала внутрь... "У вас будет хороший повод вернуться сюда", -
сказал он, заставляя Марину надеть дождевик. Хороший повод, подумал
Андрис, и слова закружились: хороший повод, хороший повод... Пусто, пусто,
пусто. Надо же так...
- Марина, - сказал он вслух. - А может быть, они тебя обманули?
- Нет, - сказала она, не оборачиваясь. - Все совпадает.
Все совпадает - все совпа... все действительно совпадает: у него
взяли волосы, и уже через несколько часов там знали, какой именно из
стандартных феромонных "коктейлей" будет для него наиболее
привлекательным; у нее волосы брали раньше, и не один раз, и Дан ею
попользовался всласть - пока она ему не надоела; но об этом она узнала
только вчера, когда они решили поиздеваться над ней; а тогда она, конечно,
думала, что все это обычно, естественно, и не подозревала ни о чем, и
рассказала Дану о своем чудесном спасении, и Дан узнал в спасителе того
человека, которого надо было взять под контроль, и они живо переиграли:
вместо претендентки из их рядов они решили использовать ее, и, когда они
пили шампанское, Дан их "обвенчал" - так это называлось; но потом им
пришлось ждать целые сутки, пока не случилось всего, что должно было
случиться - без этого эффект неполный, и могло сорваться... они
рассчитывали, что смогут теперь вертеть им, как собака хвостом - как,
скажем, вертели профессором Радулеску... да, подумал Андрис, тут они
просчитались, тут у них передозировочка вышла, не подумали они, что
воспламененный старый пень начнет прошибать стены... Марина, хотел сказать
он, наплевать нам на них, что изменилось? - но изменилось все, и он это
понимал... Марина, я полюбил тебя еще до... - А я тебя?.. Все, все
изменилось и стало холодным и чужим, когда где-то глубоко, в самом тайном
и запретном, покопались ловкие грязные пальцы - душа залапана, подумал он,
и это было самым точным - ощущение грязи, испакощенности там, где этого
просто не могло быть...
- Пойдем дальше, - сказал Андрис.
Марина не ответила, молча оттолкнулась от березы и по тропе пошла в
сторону домов. Тропа была узкая, и Андрис не мог ее обогнать, чтобы
заглянуть в лицо.
Все машины проверяли, перед шлагбаумом выстроилась очередь - часа на
два. Водитель "фольксвагена" вполголоса, но отчетливо ругался, что не
стоило рисковать головой и машиной из-за вонючей полусотни. Ждать больше
было невозможно, и Андрис выбрался под дождь, сцепил руки на затылке и
пошел к посту. "В машину!" - заорал ему офицер. - "Немедленно в машину!"
Андрис продолжал идти, хотя на него уставились три автоматных ствола. Он
остановился в шагах трех от офицера - совершенно осатаневшего
спецназовского капитана - и, не опуская рук, сказал:
- Меня зовут Андрис Ольвик. Сообщите обо мне начальнику полиции.
- Шеко! - позвал капитан; из-за его спины выступил капрал с рацией на
поясе. - Запроси про него.
Капрал забормотал в микрофон позывные, ему ответили. Капрал сообщил,
что на пост шестьдесят четыре вышел некто, называющий себя Андрисом
Ольвиком, и потребовал доложить о себе начальнику полиции. Ждите, сказала
рация. Через минуту раздался сигнал вызова.
- Да, - сказал капрал. - Да, - он посмотрел на Андриса, очевидно
сравнивая его с теми приметами, которые ему сообщили. - Да. Возьмите
микрофон, - сказал он Андрису.
- Это ты, что ли? - совсем рядом и почти без помех спросил Присяжни.
- Ну-ка, скажи пароль!
- Реджифьер девяносто один, - сказал Андрис.
- Соображаешь! - сказал Присяжни и коротко хохотнул. - Всегда умный
был. Но за эту ночку я тебя еще вздую.
- Как в городе?
- Получшело. Потом расскажу. Ты на чем?
- Нанял машину.
- Ну, приезжай, тут есть о чем поговорить. Да, у тебя-то получилось?
- Получилось. Все нормально.
- Давай, жду. Передай микрофон начальнику поста.
- Да, слушай: там в подвале этого самого семнадцатого общежития
заперты двое, один из них - Любомир Станев.
- Знаем уже, - сказал Присяжни. - Мы тоже не зря в школу ходили. Он
сейчас у Бурдмана в кабинете сидит - беседует, понимаешь...
- Взяли, значит?
- А то как же! Ладно, отключайся. Все потом.
- Вас, - сказал Андрис капитану и подал ему микрофон.
Убитых и раненых выносили из огня, бросали прямо на асфальт и бежали
за теми, кто еще оставался в здании - зная, что вынести всех все равно не
успеют. Пожар разгорался, верхние этажи были отрезаны. Кто-то бросался из
окон, кого-то успели снять по лестницам пожарных машин. Отрезан был подвал
- взрывом перекосило и намертво заклинило стальную дверь. Из-за двери
несся вой. Началась беспорядочная пальба - в огне рвались патроны; потом
рвануло еще, и дверь арсенальной камеры выбило метров на сорок - как раз
на лежащих, дробя и калеча... Присяжни, с иссеченным лицом, весь в крови,
своей и чужой, руководил эвакуацией, пока не упал - его отнесли чуть в
сторону и стали перевязывать. Через несколько минут он умер. Перед
воротами во внутренний двор Управления зиял провал, и из него с ракетным
ревом рвался в небо огненный столб. Время от времени порывом ветра его
наклоняло над площадью, и тогда становилось нечем дышать и волосы
скручивались от жара. Несмотря на такой мощный отток, часть газа из
магистрали поступала в здание, пожар разгорался, наконец, огонь потек из
дверей. Все было кончено. Андрис остановился. Все стояли и смотрели на
семиэтажную башню, пылающую, как деревянный ящик. Все было кончено.
Можно уходить...
Земля качалась, как наплавной мост. Там, где Андрис оставил Марину,
газовали, пытаясь развернуться, две пожарные машины. Всплеснулась тревога,
но тут же улеглась: знакомый "фольксваген", двумя колесами на тротуаре,
стоял кварталом дальше. Андрис не чувствовал, что идет: земля сама
прокручивалась ему навстречу. Пришлось вытянуть руки и упереться в машину,
чтобы остановиться. У водителя было землисто-серое лицо. Марина сидела
неподвижно, сунув руки в рукава дождевика. Андрис сел рядом с ней и
захлопнул дверцу.
- Я никуда не поеду, - с истерическими нотками в голосе заговорил
водитель, - я никуда вас не повезу, выходите из машины... можете
забрать...
- Помолчите, - сказал Андрис.
- Он уже хотел меня высадить, - сказала Марина. Она развела руки - в
правой был браунинг.
- Понятно, - сказал Андрис. Он надел кобуру, пиджак. - Ты молодец, -
сказал он Марине. Та промолчала.
- Все равно не повезу, - сказал водитель. - На куски режьте...
- Сказал - помолчите, - Андрис еле сдержался, чтобы не заорать.
- Смотри, - сказала Марина. - Он машет рукой.
К ним, страшно торопясь, плелся черный человек в лохмотьях, и только
когда он приблизился вплотную, Андрис узнал Юсуфа. Андрис выбрался из
машины и встал, опираясь локтем о ее крышу.
- Ты жив, - сказал он Юсуфу. - Садись, отдохни.
- Нет, - сказал Юсуф. - Там раненый. Хочет видеть тебя. Его зовут
Глеб Синицкий.
Глеба Синицкого Андрис знал - это был один из самых доверенных
помощников Хаппы. И то, что он здесь...
- Марина, - сказал Андрис. - Пойдем со мной.
Марина не ответила. Она сидела в странно напряженной позе, зажав
ладони между колен, и чуть покачиваясь вперед-назад. Андрис тронул ее за
плечо - она вздрогнула и посмотрела на него.
- Нет, - сказала она. - Нет, больше... самое последнее... - она
судорожно вздохнула. - Нет. Я пойду домой. Мне уже безопасно - я никому не
нужна. Я пойду.
- Марина, - беспомощно начал Андрис, она его прервала:
- Ничего, - сказала она. - Это пройдет. Это очень обидно, но это
пройдет. Не думай... Да! Дай-ка мне ту запись, я попробую поработать с
ней.
Голос ее был жестким и упрямым, и у рта обозначились твердые мужские
складки.
- Какую запись? - не сразу понял Андрис. - А, эту... - он вынул из
