запахи. Сознание отключается, активизируются программы подражания. Или,
скажем...
Открылась и закрылась дверь наверху, по лестнице застучали каблуки.
Андрис потянул из кобуры револьвер. Впрочем, походка была знакомая - Юсуф.
- Это я, - сказал Юсуф из-за угла.
- Слышу, - сказал Андрис. - Заходи. Ну, что?
Юсуф подошел, сел на свободный стул. Вздохнул, посмотрел на Андриса,
на Линдермана, на Марину. Марина сидела спиной к ним, не оборачиваясь, но
видно было, что она слушает.
- Кто-то пробился на коротких волнах, - сказал Юсуф. - В столице
уличные бои, артиллерийская стрельба, центр блокирован танками, на
президентский дворец пикируют самолеты... Судя по всему - военный мятеж.
- Что спецназовцы? - спросил Андрис.
- Приказов сверху не поступало. Пратт приказал им взять под контроль
аэропорт... но мне кажется, все бессмысленно.
- Конечно - против танков...
- Я сняла третий уровень, - сказала Марина.
- Да-да-да, - Линдерман встал, шагнул к ней; остановился, повернулся:
- Господа... господа офицеры, как вы полагаете... военные, если придут к
власти?.. Впрочем, что это я... - он махнул рукой, отвернулся и наклонился
к экрану. Марина что-то вполголоса сказала ему, и он так же вполголоса
ответил.
- А что в городе? - спросил Андрис. - Студенты?
- Шок, - сказал Юсуф. - Это же ужас, что... Пришли - помогали
выносить из подвала... там не горело почти, доступ воздуха маленький,
только через вентиляцию, а когда рвануло, вся вентиляция к хренам
собачьим... Они там, в подвале, почти все целенькие - мальчики, девочки.
Задохнулись. Выносили их... двести шестьдесят семь... хороший подвал был,
вместительный... А на первом этаже сгорели - сгорели все в пепел. Лучше,
чем в крематории. А с третьего этажа начиная - только наружные стены
остались; перекрытия, перегородки, лестницы - все в золу. Вот так. Хорошо
нам было - с мальчиками и девочками воевать. Весело. А как появились
настоящие... смешно, ей-богу.
Смешно, согласился Андрис. Противный, скользкий внутренний смех - как
от слабости или от щекотки. Или от прикосновения чего-то холодного... Он
вдруг почувствовал, что не может представить завтрашний вечер. Завтра не
будет, провоцируя себя, подумал он. Никакого ответа. Как перед ватной
стеной...
- Да, забыл, - сказал Юсуф и полез в карман. - Держи вот... на всякий
случай.
Он протянул Андрису удостоверение личности. Эдвард Ковальский, год
рождения тысяча девятьсот сорок девятый, место проживания... фотография,
печать...
- Спасибо, - сказал Андрис.
- Всё в картотеке, так что бояться нечего. Можешь еще усы сбрить. И
вот - тоже...
Марина Ковальская, год рождения тысяча девятьсот семьдесят шестой...
- Ты нас что - поженил? - удивился Андрис.
- А что мне оставалось делать? В памяти была лакуна как раз для
супружеской пары. Вот я и подобрал... Живете вы в отеле "Германик", в
номере одиннадцатом, уже неделю. Вот карточка гостя...
- А настоящие Ковальские?
- Уехали вчера. Только они не Ковальские... впрочем, неважно.
Махинации с гостиничными компьютерами были стопроцентно проходимы:
персонал подсознательно так полагался на электронную память, что
переставал запоминать постояльцев. Вполне объяснимый психологический
феномен, которым, случалось, пользовались умелые люди. Вот как Юсуф,
например...
Вернулся Линдерман, сел.
- Все это довольно интересно, - сказал он. - Подождем немного, она
снимет еще один слой... Да, господа офицеры, я не договорил тогда - если,
конечно, вам не скучно? Нет? Тогда, с вашего позволения, я продолжу...
Андрис чувствовал, что плывет. Усталость накопилась такая, что
справляться с ней было уже невозможно. Высокий голос Линдермана врезался
куда-то под темя и вызывал нервную дрожь: хотелось заорать и запустить в
Линдермана пепельницей. Андрис прикрыл глаза. Все это было важно. На веках
изнутри, как на киноэкране, возникали и гасли яркие линии, пятна, слова,
символы чего-то, недоступного пониманию... Если взять произвольную группу
- скажем, человек сто - новорожденных и проследить их судьбу, мы увидим,
что семь-десять будут иметь склонность к лидерству, пять-семь процентов
станут генерировать идеи, и часть этих идей будет подхвачена лидерами и
внедрена в сознание семидесяти процентов исполнителей, так мы их назовем;
и останется у нас двенадцать-пятнадцать процентов этаких странных, вроде
бы ни к чему не пригодных индивидуумов. К лидерству их не тянет, быть
исполнителями им скучно, генерировать идеи они не в состоянии. Вот с такой
группой я и занимался, говорил Линдерман, и Андрис мучительно напрягался,
стараясь вспомнить, что по этому поводу говорил когда-то Лео, и не мог -
застилало память, и надо было, не отвлекаясь, слушать Линдермана, чтобы не
упустить что-то важное, важнейшее... У всех у них мощнейший творческий
потенциал, говорил Линдерман, но он не может себя реализовать - потому ли,
что нет спроса на этот род творчества, или, может быть, у них не было
возможности развить его, вывести на поверхность... они очень несчастные
люди, потому что счастья им получить неоткуда... Из них-то и формируется
армия наркоманов: ад, который царит в их душах, они пытаются залить,
засыпать суррогатами бытия... и никто из них не спасется, потому что иными
путями не сможет вернуть себе те сложные эмоции, которые дает наркотик...
потому что естественный путь получения этих эмоций для них закрыт... Они -
действительно отбросы общества: общество отбросило их, потому что имело
избыток материала для формирования своей интеллектуальной и духовной
элиты. Избыточность вообще характерна для живой природы, вы же знаете... и
вот они расплачиваются за то, что нам их таланты сегодня не нужны... они -
стружка, опилки... то лишнее, что надо убрать, чтобы получить нужное
изделие... и если бы требовалось изделие другой формы, были бы сколоты
другие куски... но все равно были бы сколоты и обращены в пыль... В пыль,
согласился Андрис, что же мы за сволочи такие... Никто не виноват, сказал
Линдерман, мы еще не созрели как общество, если не можем реагировать на
иное, непохожее - иначе как ненавистью, неприязнью... мы еще не
перегорели, мы еще принимаем жизнь слишком всерьез...
Марина опять позвала его, и Андрис, кажется, провалился куда-то -
было падение и мелькание перед глазами, и включился он только в середину
разговора: Линдерман что-то ему объяснял, а он, видимо, отвечал и, видимо,
в такт...
- ...этот старый осел не учел, - горячился Линдерман. - Вот,
пожалуйста: зона интерференции проходит - вот - пересекая лимб,
четверохолмие, мост, доходит до продолговатого мозга... самая черная
подкорка...
- Конкретно можно? - спросил Андрис.
- Попробуем. Так... про нарастание забывания Хаммунсен вам хорошо
объяснил, про эмоциональные девиации - тоже... это возникает при самом
идеальном применении метода, так сказать, органический порок. А вот что
возникает, если применять упрощенную методику - то, что делает
большинство, как там: "плот-мюзик"? Вот вам "плот-мюзик": снижение самой
оперативной памяти, способностей к анализу, увеличение времени поиска
необходимой информации, то есть снижение скорости мышления... вообще
активизация подкорки, поскольку контроль коры ослабевает... если
использовать четвертую-пятую копии записи, то скачком растет
агрессивность... далее - то, о чем я говорил: субсенсорные раздражители
начинают очень значимо влиять на поведение, кора уже не обеспечивает
контроль...
- То есть формируется практически новая личность: неспособная к
обучению, тупая, агрессивная и с непредсказуемым поведением - особенно в
толпе?
- Да, - сказал Линдерман. - Именно так. Как я понимаю, то, что мы
исследуем, разошлось уже широко?
- Да, - сказал Андрис. - По прикидкам - обработано тысяч
шестьдесят-восемьдесят.
- Боже ты мой, - прошептал Линдерман. - И ведь... не остановить,
не...
- Это выдохнется постепенно, - сказал Андрис. - Оригиналы записей я
уничтожил.
- Хуже чумы, - сказал Линдерман. - Хуже чумы...
- Они не могли больше общаться с компьютерами - и разбивали их, -
глухо сказал Юсуф. - Рано или поздно они не смогут общаться друг с
другом...
- Может быть, до этого не дойдет, - сказал Линдерман. - Может быть,
действительно выдохнется...
- Какая-нибудь очень плохая копия - десятая, двадцатая?.. -
пробормотал Юсуф.
- Я делаю, - сказала Марина. - Именно двадцатую.
Странно, подумал Андрис, ведь обвал, все рушится и вот-вот накроет -
а эти четверо сидят и решают задачку, на которую им бы надо плюнуть - и
спасаться, спасаться... Он вздрогнул и открыл глаза.
Все как-то странно изменилось, хотя Марина по-прежнему сидела за
пультом, позади нее стоял Линдерман, а Юсуф как сидел, так и сидел верхом
на стуле, опираясь подбородком на кулаки. Лицо его показалось Андрису
страшным: обтянутые оливковой кожей тонкие кости, черные глазницы, в
которых нет глаз, черные прилипшие ко лбу волосы - мелкие капли пота...
- Юсуф, - позвал он. - Что с тобой?
- Что? - Юсуф повернулся к Андрису, и наваждение пропало: лицо как
лицо, а что глаза впали и вокруг чернота, так это от кромешной
усталости...
- Ты как-то...
- Взрыв вспомнил, - сказал Юсуф.
- Да. Это, конечно...
- Если бы ты пришел на две минуты раньше...
- Именно. Что было, кстати, вполне вероятно.
- У тебя не бывало ощущения, что сходишь с ума?
- Бывало. И не так уж редко.
- Я ведь, собственно, не полицейский. Я всегда занимался
информатикой.
- Я знаю.
- Поэтому мне часто мерещится разное...
- Ты меня подозреваешь?
- И это тоже. Нет, я знаю, что - чушь.
- Вполне в рамках.
- Я хочу ее спросить...
- Марину?
- Да.
- О чем?
- Сейчас они закончат...
- Собственно, уже все, - сказал Марина, оборачиваясь. - Спрашивайте.
- Скажите, что вы знаете об "эльфийских играх"?
- Кажется, какой-то цирковой номер. А что?
- Нет, цирковой - это Икарийские игры.
- Тогда не знаю.
- Но ведь вы - "эльф".
- Впервые слышу.
- Пожалуйста, не надо так... Мы с вами в одинаково невыгодных
условиях...
- Я поняла. Не знала, что так называется.
- Странно, что не знали.
- Может быть. Красиво.
- Тогда, если не трудно...
- А вот это никого не касается... - у Марины внезапно сел голос. Она
кашлянула и повторила с хрипотцой: - Никого не касается.
- Не уверен, - сказал Юсуф. - Видите - все так переплелось. Самое
личное может оказаться важным... жизненно важным... для всех. Для всех,
понимаете?
- Подождите, Юсуф, - сказал Андрис. - Что все это значит?
- Когда я делал документы, - сказал Юсуф, - я наткнулся... все
перемешалось, поэтому поисковая программа собирала вообще все, что было
как-то связано - в данном случае с фамилией Сомерс... и наткнулась на
некий список из тридцати восьми имен, где фамилия Сомерс имелась... список
так называемых "эльфов". Потом я нашел все остальное. "Эльфийские игры",
Андрис, - когда вот эти тридцать восемь - все они молодые, от пятнадцати
до двадцати пяти лет - дважды в неделю собираются в Жестяном бору, ночью,
и устраивают... э-э...
- Оргию, - подсказала Марина.
- Оргию, - согласился Юсуф. - На это не стоило бы обращать внимание,
если бы именно в эти часы активность управляющего комплекса Жестяного бора
не превышала повседневную в сто - сто пятьдесят раз. Дважды, исчерпав
