девиацию информационных потоков мы знаем. И знаем условия, в которых она
происходит. Объясните лучше, какова цель всех этих мероприятий? Мы что,
опять защищаемся от вторжения?
- Да, - кивнул Максим.
- Но это же смешно!
- Вы думаете?
- Конечно. Судя по результатам...
- Знаете такого зверя - чарли-хохотунчик? С Яйлы?
- Не знаю. А при чем здесь какой-то зверь?
- Он очень смешной и неуклюжий, и будто бы и сам себя высмеивает, и
передразнивает вас, и все здорово, пока он не приблизится метра на три. Но
даже зная, что он опасен, вы все равно попадаете под его обаяние и до
последней секунды не можете поверить, что вас просто хотят съесть.
- Максим, здесь взрослые люди, а вы пытаетесь рассказывать притчи.
Говорите нормально.
- Это не притча. Это грубый зоологический факт. Жертва, хихикая, сама
лезет в глотку к зверю. Ей кажется, что это такая шутка. Мы почему-то
совершенно неадекватно оцениваем степень опасности, и это никому не
кажется странным. Больше того, мы готовы всяческими способами
инактивировать тех, кто указывает нам на это. И больше того: я сам
чувствую внутреннюю потребность не думать ни о какой опасности, а если
думать, то иронически...
- Послушайте, - опять сказал тот, смутно знакомый. - Тема
просачивания и вторжения инопланетян на Землю настолько затаскана, что об
этом всерьез даже говорить как-то неловко. Тем более, что и в данном
конкретном случае нет ни малейших доказательств того, что все это имеет
неземное происхождение.
- Разумеется, нет, - пожал плечами Максим. - Как и у обитателей Саулы
нет ни малейших доказательств прогрессорской деятельности землян.
- Мы спорим обо всем этом уже сорок лет, - сказал Горбовский. - И
давно уже пришли к мысли, что требовать друг от друга доказательства -
неэтично и даже недопустимо. Поскольку, как верно заметил Максим, именно
информация, информационные массивы, являются основным объектом
воздействия. Кроме того, в ряде случаев мы имеем дело с явлениями
единичными, уникальными. А следовательно...
- Тогда мы имеем моральное право оперировать понятиями черной магии,
алхимии, начинать вертеть столы... что там еще делали?..
- Оживляли мертвецов.
- Вот я и... - и вдруг узколицый замолчал. Огляделся беспомощно...
- Ничего, Фил, - сказал Максим. - Все нормально. Привыкай. Добро
пожаловать в страну Оз.
Тут Аля вспомнила, почему этот человек казался ей знакомым. Филипп
Шеллер, контактер с негуманоидами. Лет десять назад про него много писали.
Удивительная адаптивность, четкость и цельность интеллекта...
- Я понимаю Максима, который не хочет разбивать задачу на более
простые элементы и решать ее именно поэлементно, - сказал тот, с бородой.
- Это внесет, скорее всего, очень существенные искажения... Но, в свою
очередь, я хотел бы, чтобы уважаемый Максим понял меня. Нас. Нам
предложена смесь из ксенологии официальной и апокрифической, логических
загадок, странных явлений психики, возможно, даже патологических, и
природного феномена, механизм которого абсолютно не прояснен, хотя феномен
наблюдается уже сколько? Лет десять?
- Немного меньше.
- Неважно. За это время можно было бы исследовать все до
субвакуумного уровня...
- Исследовали, Питер. Никаких загадок. Все ясно. Неясна мелочь:
откуда что берется и зачем?
- И - кто это затеял, - тихонько подсказал Горбовский.
- Именно так.
Але вдруг показалось, что здесь есть что-то неправильное. Так
описывают "дежа вю". Будто бы она уже в пятый раз смотрит любимый
спектакль, и вдруг актеры начали путать реплики. Даже не путать -
упрощать. Выпускать что-то. И будто бы бородатый Питер должен сидеть не
там, где сидит, а справа, и говорить торопливо и непонятно, а вон там,
между Филом и девушкой-квазибиологиней, не хватало кого-то пожилого,
белоголового, с эспаньолкой... Ощущение было настолько острым, что она
приподнялась со своего места. Хотелось подойти и потрогать, чтобы
убедиться.
И вышло так, что она стоит, а все смотрят на нее и ждут, что она
скажет.
Она еще раз посмотрела вокруг себя. Невозможно было отделаться от
ощущения странной нарочитости происходящего.
- Знаете, - сказала она, - я ведь в какой-то степени Попов. Слепок с
него. Ментальный снимок. Говорят, это пройдет, но пока что - держится. Так
вот, этот внутренний Попов говорит, что ответ на заданный вами вопрос был
получен, ответ четкий, однозначный, достоверный. И был получен не один
раз, а - множество... Но каждый раз этот ответ будто забывался, и все
начиналось снова.
- Так, - сказал Максим. - И каков же этот ответ?
- Не знаю... - Аля вдруг растерялась. - Не могу это... открыть. Там
как бы дверь... А кто такой Ященко?
Она заметила, как переглянулись Максим и Шеллер. Горбовский почесал
подбородок.
- Не расстраивайтесь, Сашенька, - сказал он. - Тут дело, получается,
непростое. Ященко - это Камилл. Фамилия у него такая. Камилл Ященко. Ее
почему-то мало кто помнит...
СТАС
Мы сидели на веранде и пили какой-то травяной настой. Сикорски
утверждал, что трава эта проясняет мысль. Остров был каменист и мал.
Сосны, скрученные ветрами, держались за край террасы, дальше начинался
океан. Черные скалы поднимались за нами четырьмя быками. Небо было низким
и серым. Внизу глухо бил прибой. Ветер с юга доносил льдистый
антарктический запах.
Святая Елена, маленький остров...
Это была не Святая Елена, но что-то похожее присутствовало во всем.
- Я восхищен вашими способностями, Попов, - сказал Сикорски,
отставляя свою кружку, огромную и коричневую, с изображением всадника с
копьем. - Жаль, что вас не было с нами тогда. Может быть, со мной не
случилась бы... неприятность... Абалкин бы остался жить, а служба
продолжала бы - служить... - он вздохнул. - Знаю, что не смешно.
Старческое слабоостроумие. Извините. Так вот, о главном... Все, что
рассказал вам Суворов, - правда. Но это такая невинная часть правды, что
даже... нежность пробирает. Нежность. На самом же деле...
Он медленно встал, обошел вокруг стола, остановился передо мной.
Движения его были медленны и осторожны.
- Я вам расскажу. Потому что вы все равно все узнаете. Но вдруг вы
узнаете потом, когда будет поздно? Как я, например...
Он помолчал, глядя, как вдали летит, почти касаясь воды и оставляя
белый прерывистый след пены, маленький оранжевый глайдер.
- До поры все было так, как он рассказал. До недоброй памяти двадцать
девятого.
- Нашего века? - зачем-то уточнил я.
- Что? Ну да, конечно, нашего. Кому-то из гипногенистов пришла мысль
передоверить некоторые управляющие функции машине. Сделать ее арбитром,
поскольку противоречия между владельцами ключей зашли далеко. И что бы вы
думали - сделали машину...
- Массачусетскую?
- Совершенно верно. Именно ее, родную. Собрали, запрограммировали,
запустили. Функции: сбор всей формализованной информации. С целью: всем
сделать хорошо. Ну, а по мелочам - управление погодой, транспортом, и так
далее... Вы спросите: почему не сеть, не что-то попроще? Зачем такого
монстра отгрохали? Ответ: чтобы полностью исключить возможность перехвата
управления. Мотивы понятны.
- И что же помешало возложить на ее плечи это бремя?
- Ничто. - Сикорски посмотрел на меня как-то по-птичьи, боком. -
Машина работает. Уже больше пятидесяти лет.
- Как - работает? Ведь известно же... - я осекся. Я все понял.
- Машина работает. Более того, она создана так, что перехватить у нее
управление могут только все шестнадцать гипногенистов одновременно, если
соберутся за пультом. Этого не происходило никогда.
- Значит, машина работает... и вторгнуться в ее работу нельзя? И -
проконтролировать нельзя?
- В общем, да. Только косвенными способами.
- Например?
- Ну, самое главное... Стас, сколько сейчас на Земле людей?
- С Системой?
- Ну да. С Системой, с Периферией... Сколько насчитывает наше племя?
- По последним данным - пятнадцать и тридцать шесть сотых миллиарда.
- Да. И это все знают. И люди должны умирать время от времени, да? Их
кремируют, пепел ссыпают в такие урночки... Я собрал данные по
производству этих урночек. Так вот, судя по этим данным, на Земле и в
Системе сейчас живет около одного миллиарда человек.
- Что?
- Один миллиард. Один, а не пятнадцать. Но мы знаем, что пятнадцать.
И живем так, как будто бы - пятнадцать... - он закашлялся. - Ошибки нет,
Стас. Данные проверены перекрестно. Расхождение на порядок как минимум.
- И это значит...
Порыв ледяного ветра налетел, ударил в лицо. Мелкая водяная пыль...
- Это значит только одно: машина поняла задачу по-своему,
по-машинному. И по-своему ее исполнила. Получив результат. Человечество
похудело, совершенно этого не заметив. Вписалось наконец в экосферу. И -
без катастроф, без горя...
- То есть - как? Ведь получается - уничтожено четырнадцать
миллиардов?..
- Может быть, и уничтожено. А может быть, и нет. Про планету Надежда
вы знаете? Пример грубой, провальной работы. В нашем случае - работа
тонкая, мастерская...
- То есть - вы... как бы сказать... - одобряете все это?
- Разве важно, как я к чему-то отношусь? По большому счету, это не
интересует даже меня самого.
- А вам не кажется, что это имело бы смысл прекратить? - спросил я.
- Не знаю. Ведь идет постоянное облучение. Снимите его - и наступит
глобальный шок. У вас, как я знаю, психическая резистентность очень
высокая. Но и вам, наверное, будет не по себе, когда вы сможете смотреть
на мир новыми глазами...
- Он что - слишком отличается?
- Формально - нет. Но впечатление от него совсем другое.
- И все-таки: не решит ли машина, что нас может быть еще меньше? Или
что мы должны стать пониже ростом? Отпустить хвосты? Жить под водой?
- Вполне возможно. И тогда мы будем жить под водой. Боюсь, что сейчас
гораздо опаснее - с точки зрения сохранения того, что мы имеем... что от
нас осталось... - это менять способ существования. Древние говорили: "Не
навреди".
- Но ведь машина не вечна. Рано или поздно она придет в негодность,
разрушится...
- Попробуйте поговорить об этом с Бромбергом. В конце концов, он -
один из...
- Бромберг?!
- Да. Старый Айзек Бромберг. Жизнь положивший на...
И тут раздался сигнал вызова. Сикорски недовольно махнул в сторону
экрана, но тот уже осветился.
- Экселенц! - почти крикнул появившийся человек. - Мы раскопали, что
произошло с Абалкиным! Раскопали до конца... - Тут он увидел меня. Глаза
его распахнулись. Светлые холодные глаза.
- Очень хорошо, Максим, - сказал Сикорски. - Я доволен. Но стоит ли
врываться без предупреждения?
- Да, Экселенц. Не стоит. Стас, вы?..
- Со мной пока все в порядке, - сказал я. - Мы беседуем о жизни.
АЛЯ
Все самое главное приходило к ней в полудреме.
...она знала откуда-то, что просто глазами увидит это иначе, не так,
как сейчас: изумрудный песок, черные волны, иссиня-серый айсберг вдали.
Волны ворошили сероватые льдинки, шугу, прибитую к берегу. Это значит -
лето. Она стояла, широко расставив ноги, и смотрела вдаль. Громадная
оранжевая туша лежала, полузарывшись в песок. Торчала вверх очень
человеческая, но чересчур огромная рука. По белому, с лиловатыми и
желтоватыми пятнами небу ползла цепочка багровых огоньков. Стоило мне
