уменьшающимся в размерах образцом, который они на этот раз
предусмотрительно запрятали в свинцовый контейнер. Этого последнего кусочка
им хватило на неделю, по окончании которой они так и не узнали ничего
ценного о его природе. Когда же образец наконец прогорел окончательно, от
него не осталось ни шлака, ни осадка, ни каких-либо иных следов его
материального существования, и с течением времени профессора начали терять
уверенность в том, что вообще видели этот загадочный обломок нависшей над
нами необъятной бездны, этот необъяснимый знак, посланный нам из других
галактик, где властвуют иные законы материи, энергии и бытия.
Вполне естественно, что аркхэмские газеты, куда университетские мужи
бросились помещать свои статьи о необычном феномене, устроили грандиозную
шумиху по поводу метеорита, и чуть ли не ежедневно посылали корреспондентов
брать интервью у Нейхема Гарднера и членов его семьи. А после того как у
него побывал и репортер одной из бостонских ежедневных газет, Нейхем быстро
начал становиться местной знаменитостью. Он был высоким, худым, добродушным
мужчиной пятидесяти лет от роду. У него была жена и трое детей, и все они в
добром согласии жили на небольшой, но по всем показателям образцовой ферме
посреди долины. Нейхем и Эми, впрочем, как и их жены, частенько заглядывали
друг другу в гости, и за все годы знакомства Эми не мог сказать о нем
ничего, кроме самого хорошего. Нейхем, кажется, немного гордился
известностью, которая нежданно-негаданно выпала на долю его фермы, и все
последующие недели только и говорил, что о метеорите. Между тем, в июле и
августе того года для фермеров выдались горячие деньки, и ему пришлось
изрядно повозиться с заготовкой сена, от темна до темна курсируя по лесным
просекам, соединяющим ферму с пастбищем за Чапменовским ручьем, на своей
грохочущей телеге. В этом году работа давалась ему не так легко, как
прежде, и он с грустью замечал, что чувствует приближение старости.
А затем наступила осень. День ото дня наливались соком яблоки и груши,
и торжествующий Нейхем клялся всякому встречному, что никогда еще его сады
не приносили столь роскошного урожая. Достигавшие невиданных размеров и
крепости плоды уродились в таком поразительном изобилии, что Гарднерам
пришлось заказать добавочную партию бочек для хранения и перевозки своего
будущего богатства. Однако, когда пришло время собирать фрукты, Нейхема
постигло ужасное разочарование, ибо среди неисчислимого множества этих,
казалось бы, непревзойденных кандидатов на украшение любого стола не
обнаружилось ни одного, который можно было бы взять в рот. К нежному вкусу
плодов примешивалась неизвестно откуда взявшаяся тошнотворная горечь и
приторность, так что даже самый малейший надкус вызывал непреодолимое
отвращение. То же самое творилось с помидорами и дынями, и вскоре упавший
духом Нейхем вынужден был примириться с мыслью о том, что весь его нынешний
урожай безвозвратно потерян. Будучи сообразительным малым, он тут же
сопоставил это событие с недавним космическим феноменом и заявил, что это
метеорит отравил его землю и что теперь ему остается только благодарить
Бога за то, что большая часть остальных посадок находилась на удаленном от
дороги предгорье.
В том году зима пришла рано, и выдалась она на редкость суровой. Эми
теперь видел Нейхема не так часто, как прежде, но и нескольких коротких
встреч ему хватило, чтобы понять, что его друг чем-то не на шутку
встревожен. Да и остальные Гарднеры заметно изменились: они стали молчаливы
и замкнуты, и с течением времени их все реже можно было встретить на
воскресных службах и сельских праздниках. Причину внезапной меланхолии,
поразившей доселе цветущее фермерское семейство, невозможно было объяснить,
хотя временами то один, то другой из домашних Нейхема жаловался на
ухудшающее здоровье и расстроенные нервы. Сам Нейхем выразился по этому
поводу достаточно определенно: однажды он заявил, что его беспокоят следы
на снегу. На первый взгляд то были обыкновенные беличьи, кроличьи и лисьи
следы, но наметанный глаз потомственного фермера уловил нечто не совсем
обычное в рисунке каждого отпечатка и том, как они располагались на снегу.
Он не стал вдаваться в подробности, но у его собеседников сложилось
впечатление, что таинственные следы только отчасти соответствовали анатомии
и повадкам белок, кроликов и лис, водившихся в здешних местах испокон
веков. Эми не придавал этим разговорам большого значения до тех пор, пока
однажды ночью ему не довелось, возвращаясь домой из Кларкс-Корнерз,
проезжать мимо фермы Нейхема. В ярком свете луны дорогу перебежал кролик, и
было в этом кролике и его гигантских прыжках нечто такое, что очень не
понравилось ни Эми, ни его лошади. Во всяком случае, понадобился сильный
рывок вожжей, чтобы помешать последней стремглав броситься наутек. После
этого случая Эми серьезнее относился к рассказам Нейхема и уже не удивлялся
тому, что каждое утро гарднеровские псы испуганно жались по углам, а со
временем настолько утратили мужество, что и вовсе перестали лаять.
Как-то в феврале сыновья Макгрегора, что с Медоу-Хилл, отправились
поохотиться на сурков и неподалеку от фермы Гарднеров подстрелили весьма
странный экземпляр. Тушка зверька приводила в замешательство своими
непривычными размерами и пропорциями, а на морде было написано жутковатое
выражение, какого до той поры никому не приходилось встречать у сурков.
Изрядно напугавшись, мальчишки тут же забросили уродца подальше в кусты и
вернулись домой, так что по округе принялся ходить лишь их ничем не
подтвержденный, довольно фантастический рассказ. Однако тот факт, что
поблизости от дома Нейхема лошади становились пугливыми, больше не
отрицался никем, и постепенно отдельные темные слухи начали слагаться в
легенды, которые и до сих пор окружают это проклятое место.
Весной стали поговаривать, что близ фермы Гарднеров снег тает гораздо
быстрее, чем во всех остальных местах, а в начале марта в лавке Поттера,
что в Кларкс-Корнерз, состоялось возбужденное обсуждение очередной новости.
Проезжая по гарднеровским угодьям, Стивен Райс обратил внимание на
пробивавшуюся вдоль кромки леса поросль скунсовой капусты. Никогда в жизни
ему не доводилось видеть скунсовую капусту столь огромных размеров - и
такого странного цвета, что его вообще невозможно было передать словами.
Растения имели отвратительный вид и издавали резкий тошнотворный запах,
учуяв который, лошадь Стивена принялась храпеть и взбрыкивать. В тот же
полдень несколько человек отправились взглянуть на подозрительную поросль
и, прибыв на место, единодушно согласились в том, что подобные чудовища не
должны пускать ростков в христианском мире. Тут все заговорили о пропавшем
урожае предыдущей осени, и вскоре по всей округе не осталось ни единого
человека, который не знал бы о том, что земли Нейхема отравлены. Конечно,
все дело было в метеорите - и, памятуя об удивительных историях, которые в
прошлом году рассказывали о нем университетские ученые, несколько фермеров,
будучи по делам в городе, выбрали время и потолковали с профессорами о всех
происшедших за это время событиях.
Однажды те заявились к Нейхему и часок-другой покрутились на ферме, но,
не имея склонности доверять всякого рода слухам и легендам, пришли к очень
скептическим заключениям. Действительно, растения выглядели довольно
странно, но скунсова капуста в большинстве случаев имеет довольно странный
вид и окраску. Кроме того, возможно, что какая-нибудь минеральная
составляющая метеорита и в самом деле попала в почву, но если это так, то
она вскоре будет вымыта грунтовыми водами. А что касается следов на снегу и
пугливых лошадей, то это, без сомнения, всего лишь обычные деревенские
байки, порожденные таким редким научным явлением, как аэролит. Серьезному
человеку не следует обращать внимание на нелепые пересуды, ибо давно
известно, что сельские жители только и знают, что рассказывают небылицы и
верят во всякую чушь. А потому, когда наступили "страшные дни", профессора
держались в стороне от происходящего и только презрительно фыркали, услышав
очередное невероятное известие. Только один из них, получив полтора года
спустя от полиции для анализа две наполненные пеплом склянки, припомнил,
что непередаваемый оттенок листьев скунсовой капусты с одной стороны очень
напоминал одну из цветовых полос необычного спектра, снятого
университетским спектроскопом с образца метеорита, с другой - был сродни
окраске хрупкой глобулы, обнаруженной в теле пришельца из космической
бездны. Припомнил он это потому, что две горстки праха, принесенные ему для
анализа, дали в своем спектре все те же странные полосы, однако, через
некоторое время явление это прекратилось, и все снова пришло в норму.
На деревьях вокруг гарднеровского дома рано набухли почки, и по ночам
их ветки зловеще раскачивались на ветру. Таддеус, средний сын Нейхема,
уверял, что ветки качаются и тогда, когда никакого ветра нет, но этому не
могли поверить даже самые заядлые из местных сплетников. Однако, никто не
мог не чувствовать повисшего в воздухе напряжения. У всех Гарднеров
появилась привычка временами безмолвно вслушиваться в тишину, как если бы
там раздавались звуки, доступные им одним. Выйдя из этого своеобразного
транса, они ничего не могли объяснить, ибо находившие на них моменты
оцепенения свидетельствовали не о напряженной работе сознания, а скорее о
почти полном его отсутствии. К сожалению, такие случаи становились все
более частыми, и вскоре то, что "с Гарднерами творится неладное", стало
обычной темой местных пересудов. Когда расцвела камнеломка, было замечено,
что се бутоны опять-таки имели странную окраску - не совсем такую, как у
скунсовой капусты, но несомненно чем-то родственную ей и уж конечно
непохожую ни на какую другую на земле. Нейхем сорвал несколько цветков и
принес их редактору "Аркхемских ведомостей". Однако, сей почтенный
джентльмен не нашел ничего лучшего, как написать по этому поводу
пространный фельетон, очень изящно выставляющий на посмешище темные страхи
невежественных людей. Нейхему и впрямь не следовало бы рассказывать ни
одному горожанину о том, что некоторые бабочки, а в особенности черные,
немыслимых размеров траурницы, вытворяли при виде этих камнеломок.
В апреле среди местных жителей распространилась настоящая эпидемия
страха, которая и привела к тому, что пролегающая мимо дома Нейхема
аркхэмская дорога была окончательно заброшена. Причиной страха была
растительность. Деревья в гарднеровском саду оделись странным цветом, а на
каменистой почве двора и на прилегающих к дому пастбищах пробилась к свету
невиданная поросль, которую только очень опытный ботаник мог бы соотнести с
обычной флорой региона. Все, за исключением трав и листвы, было окрашено в
различные сочетания одного и того же призрачного, нездорового тона,
которому не было места на земле. Один взгляд на бикукуллу внушал ужас, а
невероятная пестрота волчьей стопы, казалось, служила треклятому цветку для
того, чтобы издеваться над проходившими мимо людьми. Эми вместе с
Гарднерами долго размышляли о том, что бы могла означать эта зловещая
окраска, и в конце концов пришли к выводу, что она очень напоминала окраску
хрупкой глобулы, найденной в ядре метеорита. Бессчетное количество раз
Нейхем перепахивал и засевал заново свои пастбища в долине и на предгорьях,
но так ничего и не смог поделать с отравленной почвой. В глубине души он
