опускалась на то, что раньше было молодыми телами, а теперь превратилось в
окровавленные бесформенные лохмотья.
Сестра его была прижата солдатами к каменной стене и в ужасе смотрела
на происходящее. Затем раздался душераздирающий крик, и ее тело под гогот
солдат взметнулось к небу на пике.
А вот его отец. Высокий, сероглазый, его одежда покрыта запекшейся
кровью. У него нет никакого оружия, кроме кинжала в руке. Он с неистовыми
криками пытался пробиться к своей королеве.
Дождь стрел обрушился на короля. Они поразили его, и он рухнул, как
попавшее в ловушку дикое животное. Солдаты еще долго боялись подойти к его
безжизненному телу.
И крики его матери, когда солдаты с хохотом раздвинули ей ноги и
выдернули живого, еще не родившегося ребенка из чрева...
Рис отпрянул от этого жуткого зрелища и прервал контакт, будучи больше
не в силах смотреть на это. Оглушенный всем, что он видел, он опустил глаза
и посмотрел на свои руки. Они дрожали.
Стараясь успокоить их, он несколько раз глубоко вздохнул, заставил
сердце войти в нормальный ритм и наконец ощутил, что вернулся в привычный
мир. Он мягко погладил руку старика, приведя его в сознание. Слезы жгли
глаза Риса, и он с трудом сдерживал их.
-- Дэн,--прошептал он,--принц Эйдан! Серые глаза открылись. Бескровные
губы с трудом шевельнулись.
-- Ты видел?
Рис кивнул. В его глазах таилось изумление, скованное ужасом.
-- Значит, ты веришь, что я говорю правду?--спросил Дэн.--Сохранишь ли
ты в тайне все это до той поры, когда появится шанс вернуть трон Халдейнам?
-- Сейчас на троне король-дерини, Дэн. Ты хочешь, чтобы я предал его
ради твоего внука?
-- Смотри и молись, Рис. И спрашивай себя, достоин ли этот человек на
троне золотой короны. Спрашивай себя, такого ли ты хочешь короля для себя,
своих детей, детей своих детей. И настанет время, когда ты придешь к
решению,--я уверен, что ты к нему придешь,--и ты поддержишь моего внука.
Когда я уйду, ты один будешь знать, правду, Рис.
-- Ты говоришь об измене, старый друг,--пробормотал Рис. Он опустил
глаза. Рис вдруг снова вспомнил, что он видел.-- Но если придет время, я
встану на его сторону.
-- Пусть Бог благословит тебя, сын мой.
Старик улыбнулся. Он протянул руку и вытер слезу Риса.
-- И это я, который хотел проклясть дерини... Он замолчал. Гримаса боли
исказила его лицо.
-- У меня на шее висит монета, серебряная монета. Говорят, что она
отчеканена в аббатстве, где Синил, мой внук, принял обет. Его имя в
монашестве...
Старик стал задыхаться, и Рис наклонился к нему, чтобы услышать имя.
-- Продолжай, Дэн. Его имя?
-- Его имя Бенедикт. Бенедиктус. Он... Халдейн... Король. Рис склонил
голову и, закрыв глаза, автоматически нащупал пульс. Но он знал, что на этот
раз его уже не будет. Он опустился на колени и простоял так несколько минут,
затем, покачав головой, сложил руки старика на неподвижной груди и закрыл
безжизненные глаза мертвеца. Рис перекрестился и отвернулся. Он был уже у
двери и вдруг вспомнил о монете. Рис быстро вернулся и снял ее с шеи
мертвеца.
Хотя Рис и не мог прочесть слова, выбитые на ней, они для него ничего
не значили, и он вдруг понял, что Дэниэл сказал ему только монашеское имя
внука--Бенедикт, но не назвал имени, которое тот носил до вступления в
Орден. И если Рис решит отыскать этого человека, задача будет очень
непростой.
Взволнованный, он опустил монету в кошелек на поясе и пошел к двери.
Здесь он остановился, чтобы успокоиться и предстать перед слугами и
священником.
Бросив последний взгляд на старика, он открыл дверь.
-- Все кончено, милорд?--спросил священник. Рис кивнул.
-- Конец был легким. Он умер почти без мучений.
Священник поклонился и вошел к усопшему для заупокойной молитвы. Слуги
опустились на колени у дверей. Многие из них начали плакать.
Рис, внезапно ощутив себя очень усталым, медленно опустился по лестнице
к ожидавшему его Гиффорду.
Гиффорд стоял, прижимая к груди медицинскую сумку Риса, с ожиданием
глядя на господина.
-- Все кончено, милорд?
Рис кивнул, приказал ему открыть дверь и пошел из лавки. "Да, все
кончено,--подумал он про себя, когда они шли по улице.--Или все только
начинается?"
ГЛАВА 3
Представь возле себя место врачу, так как бог создал его, и не отпускай
его от себя, так как он может тебе понадобиться.
Книга Екклесиаста или Проповедника 33:12
Все следующее утро шел противный мелкий дождь. Промокший Рис Турин
бросил поводья в аббатстве святого Лайэма. Он ехал всю ночь без слуг и
охраны, чтобы к рассвету добраться сюда, так как загадка монеты, которую он
взял у Дэниэла, не давала ему покоя.
Рис спрыгнул с коня и ввел его на животный двор, где подождал, пока
слуга взял из его рук поводья, чтобы позаботиться об усталом животном.
Кожаный плащ Риса промок насквозь, меховая оторочка была забрызгана грязью.
Вода лилась с его шляпы и волос, когда он наконец очутился под навесом и
осмотрелся.
Здесь он обучался вместе с Йорамом еще до того, как обнаружил в себе
дар Целителя. Перед его мысленным взором возникли счастливые воспоминания о
беззаботных днях.
Но причиной его нынешнего появления здесь была вовсе не ностальгия.
Среди людей, которым Рис мог доверять, был один, возможно, знающий
происхождение этой серебряной монеты. Йорам МакРори, товарищ детства,
ближайший Друг, был здесь руководителем школы аббатства. Если информация
Риса подтвердится и этот Бенедикт, который сейчас находится в каком-то
монастыре, действительно наследник Дома Халдейнов, то именно Йорам МакРори
должен знать, как лучше распорядиться этой информацией для блага всех.
Вздохнув, Рис стянул с головы промокшую шляпу и, проведя по мокрым
волосам рукой, двинулся по крытой галерее в главное здание.
Конечно, Йорама в этот час там не могло быть. Капитул каноников
закончился уже давно, когда воспитанники школы еще не поднялись.
Однако классы и квартиры преподавателей были в этом же здании--если он
не найдет самого Йорама, то, весьма вероятно, встретит кого-нибудь, кто
сможет сказать, где находится молодой священник.
Рис отошел в сторону, пропуская колонну воспитанников, которые были
очень горды своими голубыми мантиями с вышитыми на груди эмблемами святого
Лайэма. Затем он прошел в главный холл, куда выходили двери всех классных
комнат, и там заметил знакомого священника. Рис подошел к нему с
почтительным поклоном.
-- Доброе утро, отец Доминик. Вы не скажете, где я могу найти отца
МакРори?
Старый священник хмуро посмотрел на него, но когда узнал Риса, лицо его
просветлело.
-- О, это же Рис Турин! Ты учился у нас когда-то! Рис улыбнулся и снова
поклонился.
-- Я польщен, что вы меня помните, отец. Глаза священника заметили знак
Целителя на тунике Риса, и теперь он почтительно поклонился.
-- О, как я мог забыть вас, милорд? Ваше высокое предназначение уже
тогда было для меня очевидно.
Он осмотрелся вокруг, как будто забыл, где находится. Затем он с
улыбкой повернулся к Рису.
-- Вы ищите отца Йорама? Сейчас он в библиотеке. Хорошо, что вы застали
его, поскольку позднее он собирался ехать домой для празднования Дня святого
Михаила.
-- Да, я знаю. Я тоже приглашен к МакРори на праздник, так что я
специально приехал пораньше, чтобы потом ехать вместе.
-- Не буду задерживать вас. Да хранит вас Господь, сын мой.
-- Благодарю, отец.
Рис повернулся к выходу из здания и пошел по крутой лестнице в
библиотеку. Отец Доминик не соврал. Йорам действительно был там в одной из
келий.
Он сидел, задрав ноги на стол, книга лежала у него на коленях,
повернутая так, чтобы на нее падал свет из окна, по которому струилась вода.
Увидев вошедшего Риса, Йорам приветливо улыбнулся.
-- Рис, старина, ты похож на мокрую курицу! Что тебя занесло сюда в
такую погоду? Ведь мы увиделись бы завтра у нас дома!
Рис помолчал. Он вынул из кошелька монету, посмотрел на нее и опустил
серебряный кружок в руку Йорама.
-- Ты видел когда-нибудь такую монету?--спросил он.
Йорам несколько минут внимательно рассматривал ее.
Отец Йорам МакРори был высок, строен и светловолос, как его отец. Он
обладал исключительной способностью выглядеть настоящим щеголем, будь то во
время служения большой мессы или после утомительной охоты на оленя.
Сейчас на нем была простая сутана и накидка с капюшоном. Капюшон был
откинут на плечи и открывал голову с кружевом тонзуры. Ноги, обутые в
сандалии, покоились на краю стола. Узкие пальцы вертели монету. Йорам читал
надпись.
Однако внешнее величие этого человека вовсе не было наигранным. В
возрасте двадцати лет он был возведен в сан самим архиепископом Валоретским,
и всем было ясно, что этому юноше предстоит занять самые высокие посты в
церковной иерархии.
Как младший сын богатого дома с широкими связями он бы и так далеко
пошел, даже если бы не обладал блестящими способностями в науках и в чтении
человеческих душ. Он во всем был сыном своего отца. Он мог бы добиться
многого на любой стезе, по которой бы пошел. В мире, где он жил, много
значили политические связи.
Действительно, даже в религиозной жизни нельзя было обойтись без
связей, если человек хотел войти в высшие круги аристократии дерини. В
прошлом столетии религиозная верхушка была духовным и интеллектуальным
рупором, разоблачавшим все недостатки правящего режима и аристократической
верхушки. Но этот Орден был и боевым Орденом. Его рыцари не раз приносили
славу в свою обитель. Такова была церковь Гвинедда.
И сам Йорам не мог полностью отказаться от политических интриг и
связей, несмотря на все свои страстные разоблачения, выступления и призывы.
Ему не позволили забыть, что его отец Камбер был когда-то высокопоставленным
чиновником, даже советником короля, одним из его фаворитов.
Для посвященных причина отставки Камбера не была тайной. Хотя в
официальном сообщении говорилось, что Камбер желает оставить государственную
службу, потому что он уже недостаточно молод и хочет продолжить занятия
наукой, но всем было известно, что Камбер не одобрял политику молодого Имра.
Камбер МакРори был не тот человек, который станет служить короне, носителя
которой он не уважает.
Положение Йорама усложнялось еще и тем, что его старший брат Катан был
другом Имра и по просьбе самого короля занял место, которое освободилось
после ухода Камбера. Однако вражды между сыном и отцом не возникало. Камбер
хорошо понимал, что молодой и более гибкий человек сможет лучше
воздействовать разумом на необузданный нрав короля. В этих способностях
Катана Камбер не сомневался.
Но выход Катана на политическую арену еще больше усложнил положение
Йорама, еще больше увеличил его трудности, которые он и так в полной мере
унаследовал от отца.
Йорам и Рис не раз обсуждали эту проблему за бутылкой доброго вина
долгими зимними ночами, когда ветер, завывая в трубах камина, бился в окна.
Сам Рис считал, что врач, как и священник, должен оставаться
нейтральным, несмотря на все попытки втянуть его в политические дрязги.
Однако сейчас его принцип нейтралитета был поколеблен, как никогда раньше,
словами умирающего старика и этой старой монетой, которую вертели узкие
пальцы священника.
-- Где ты ее взял?--спросил Йорам. В его голосе не было ни тени
подозрительности, только любопытство.
