богатеют фабриканты оружия. Честно говоря, я против войны, я за мирное
сосуществование всех армий. Хотя не скрою, во время войны мои тохоты
увеличиваются, но и в так называемое мирное время я не стратаю.
Поток красноречия хозяина несколько смутил меня.
- А чем вы собственно занимаетесь?
- А вы за чем сюта пришли? - вопросом на вопрос ответил он.
- За наградами.
- Вот этим я и занимаюсь. Тут у меня центр метально-ортенской
промышленности.
Честно говоря, эти шесть хибарок были похожи на все, что угодно, но
только не на центр какой бы то ни было промышленности. Видно, я не смог
убрать саркастическую улыбку, выскочившую на моем лице произвольно, как
прыщ.
- Вы совершенно зря смеетесь! - обиженно сказал рыжеволосый. - Тля
моей промышленности не нужны ни завоты, ни комплексы. У меня, та бутет вам
известно, все заготовлено на лет тватцать вперет, таже новые образцы!
Латно, говорите, что вам нато.
- Ну, медалей надо... - я запнулся, - военных...
- Выбирайте. Вот тратиционные: "За храбрость", "За мужество". Такие у
меня тля всех армий есть. Вот тругой вариант: "За внутреннее мужество
степени", "За показательное усердие", смотрите сами!
Я внимательно проинспектировал весь предоставленный выбор и
остановился на трех медалях: "За любовь к командиру степени", "За
потенциальную самоотверженность" и "За подавление личных чувств ради
общего дела". Последнюю я выбрал для себя.
- Вот эти! - сказал я хозяину. - Первого и второго названия по четыре
штуки и одну третьего.
- А что, убитых у вас нет?
- Почему вы спрашиваете?
- А почему вы ортенов не берете?
- А при чем тут ордена к убитым?! - я озадаченно глянул на рыжего.
- Как это, при чем?! Метали для раненых, ортена - тля убитых. Все
толжно быть по справетливости.
Тут настал мой черед почесать за ухом.
- А если я сам ранил или убил - чем тогда меня награждать? - спросил
я.
- Я бы ничем не награштал. Стрелять каштый может. Убийство - это
плохо.
- Но ведь если идет война, значит люди убивают друг друга!
- Можно и не убивать! - уверенно произнес хозяин. - Тут неталеко тоже
итет война. И без всякого кровопролития. Просто воюющие стороны по
тоговоренности стреляют труг в труга холостыми, солтаты, согласно графика,
считаются то ранеными, то убитыми, и награштают их как настоящих раненых и
убитых. Это очень гуманно...
Я пожал плечами. О войне такого рода слышать мне еще не приходилось.
- Латно. Итемте. Помошете немношко.
Мы вдвоем вышли из дома и прошли к зданию, напоминавшему склад или
мастерские. Зашли внутрь. Рыжеволосый включил свет. Я осмотрелся.
Под стенами в несколько рядов стояли массивные ящики, а в центре
переливалась красками и сверкала куча орденов и медалей.
- Нато посортировать, - хозяин указал взглядом на кучу. - Несколько
ящиков поломалось и все перемешалось, понимаете... Там посмотрите, если
метали и ортена на немецком языке, то их вон тута, в правый угол. Если на
английском - то в левый, а русские по тем трем ящикам, что пот тальней
стеной стоят. Витите, они открытые. Только не перепутайте ваши русские с
тругими русскими.
Я опустился на корточки и сгреб пригоршню блестящего металла. Перед
глазами замелькали знакомые по учебнику истории лица. Екатерина, кайзер
Вильгельм, Александр Невский и его недавний преемник с гордым взглядом и
жесткими усами. А сколько незнакомых лиц!
Предварительно я стал раскладывать награды по пяти кучкам рядом с
собой.
Дверь на улицу отворилась, и на пороге появился незнакомый мужчина с
седыми усами.
- День добрый! - он поклонился. - Я в помощь прислан. Тоже, видать,
по такому же делу, что и вы, пришел. За крестиками-медальками.
Он подошел ближе, ознакомился с содержанием пяти кучек, насыпанных
мною. Присел с другого края и тоже стал копаться в наградах, время от
времени поднимаясь и добавляя в мои кучки позвякивающие серебряные,
бронзовые медали и ордена.
- А что-то я вас здеся раньше не видал, - после долгого молчания
сказал он. - Меня Ерофеичем кликать.
- Я здесь первый раз... - словно оправдываясь, промямлил я.
- А-а, то-то и оно, - мужик понимающе кивнул. - А я уже раз двадцать
сюда захаживал. У нас командир щедрый - каждую недельку чтой-нибудь к
груди прицепляет. Я уж шесть Георгиев своей старухе отослал, чтоб внучатам
чем играться было. А у меня еще шесть осталось. А на что их так много?! Ну
три али четыре - еще куды ни шло - красиво на груди. А коли больше, то
вылитый адиот выходит. А вы сами-то откель будете?
- Застава у нас...
- Казачья? - оживился мужик.
- Нет, пограничная.
Ерофеич недоуменно пожал плечами.
- А я тут давече одного немчуру встретил - чуть не прибил! -
продолжил он. - Все-таки негоже это: и нам, и тем, кто супротив нас, из
одного серебра кресты лить. Он тоже тогда много набрал, мешок почти!
Видать, не только у нас командиры-то щедрые! Но все равно как-то нехорошо.
Там мы друг другу животы штыками пропарываем, а тут у этого литовца рыжего
бок о бок крестики-медальки набираем. Я с ним потом покурил, лясы поточил
малость. Он тоже из малоземельных оказался, и жена тож есть, и хозяйство
какое-никакое. Что-то, конечно, во всем этом не так, но пока что убивать
их надобно, а то ведь и крестиков-медалек этих не получишь, а еще, хуже
того, они тебя пришлепнут. Подождать надо, пока цари помирятся, а до того
времени надобно их убивать. У вас там тоже небось убивают?
- Нет, - ответил я. - У нас тихо.
- Обманная эта тишь! Там, где с виду тихо, там еще больше убивают! -
уверенно сказал мужик, прихватил двумя руками здоровую пригоршню наград и
с усердием стал их раскладывать.
Вечером пришел хозяин, тот, кого мужик назвал рыжим литовцем.
- Вы уже можете заканчивать, - сказал он мне. - Слишком мало берете.
Мы снова прошли в его дом. Выпили чаю с медом, по чарке домашней
вишневой наливки.
- Вот ваши, - вручил он мне небольшой бумажный пакет. - А этот ортен
в потарок примите, от меня на память. Это мой любимый!
Я начал было вежливо отказываться, но хозяин за долю секунды прицепил
его к моей гимнастерке.
- Это хороший ортен, - словно успокаивая меня, сказал он. - Всякое
веть может случиться.
"Смерть пережившим почет и свобода", - прочитал я слова на ордене,
выбитые под серебряным букетом, состоящим из доброго десятка
государственных флагов крупных держав.
- Не беспокойтесь, он не вражеский, он для всех потхотит! Прихотите
чаще, я вам новые образцы покажу, вам понравятся!
Пройдя мимо перечеркнутого указателя названия этого странного
населенного пункта, я свернул на лесную дорогу и уже без компаса, по
памяти, смело зашагал в сторону заставы. На этот раз задание мое было
легким и приятным. Один только осадок остался, въелись в мысли слова
рыжего литовца: "Раненым - медали, убитым - ордена. Все должно быть по
справедливости". Въелись-то они въелись, и из головы никак не шли, но
понять смысл сказанного я никак не мог. То есть, смысл-то был ясен, но
что-то за этими словами еще было, а вот что? Может, со временем и пойму.
Видно не стал я еще солдатом, ведь если б стал, то и мыслей таких не
возникло бы.
4
Я шел на заставу. В кармане лежали аккуратно упакованные медали, а на
гимнастерке блестел подаренный орден.
Вот уж странно: раньше я полагал, что награды существуют только для
награждения. А оказывается, что и героем быть необязательно. Вот ведь взял
рыжий литовец и орден мне подарил. А со стороны кто скажет, что этот орден
подаренный? Гимнастерка настоящая, стало быть и орден на ней заслуженный.
А что, если прав литовец, и не стоят эти регалии из золота и серебра
человеческой жизни, крови, самопожертвования. Ведь не за них люди воюют, а
за нечто высшее, за Родину, за Сталина.
Свернув на малоприметную тропинку, я сверил по компасу свой путь. С
дороги не сбился. Можно идти дальше.
Тропинка петляла, пряталась, пыталась улизнуть из-под ног. По ней,
видимо, давно не ходили.
Заброшенные тропы не любят, когда о них вспоминают.
- Стой! Руки вверх! - сбоку из-за дерева выглянуло дуло нагана.
Я остановился, поднял руки. Сопротивляться было бесполезно, тем
более, что я был невооружен.
Из-за дерева вышел изможденный мужчина. Лицо в кровоподтеках. Кожаная
куртка замазана кровью.
- Откуда? Кто? - он подошел ближе.
- С погранзаставы, - ответил я.
- Красной?
- Да.
- Опусти руки, - мужчина облегченно вздохнул.
Я заметил, что наган он держит в левой руке.
- Комиссар Ижев, - он протянул мне руку с наганом.
Я пожал запястье.
- Уж и не думал наших встретить. Побег - это еще не спасенье.
- А откуда вы бежали?
- Из белой контрразведки, со станции Максатихи.
- Максатихи?! - название станции показалось мне чертовски знакомым.
- Да. Там у белых временный штаб. Какой-то шальной снаряд попал прямо
в состав с боеприпасами. От станции одни рельсы покареженные остались. На
соседних путях ихний санитарный стоял, так, наверно, с полчаса после
взрыва по ветру бинтики кружились. Здорово их бомбануло!
- Это в четверг было?
- Да, - кивнул комиссар. - Суматоха сразу поднялась. Половина беляков
сразу в лес драпанула - подумали, что наши наступают. Мы в подвале сидели.
Вдруг дверь открывается и юнкеришко кричит: "Быстрее в лес уходите!
Скажете, что Несмогов вам спастись помог!" Я бы этого юнкеришку на месте
прихлопнул! Но сначала капитана б ихнего. Вот сволочь из сволочей!
Неожиданно комиссар сцепил зубы и прижал руку с наганом к правому
предплечью.
- Вы ранены?
- У-гу... наши далеко?
- Не очень.
- Дорогу знаешь?
- Конечно.
- Пошли.
Мы шли медленно. Комиссар то и дело останавливался, оглядывался
назад, прислушивался.
- Здесь никого нет! - успокоил его я.
- Нельзя терять классовое чутье и бдительность!
Вдруг он остановился, сошел с тропинки и лег за кустом орешника.
- Живо сюда! - выпалил он скороговоркой.
Я прижался к земле рядом с комиссаром. Было тихо, только ветки
потрескивали на ветру.
- Никого же нет? - прошептал я.
- Никого?! - он ехидно скривил губы.
Я напряг слух. С левой стороны действительно надвигался какой-то
невнятный шум. Потом раздалось ржание коней.
Где-то недалеко запели песню. Несколько зычных глоток. Пели они не
под шаг.
- Казаки! - шепнул комиссар.
...Из-за лесу блещут копия мечей.
Это сотня казаков-лихачей.
Э-ге-гей! Жги! Коли! Руби!
Это сотня казаков-лихачей.
Комиссар ловил языком травинку, щекотавшую ему нос. Он смотрел на нее
с такой ненавистью, словно в этой травинке видел всех своих прошлых и
будущих врагов. А казаки задиристо продолжали.
...Впереди наш командир удалой,
Он скомандывал "Робя-аты, все за мной!"
Э-ге-гей эгей! Жги! Коли! Руби!
Он скомандывал "Робя-аты, все за мной!"
Комиссару наконец удалось поймать ртом травинку. Он подтянул ее
языком к зубам, потом прикусил ее и чуть-чуть приподнял голову. Травинка
натянулась как струна, но не отрывалась. Тогда он еще выше приподнял
голову. По травинке на землю сбежала капелька крови. Ижев дотронулся
пальцем до рта. Палец был в крови. Травинка резанула нижнюю губу по самой
середке. Комиссар чертыхнулся, сплюнул кровью. Отпущенная травинка,
обмякшая и вялая, легла на землю. А песня еще продолжалась, но теперь она
