открывать. Пусть его разыщут и спросят.
Непривычно спокойно прошел огневой день недели. День был спокойным,
но вечером, сидя в землянке, я услышал какой-то шум. Выглянув, заметил
фигуру человека, заглядывавшего в яму с пушкой. Враз вспомнив устав,
схватил винтовку и выскочил на поляну.
- Руки вверх! - крикнул я.
Человек обернулся, спокойно поднял руки. Я подошел.
- Документы!
Он порылся в нагрудном кармане кителя и подал мне сложенный вчетверо
лист бумаги. Я развернул.
"Предъявитель сего, штабс-капитан И.С.Бургасов командируется в
распоряжение командующего 1-й Донской армии генерала А.Шкуро".
Я узнал офицера. Это он должен был погибнуть несколько дней назад.
- Так вы живы? - я не смог сдержать удивления.
- Так точно, господин рядовой. Извините, это я кажется вам проиграл
партию в шахматы? - он, прищурившись, смотрел мне в глаза.
- Да, на заставе.
- Если я не ошибаюсь, эта партия была вашим последним желанием?
- Да, - кивнул я.
- Тогда выслушайте мое последнее желание.
- Я не собираюсь вас расстреливать. Говорите, если хотите...
- Я хотел бы сдвинуть прицел этой пушки.
- Зачем?
- Вы понимаете в чем дело, раз в неделю она стреляет по
железнодорожной станции Максатиха и попадает в состав. Но ведь по рельсам
не только военные эшелоны ходят. На прошлой неделе снаряд попал в
санитарный поезд. Не стану вам рассказывать, что там было. Я понимаю, что
на войне гибнут не только военные...
У меня закружилась голова. Я попал в санитарный поезд?! Я, который
никакого отношения не имел к гражданской войне, который и родился-то после
первого полета в космос. Я согласен ответить за убийство сержанта. Мне
легко объяснить, за что я его убил. Но как мне ответить за пушечную
стрельбу?!
- Что ж вы молчите? - негромко спросил офицер. - Вы выполните мое
последнее желание?
Я не знал, что ответить. Я слишком многого не знал. Я даже не знал,
кто у кого в гостях: я у штабс-капитана Бургасова или он у меня.
- Надо подумать... - с трудом выдавил из себя я.
- Но ведь вы не выстрелили сегодня!
- Это слишком разные вещи: не выстрелить и сдвинуть прицел.
Тут я заметил, что на Бургасове сержантские сапоги. Почему-то на душе
стало легче, даже не смог сдержать улыбки.
Штабс-капитан перехватил мой взгляд, тоже довольно посмотрел на свои
сапоги и потопал несколько раз на месте, желая, должно быть, показать, что
они ему впору.
Я промолчал. Промолчал и он. Возникло впечатление, будто убитый
сержант, а точнее, не он сам, а его сапоги, нас сблизили и породнили.
- В моей роте вчера один солдат фельдфебеля на штык насадил, -
заговорил Бургасов. - Дерьмовый фельдфебель, может, вы его помните:
низенький, вихрастый. Перестарался в своем рвении сделать из людей солдат.
Я кивнул. Было ясно, что он меня не осуждает.
Ночевали мы с Бургасовым в землянке на одной кровати. Во сне он
разговаривал сам с собой. Говорил громко и внятно. О каких-то
неотправленных письмах, о том, что никогда не покинет Россию, об умершей
матери.
Утром я все-таки позволил ему сдвинуть придел.
- Благодарю, - сухо произнес Бургасов. - Это благородно.
Я пожал плечами.
- Ну, прощайте! - протянул руку штабс-капитан.
- В распоряжение 1-й Донской? - спросил я.
- Какая к черту Донская! Убьют меня завтра!
Я крепко пожал протянутую руку.
- Если случиться встретить кого-нибудь из Бургасовых, что родом из
Екатеринодара, расскажите им про мою гибель.
- Хорошо, - пообещал я, думая о том, что и города такого давно уже
нет, и как расскажешь о том, чего не видел.
Бургасов грустно улыбнулся и затопал в сержантских сапогах туда, куда
был нацелен ствол особой дальнобойной пушки с новым стационарным прицелом.
3
Последующие три недели моего пребывания на спецточке пронеслись
невероятно быстро. Погода стояла солнечная, хотя выпадавшая под утро
обильная роса и создавала впечатление вечной сырости. Не верилось, что
такие теплые погоды могли держаться в столь северных местах в самом
разгаре календарной зимы.
После ухода белого офицера я несколько дней провел в тягостном
бездельи, результатом чего оказалось мое халатное отношение к доверенному
мне особому дальнобойному длинноствольному и т.д. орудию уже со сдвинутым
прицелом.
Некоторое время я, конечно, сомневался, мучался, не будучи способным
одним твердым решением поставить все на свои места. Я имею в виду то, что
я не хотел стрелять даже не смотря на то, что снаряд теперь уже никак не
мог попасть в санитарный или другой поезд на станции Максатиха. В
оправдание мое послужила одна идея: ведь прицел старый изменял не кто
иной, как белый офицер. Следовательно, он мог не просто сдвинуть его, а
переставить таким образом, чтобы следующие снаряды падали бы уже на
какую-нибудь нашу станцию, попадали бы в наши санитарные и другие составы.
Размышляя так, я испытывал некоторые угрызения совести по отношению к
офицеру - ведь он вызывал у меня искреннюю симпатию, и думать о нем плохо
было как-то неудобно. В конце концов я решил, что эта идея - просто
выдумка, сочиненная в мое оправдание на самый крайний случай. Мысленно я
даже извинился перед офицером за то, что позволил себе так подумать. Хотел
во всем остаться честным и порядочным. Как никак врагом я его не считал.
Следующие три недели пронеслись невероятно быстро. Думаю, что даже
ствол пушки не поржавел, несмотря на сырость и на то, что после прощания
со штабс-капитаном я его больше не смазывал и не чистил. Очень хотелось
верить, что спецточка сразу после моего отбытия придет в упадок и
прекратит свое существование в различных приказах, отчетах о военных
действиях и других бумагах, по которым сюда отпускаются снаряды и прочее.
Так вот, в канун наступления четвертой надели, глубокой ночью меня
разбудил свист, доносившийся снаружи. Кто-то спокойно насвистывал мелодию
"Тореадора". Несколько озадаченный и напуганный, я выглянул из своего
обиталища.
- Может, это новый сержант?! - промелькнула самая неприятная мысль.
- Стой! Кто идет! - крикнул я.
- А! Вот ты где! - голос показался знакомым. - А я думал, что ты
сбежал куда-нибудь.
- Кто там? - я попытался увидеть сквозь темноту лицо ночного гостя.
- Меня за тобой капитан прислал. Приказал забрать тебя на заставу. На
днях сюда прибудет другая смена.
Я вышел из своего убежища и приблизился к солдату. Да, это был один
из пограничников, тот, что подарил мне шахматы.
Я спешно собрался, покидал свой немногочисленный багаж в вещмешок
пограничника и направился следом за ним. Хотелось оглянуться на прощанье,
посмотреть на ствол, торчащий из ямы, на разметочные валуны. Но что-то
сдержало меня.
Вот если бы доказать себе, что никакой спецточки не было, что я
никого не убивал и никуда не стрелял. Легкое ли дело?! Других убедить -
это не так сложно, а вот себя...
- Что там на заставе?! - желая отвлечься от малоприятных размышлений,
спросил я.
- Все по-старому, - ответил солдат. - Там для тебя у капитана
какие-то новости, но какие - не знаю.
Возвращались мы на заставу той же дорогой, ориентируясь по
фосфорическим меткам на валунах, но, на удивление, вся дорога заняла у нас
не три дня, а чуть более суток.
С наступлением утра идти стало намного легче, только от воздуха,
пропитанного сыростью, першило в горле.
На заставу мы прибыли около полуночи. Свет в окнах не горел. Мы тихо
вошли и сбросили с себя грязные, пропитанные влагой х/б.
Утро наступило рано. Я проснулся от шума, с которым поднимались
другие солдаты.
В комнату-казарму вошел капитан, проводя ладонью по только что
выбритым щекам.
- Отлично, ты уже здесь! - он радостно улыбнулся. - Вставай, приводи
себя в порядок и давай ко мне!
Для того, чтобы привести себя в порядок понадобилось бы по моим
подсчетам четыре краткосрочных отпуска по десять суток каждый.
Быстро одевшись и умывшись, я зашел к капитану.
- Ну как? - он пристально посмотрел на меня уже без улыбки. -
Настрелялся?
- Так точно, - кивнул я с грустью. - Настрелялся.
- Я все прекрасно понимаю, но не мог же я послать туда своих родных
солдат, с которыми уже давно... впрочем, чего это я оправдываюсь?! Слушай!
Есть для тебя новое задание. Легкое и, можно сказать, даже приятное. Ведь
скоро праздники...
Я вдруг понял, что за время пребывания на спецточке полностью
оторвался от гражданского календаря.
- Какие праздники? - спросил я.
Капитан не ответил.
Он поправил прядь волос, сползшую на висок, прокашлялся и продолжил:
- Праздники, как ты понимаешь, надо чтить и отмечать. Короче говоря,
пойдешь за наградами для нашего личного состава, кстати и для себя тоже.
Я расслабился. Такая цель командировки меня вполне устраивала.
- Награды подберешь под свой вкус. Можешь взять и впрок. На месте
сориентируешься! Вот тебе гарантийное письмо, предписание и компас.
- А компас зачем?
- В этот раз пойдешь без провожатого. У нас здесь стало неспокойно. Я
тебе карту дам, сам выйдешь. Если попросят там помочь в чем-нибудь - не
отказывайся! Понятно?
- Так точно.
- Вот карта, - седой капитан протянул мне раскрытый планшет, - тут
все указано. Разберешься. Даю тебе четыре дня. Вопросы есть?
- Никак нет! - по привычке гаркнул я, уже привыкнув оставлять все
возникающие вопросы неразрешенными.
- Ну все, - по-отечески произнес он. - В путь, товарищ солдат!
Путь к отмеченному на карте месту оказался близким. На удивление
легко было идти по компасу, сверяя направление по дрожащей стрелке. Все
эти движения по азимутам, когда мне объясняли принципы ориентировки по
компасу теоретически, казались мне дремучим лесом. На практике же все было
намного проще.
Через день я вышел на окраину нужного мне населенного пункта под
несколько странным названием Исильдорф-Поповка. Для села он был слишком
маленьким, для хутора - чуть великоватым. Обойдя его за десять минут
прогулочным шагом, я все-таки решил, что это село. Из шести одноэтажных
зданий, составляющих весь этот Исильдорф, только два были жилые. Четыре
других напоминали или склады, или мастерские. Побродив еще с полчаса, я
постучался в один из жилых домов.
Дверь открыл рыжеволосый мужчина маленького роста. Усеянное
веснушками лицо вежливо улыбнулось мне.
- Вот... - не зная с чего начать, я протянул рыжеволосому письмо и
предписание.
- Та-а, - прочитав, сказал он, доброжелательно уставившись мне в
глаза. - Давненько вы у нас не были. У вас что там, все тихо?!
- Да, все в порядке... - пожал плечами я. - Как будто тихо.
- Тихо... - мужчина почесал за ухом. - Латно, а вас претупреждали,
что притется немного помочь?
- Предупреждали. Могу хоть сейчас...
- Сейчас не нато, чуть позже, - перебил рыжеволосый. - Прохотите!
Он посторонился и я прошел в дом.
- Направо, прошу направо, - рукой указывал хозяин.
Я очутился в просторной комнате. На одной из стен висел темный ковер,
на котором стройными рядами располагались ордена и медали, а солнечные
лучи, падавшие сквозь окно, заставляли их блестеть и пускать блики.
Почувствовав на плече руку хозяина, я обернулся.
- Нравится? - спросил он.
- Конечно. Вы, наверно, очень богаты!
Мужчина скромно пожал плечами. Рот его расплылся в довольной улыбке.
- Как вам сказать. Просто много клиентов. Вот, говорят, что от войны
