Детектив - Андрей Курков

Рассказы

Андрей КУРКОВ
Рассказы

ПОСЛЕДНЕЕ ПРИЗЕМЛЕНИЕ
Одиннадцать необыкновенностей из жизни чепухоносиков, их другей и знакомых.
ГРУСТНЫЙ РАССКАЗ О ПРИРОДЕ N 6




                              Андрей КУРКОВ

                          ПОСЛЕДНЕЕ ПРИЗЕМЛЕНИЕ

               (краткая история одного внутреннего органа)




     Холодной весной пятого года независимости я возвращался  из  Германии
домой.  Старый  "боинг"  международных  украинских  авиалиний,  исписанный
трафаретными китайскими иероглифами, объяснявшими, видимо, что надо делать
в случае аварийной посадки, дрожа дюралюминиевыми крыльями  приближался  к
бетонной полосе Бориспольского аэропорта. Пухленькая стюардесса  раздавала
декларации. Мне тоже досталась  одна  и  я  в  очередной  раз  усмехнулся,
прочитав требование  "задекларировать"  количество  ввозимой  национальной
валюты.
     Вскоре самолет соприкоснулся с бетонкой и побежал уже по земле. Жидко
захлопал  в  ладоши  один  случайно  затесавшийся   в   число   пассажиров
иностранец,  но  быстро  прекратил,  уловив  напряженные  взгляды  в  свою
сторону.
     Минут через пять  после  остановки  двигателей  к  самолету  подъехал
автобус и пассажиры поспешно заняли в нем места.
     Комфортабельный  предбанник  таможенного  зала  зажжужжал,   зашуршал
декларациями. Пассажиры разбились на две очереди. По  привычке  я  стал  в
левую. Двигалась она неспешно, но и я не спешил.
     Наконец  я  подошел  к  месту  радиационного  контроля,  вдоль   меня
"прошлись" дозиметром и дозиметрист, одетый в  камуфляж,  кивнул  головой,
мол нормально. Дальше оставалось пройти общий рентген - таможенники искали
перевозчиков опиума, и  я  уже  знал,  что  опиум  глотают  в  специальных
мешочках на время пересечения границы. Вскоре я зашел в металлический бокс
и послушно налег грудью на квадратную металлическую раму. Что-то невидимое
звякнуло в боксе железом и я почувствовал бегущих по спине мурашек.
     "Еще  минут  пятнадцать,  -  подумал  я,  -  и  я  вырвусь  из  этого
аэропорта."
     Наконец дверь бокса открылась и я пошел  дальше  по  нарисованной  на
полу желтой полосе, указывавшей путь.
     - Паспорт? - вежливо попросил таможенник уже у стола досмотра багажа.
     С улыбкой я протянул свой реликтовый советский документ.
     - Андрей Юрьевич? - вслух прочитал таможенник  и  посмотрел  на  меня
так, словно мне следовало кивком подтвердить его правоту. - У  вас  только
одна сумка?
     Я кивнул.
     - Пожалуйста, пройдите вон туда, в те двери! - широким жестом руки он
прочертил направление. - И сумку тоже возьмите!
     За элегантными черными  дверями  я  обнаружил  что-то  вроде  комнаты
отдыха, заставленной мягкой мебелью. В комнате никого не было. Я прошел  к
ближнему креслу и уселся.
     Обвел взглядом обстановку  и  заметил  в  углу  под  потолком  черную
видеокамеру.
     На душе было спокойно и я сам себе удивился  -  отчего  это  я  такой
спокойный? Ведь для чего-то меня попросили пройти сюда?
     Бесшумно открылась дверь. Вошел мужчина лет  сорока  пяти  в  дорогом
темносинем  костюме.  Правда  ярко  красный  галстук   и   простое,   тоже
красноватое  лицо  к  костюму  не  очень  подходили.  В  руках  он  держал
рентгеновский снимок.
     Подошел, присел на соседнее кресло.
     - Андрей Юрьевич? - спросил.
     Я кивнул.
     Он посмотрел на меня, потом поднял снимок на  уровень  своих  глаз  и
внимательно уставился на него.
     - Вы что, врач? - спросил я.
     - Нет, но пришлось пройти курсы  рентгенологии...  -  шутливым  тоном
ответил он. - У вас проблемы со здоровьем... - и он показал мне что-то  на
рентгеновском снимке, обведенное красным маркером.
     - Я знаю про свои проблемы... - сказал я.
     - Андрей Юрьевич, я бы на вашем месте сейчас был  бы  очень  нервным,
так сказать...
     - Почему? - удивился я.
     - Ну как же, вы после  серьезной  операции  возвращаетесь  домой,  на
родину, так сказать, а  вас  почему-то  задерживают.  А  дома  жена  ждет,
нервничает...
     Я посмотрел на него пристально.  В  чем-то  он  был  прав,  но  после
операции я действительно стал удивительно спокойным и невозмутимым, словно
мне вырезали всю нервную систему.
     Мой безымянный собеседник тяжело вздохнул.
     - Знаете, Андрей Юрьевич, я не люблю спокойных, тихих разговоров. Я к
спорам привык, чтобы с криком, с эмоциями... Как раньше, а сейчас все  это
как-то не так, все слишком интеллигентно делается... Вы понимаете,  о  чем
я?
     - Нет, - признался я.
     - Ну ладно, раз вы такой упрямый,  расскажу  я  вам  одну  интересную
историю. Полгода назад, может помните - об этом много  в  газетах  писали,
пропал один кандидат в депутаты парламента от оппозиции... Ну пропал,  так
пропал, нет тела - нет дела. Так вот через пять месяцев после  этого  один
киевский писатель едет в Германию на серьезное лечение. Дело в том, что  в
юности он злоупотреблял конъяком - дешевый был конъяк - ну и, ясное  дело,
печень не выдержала. Печень - орган хрупкий. И вот едет господин  писатель
в Германию, везет туда на лечение свою больную печень. Хорошо, что  там  у
писателя друзья, организовали для него  медицинскую  страховку  и  сделали
вид, что печень у господина писателя именно в  Германии  заболела.  Пусть,
мол, немецкие налогоплательщики за него  платят,  или  страховая  компания
пускай раскошеливается... Не важно. Важно, что посмотрели  немецкие  врачи
на испорченную конъяком печень, покачали головой  и  сказали,  что  лечить
такую печень бестолку. Не вылечишь  ее.  Надо  новую  печень  ставить.  Ну
хорошо, новое всегда лучше старого, да? Так вот, господин писатель  охотно
согласился  на  операцию.  Поставили  господину  писателю  новую   печень,
подлечили, на месяц в пансион устроили, на воды. Городок красивый,  вокруг
пышущие здоровьем пенсионеры гуляют. Ну и писатель среди  них,  как  дома.
Месяц прошел, заехали за писателем  немецкие  коллеги,  отвезли  в  Кельн,
прощальный ужин в ресторане "Марредо" организовали, по хорошему  бифштексу
с кровью скушали. А писатель - на диете, для  него  специально  -  бараньи
котлетки и чтоб без жира. И салат, конечно... Потом  переночевал  господин
писатель в отеле "Энгельбертц" и  утром  в  аэропорт.  Что-то  вы,  Андрей
Юрьевич, все равно какой-то спокойный? Может, вам нехорошо? - с надеждой в
голосе спросил мой собеседник.
     - Да нет, нормально,  -  ответил  я,  хотя  до  меня  стало  медленно
доходить то, что  история,  рассказанная  этим  человеком,  была  довольно
точной. Это была моя история, а значит за мной кто-то постоянно следил! Но
зачем? Кто я такой, чтобы за мной такую подробную слежку устраивать?
     - Ну вот, наконец-то вы задумались! - довольным голосом произнес  мой
собеседник. - А то сидели такой спокойный, будто за вами никаких грехов не
числится! Ну ладно, отдохните пока. А мне надо выйти ненадолго.
     Он поднялся и направился к двери.
     - Постойте, - крикнул я. - А мне что же, тут сидеть? Мне домой  надо.
Вы при желании меня можете и дома отыскать!
     - Нет-нет, вы уж останьтесь! - сказал  он,  обернувшись.  -  Вам  уже
спешить не положено. Вы еще не всю историю услышали!
     Он вышел и я услышал, как щелкнул замок в двери.
     Я сидел в кресле. Был я действительно озадачен, но не более.
     Из верхнего левого угла, из-под потолка на меня  внимательно  смотрел
оптический глаз видеокамеры. Я ему подмигнул.
     В  комнате  было  очень  тихо,  эта  тишина  казалась  мне   какой-то
стерильной, излишне медицинской, искусственной. В  обычной  жизни  она  не
существовала.
     Снова щелкнул дверной замок и в комнату вошла молоденькая стюардесса.
Она протянула мне точно такой  же  подносик  с  авиаобедом,  какой  я  уже
получал недавно в самолете.
     - Приятного аппетита! - сказала она и вышла.
     Я сидел в кресле с подносом на коленях. Есть особенно не хотелось, но
тишина распологала к  какой-нибудь  деятельности.  И  я,  сняв  со  своего
авиационного обеда упаковочный целофан, взял в руки  одноразовые  вилку  и
нож и принялся за еду.
     Минут через пять та же девушка  в  форме  стюардессы  принесла  кофе.
Вообще-то с кофе я покончил - моя старая печень кофе не переносила,  но  в
этот момент мне было неудобно отказаться, да и печень у меня  теперь  была
совершенно новая, так что опасаться за нее вроде не было необходимости.
     Я поблагодарил девушку, она улыбнулась в ответ, и ушла.
     Вскоре вернулся мой собеседник.
     - Ну  как,  подкрепились?  -  спросил  он.  И  не  дожидаясь  ответа,
продолжил. - Я тоже немного  перекусил,  теперь  мы  оба  свеженькие  и  я
продолжу рассказывать  вам  одну  очень  занятную  историю...  Помните,  я
упомянул о пропавшем кандидате в депутаты?  Был  он  человеком  спокойным,
тихим, хотя придерживался довольно  экстремистских  взглядов.  Кофе  очень
любил... Одним словом - западник, искренний националист. И вот - пропал...
Не по своей воле, конечно. Искали его долго. А он тем временем  еще  живой
был. Какие-то люди, назовем их бандитами, похитили его и сначала  в  одном
сельском доме спрятали, недалеко  от  Киева.  Потом,  когда  первая  волна
поисков  прошла,  отвезли  его  связанного  на  машине  в   Карпаты,   там
договорились с офицером одной погранзаставы...  Офицер  переправил  их  на
военном вертолете в Польшу - недорого, всего за 300  долларов,  но  вы  же
понимаете, военные сейчас мало зарабатывают, так что любой  приработок  их
радует... Там, в Польше, их уже ждала машина и поехали они  на  север.  Не
доезжая Щецина, свернули  на  сельскую  дорогу  и  приехали  на  небольшой
хуторок... Интересно? Хороший сюжет для детектива, а?  Вы  запоминайте  на
всякий случай. Этот хутор лет пять назад купил киевлянин, президент одного
инвестиционного фонда,  которого  уже  не  существует.  Вы,  должно  быть,
помните, что ваш отец вложил все свои деньги в три фонда  и  все  потерял.
Так вот это был один из тех трех фондов. Этот  киевлянин  теперь  живет  в
Праге, а на хуторе хозяйничает его старший  брат.  Он  переоборудовал  все
помещения, закупил дорогое медицинское оборудование. Когда-то  он  окончил
мединститут и пару лет проработал врачем скорой помощи. Потом он занимался
оптовой торговлей спиртным, но недавно снова вернулся к медицине  и,  надо
сказать, процветает... И вот на этот хутор привезли пропавшего  кандидата,
уложили,  так  сказать,  на  больничную  койку,   тщательно   обследовали.
Обнаружили некоторые проблемы и стали их устранять.  Подлечили  печень,  я
вам уже говорил, что она была  немного  подпорчена  из-за  злоупотребления
кофе. Подлечили и другие органы. Интересная закономерность  -  умные  люди
почти никогда не следят за своим здоровьем. Вот вы, например, тоже... Надо
быть внимательнее к себе!.. Ну ладно,  вернемся  в  Польшу.  Вам,  кстати,
интересно? - он пристально посмотрел мне в глаза.
     - Да, - сказал я.
     Мой собеседник действительно умел рассказывать и в какие-то моменты я
совершенно забывал, где я и почему.
     - Когда кандидата подлечили, хозяин этого медицинского хутора провел,
так сказать, инвентаризацию всех более менее здоровых  внутренних  органов
кандидата, после чего составил подробный список этих органов с  описанием.
Отправил этот список факсом на несколько разных номеров в Европе. Система,
надо сказать, отработана у него великолепно. Талантливый организатор.  Уже
через полчаса он получил ответы. Будущее кандидата было решено.  Следующим
вечером под общим наркозом ему сделали операцию,  так  сказать.  Разобрали
его  на  отдельные  органы,  органы  поместили  в  специальные  сосуды   с
раствором. В этом растворе можно долго  сохранять  и  печень,  и  почки...
Недалеко от этого хутора расположен частный любительский аэродром. На него
и прилетели несколько маленьких самолетиков  за  этими  органами.  Сердце,
например,  улетело  во  Францию  и  теперь  оно  бьется  в  груди   одного
престарелого банкира. Одну почку пересадили австрийской оперной  певице...
Ну а печень... печень теперь у вас. Вы понимаете, что это значит?
     Я испугался. По правде говоря в Германии я не задумывался,  да  и  не
спрашивал, кто был донором моей новой  печени.  Мне  просто  сказали,  что
обычно органы берут у людей, погибших в автомобильных авариях. Да и думать
об этом было как-то неприятно.
     - Вот так то, господин  писатель.  Теперь  вы  понимаете,  почему  вы
здесь, а не дома?
     - Так что ж мне делать? - спросил я. - Не будете  же  вы  обратно  из
меня эту печень вырезать? Да и зачем она вам?
     - Не будем? Как сказать... Тут дело тонкое. Понимаете, печень  -  это
вещественное доказательство, часть тела. А когда есть тело - есть и  дело,
которое теперь можно будет закрыть... Народ надо успокоить,  а  то  газеты
расшумелись, что дело это политическое. Нет, нормальная  уголовщина...  Вы
же сами видите! Да и семья покойного наконец успокоится - лучше уж горькая
определенность, чем сплошное неведение. Думаю, что родственники  кандидата
хотели бы и могилку иметь, так что вполне возможно они  потребуют  от  вас
вернуть печень для захоронения... Видите, как вы влипли. Можно  сказать  -
со всех сторон влипли!
     - Постойте, - я внимательно посмотрел в глаза  моему  собеседнику.  -
Так значит, вы все  знали  заранее,  знали  куда  и  зачем  повезут  этого
человека?
     - Лично я? Нет, я занимаюсь только внешним  отслеживанием  внутренних
органов. Из Польши и дальше. Ну а мои коллеги, конечно, кое-что знали.  Но
мы ведь не  милиция,  в  наши  обязанности  входит  лишь  сбор  конкретной
информации и  использование  ее  в  экстремальных  случаях.  Если  б  вам,
например, пересадили бы в Германии печень Куприненко Степана Захаровича  -
был такой лесник в Карпатах, вы бы сидели б себе сейчас  спокойно  дома  и
пили бы с женой чай. Но печень Куприненко  пересадили  другому  господину,
немецкому проффесору из  Кельна.  Печень  Куприненко  была  получше  вашей
новой. Но и  дороже.  А  так  как  вы  получили  печень  с,  так  сказать,
политической окраской, то тут уж ничего  не  поделаешь...  Ну  ладно,  вам
скоро ужин принесут, а мне домой пора. Всего доброго и до завтра!
     Я опять остался один в стерильной тишине комнаты  без  единого  окна.
Мое самочуствие  внезапно  ухудшилось.  Немного  болела  голова  и  как-то
отчетливо ощущалась печень. Нет, она не болела, но словно резко  прибавила
в весе и в размере - я ее ощущал, как что-то инородное, что-то  чужое,  от
чего надо было срочно избавиться...  Я  поднялся  с  кресла  и  прилег  на
стоявший рядом диван с велюровой оббивкой. Стало легче.
     Через  пару  часов  уже  другая  стюардесса  принесла  мне  поднос  с
"авиаобедом",  точно  таким  же,  как  и  прежний.  И  снова  минут  через
пятнадцать принесла и оставила мне небольшой термос с крепким кофе.
     - Кандидат очень любил кофе, -  вспомнил  я  и  потрогал  свою  новую
печень, историю которой я уже подробно знал.


     Несмотря на крайне неудобный диван, спал я хорошо и  крепко.  Но  уже
проснувшись, снова почувствовал себя неважно. Поднялся, пересел на  кресло
и посмотрел на часы. Часы стояли  -  я  не  поверил  своим  глазам!  Новые
швейцарские часы, подарок моих немецких друзей, с десятилетним гарантийным
сроком и микробатарейкой на пять лет остановились,  замерли  на  прошедшей
полуночи. Гарантийный  талон  с  инструкцией  лежали  в  моей  сумке  и  я
автоматически полез туда, вытащил элегантную, больше по стилю  подходившую
к какому-нибудь колье с бриллиантами коробочку из-под часов. Взял  в  руки
инструкцию, подробную и многоязыкую.  Стал  искать  английский  вариант  и
вдруг к своему удивлению заметил  столбец  кириллицы.  Шрифт  был  слишком
бисерным для освещения этой комнаты.  Я  приблизил  инструкцию  к  глазам.
"Последнее достижение швейцарской  часовой  мысли",  "следуя  многовековым
традициям часовых мастеров", "Самое удачное сочетание последних достижений
науки и современного дизайна..." Инструкция больше походила  на  рекламный
текст и я уже хотел было сунуть ее обратно в роскошную коробочку,  но  тут
внизу столбца увидел красный восклицательный знак, отодвинувший один абзац
вправо.
     "Предупреждение! - прочитал я. - Ваши новые  часы,  кроме  всех  выше
перечисленных функций, обладают еще одним важным качеством:  они  способны
сигнализировать вам о возможной опасности для вашего  здоровья.  В  случае
вашего  приближения  к  опасным  для  здоровья  местам  (высокий   уровень
радиации, загрязненность воздуха и др.) часы немедленно останавливаются. В
этом случае вам следует немедленно (как показано на  рисунке  5)  включить
функцию  экологического  компаса  и  тогда  минутная  стрелка  укажет  вам
направление обратное источнику опасности.  После  того,  как  вы  покинули
пределы опасной для здоровья зоны часы автоматически восстанавливают время
и ход. БЕРЕГИТЕ ВАШЕ ЗДОРОВЬЕ, ЧАЩЕ СМОТРИТЕ НА ЧАСЫ!"
     Теперь я понял смысл этого подарка. От нечего  делать  я  внимательно
изучил рисунок  номер  пять  и  включил  функцию  экологического  компаса.
Минутная стрелка неуверенно прошлась по  кругу,  а  когда  я  поднес  часы
циферблатом к лицу - стрелка ткнулась в небо и так застыла. Я  понял,  что
часы работают. Они просто не показывают время.
     Вскоре высокая стюардесса лет тридцати пяти принесла мне  авиазавтрак
и новый термос с кофе.
     - Вы не скажете, который час? - спросил я.
     - Пол десятого. Приятного аппетита, - ровным голосом произнесла она.
     И вышла.
     Уже с некоторой долей брезгливости я распаковал пластиковую тарелочку
с теплым фасолевым пюре и двумя сморщенными сосисками довольно замученного
вида. Съев свой одноразовый завтрак, налил в пластмассовую чашечку кофе из
термоса. И тут же мне в нос ударил сильнейший кофейный аромат.  Этот  кофе
был намного крепче вчерашнего. Я представил себе, насколько он может  быть
вреден для здоровья, для  моей  новой  печени.  Но  одновременно  возникла
прежде мне неизвестная "кофейная" жажда и я легко опустошил  весь  термос,
насчитав в нем четыре с половиной чашки.
     После этого внутри себя я ощутил движение жидкости. И не то, чтобы не
было этого раньше, но сейчас происходило все как-то по-другому.  Будто  бы
изменилось направление этого движения. И снова отдельной тяжестью я ощутил
свою новую печень. Она словно бы специально хотела обратить  на  себя  мое
внимание.


     - Наверное, - подумал я, - моим другим внутренним  органам  не  очень
уютно с новой печенью. Они должны к ней привыкнуть, может быть даже как-то
приспособиться... Но ничего, надеюсь, что сработаются...


     Открылась дверь и в комнату вошел мой вчерашний собеседник.
     - Здравствуйте, Андрей Юрьевич. Как спали?
     Я кивнул в ответ.
     Он прошел и сел в соседнее кресло.
     - Как печень? - поинтересовался он.
     - Ничего...
     Он задумчиво кивнул.
     - Да, - вздохнул, - вам не позавидуешь... Родственников кандидата уже
поставили в известность. Дело движется к концу...
     - Да, кстати, мой сын вас знает. Говорит, что пару раз был  на  ваших
вечерах. Понравилось ему, говорит. Да ладно,  вернемся  к  нашей  истории.
Собственно, вам уже все известно. Остается только сидеть и ждать  решения,
- он указал пальцем вверх,  -  касательно  печени  кандидата...  Если  вам
интересно, могу вам еще одну историю рассказать, не про вас, не бойтесь...
Совсем другую, но вам, как писателю, это тоже будет интересно...
     В этот момент кто-то постучал в двери.  Мой  собеседник  выглянул  на
стук. Я услышал невнятный, но тревожный шепот. Дверь щелкнула  и  я  вновь
остался один.
     - Может уже принято какое-то решение насчет моей  печени?  -  не  без
испуга подумал я.
     Стерильная тишина раздражала. Мое  вчерашнее  самообладание  покинуло
меня.
     - Нет, я не должен нервничать, - твердил я себе. -  Ничего  страшного
не   произойдет.   Сейчас   конец   двадцатого   века,   а   не   кровавое
средневековье...
     И тем не менее внутренняя нервная дрожь нарастала  и  превращалась  в
боль. Болело где-то в  животе.  Боль  пускала  волны  и  я  чувствовал  их
направление. Волны увеличивались в размере  и  боль  усиливалась.  У  меня
внутри нарастала болевая буря. Но  меня  интересовало  только  одно  -  не
связано ли это с моей новой печенью?
     В какой-то момент болевая  волна  захлестнула  меня  с  головой  и  я
потерял сознание.
     Очнулся я в обычной больничной палате. Очнулся ненадолго.
     И тут же услышал знакомый голос своего последнего собеседника.
     - Извините, Андрей Юрьевич... Это  вас  по  моей  просьбе  привели  в
сознание... Я тут  одну  вашу  книжку  купил.  Детскую.  Ничего,  смешная.
Подпишите на память...
     Туман перед моими глазами  немного  рассрялся  и  я  увидел  знакомое
красноватое лицо.
     - Подпишите! Меня зовут Тарас Белоненко...
     Он вложил в мою руку фломастер и приподнял меня, повернул меня набок.
Перед собой я увидел мою последнюю детскую книжку.
     - Вот здесь лучше, на второй странице...
     Дрожащим почерком я вывел "Тарасику от автора".
     - Дату не ставьте, - попросил собеседник.
     Я снова откинулся на спину и закрыл глаза.
     - Спасибо, Андрей Юрьевич, - услышал я. - Ваш вопрос  еще  не  решен.
Может все еще и обойдется. И еще, вы не подумайте,  что  мы  действительно
следили за вами в том, старом смысле.  Просто  вы  сами  рассказывали  все
вашей жене по телефону.
     Я вдруг понял, что мой собеседник не  хочет,  чтобы  я  о  нем  плохо
думал. Это меня тронуло и я снял с кисти свои  новые  швейцарские  часы  и
протянул ему.
     - Это мне? - радостно улыбнулся он, принимая подарок.
     Я кивнул и насколько было сил прошептал: "Они здесь не ходят..."
     - Это ничего, - успокоил меня он. - У нас такие часовщики работают  -
починят!


     Наутро следующего дня я  умер.  Вскрытие  показало  обширный  инфаркт
миокарда. Печень была в порядке, хоть немного и увеличена.
     Моя жена быстро нашла общий язык с вдовой кандидата  и,  слава  богу,
похоронить меня решили целиком.
     На мои похороны собралось много мне не знакомых людей. Звучала чистая
украинская речь. У могилы прошел митинг.
     На мраморной плите над моей могилой  выбили  две  фамилии  -  так  уж
условились между собою две вдовы - и  с  тех  пор  к  памятнику  постоянно
приносят свежие цветы. У могилы  собираются  симпатичные  молодые  люди  и
подолгу говорят о будущем.
     Я им сочувствую, но вообще-то я во всей этой истории не при чем.
     И цветы на могилу приносят не мне, а моей последней печени.



     Андрей Курков

     Одиннадцать необыкновенностей из жизни чепухоносиков, их другей и
знакомых.

     ОГЛАВЛЕНИЕ

     Необыкновенность первая       
     Необыкновенность вторая       
     Необыкновенность третья       
     Необыкновенность четвертая    
     Необыкновенность пятая        
     Необыкновенность шестая       
     Необыкновенность седьмая      
     Необыкновенность восьмая      
     Необыкновенность девятая      
     Необыкновенность десятая      
     Необыкновенность одиннадцатая 
     НЕОБЫКНОВЕННОСТЬ ПЕРВАЯ,
     про новых обитателей высокого дуба.

     Однажды весной на берег речки вышло очень странное семейство: папа,
мама и сынок. Все они были маленькими, длинноносыми и ни на кого, кроме
друг дружки, не похожими.
     Раньше эта необыкновенная семейка жила на Шляпном поле среди
росших там в изобилии соломенных шляп, но папа, которому надоело жить в
постоянной тени, решил, что пора перебраться куда-нибудь поближе к воде
и солнцу. Так они и вышли к речке, на берегу которой рос толстый и
высокий дуб.
     - Какая маленькая елочка! - радостно воскликнул папа, глядя
на дуб.
     - Да, неплохой кустик! - поддакнула мама, разглядывая
верхушку могучего дерева.
     - Папа! А в этом большом дубе и дупло есть! - весело
закричал сынок.
     - Он опять все испортил! - огорченно произнес папа и
почесал кончик длинного носа. - Ап-чхи!!! Я же тебя учил! Ну
скажи, пожалуйста, где в твоих словах хоть капелька чепухи?
     - Не знаю...
     - А кто же знает?! Ну назвал бы какую-нибудь травинку высоким
дубом, но нельзя же постоянно называть дуб дубом, а лес лесом!
     - Да отшлепай ты этого оболтуса! - ласково посоветовала
мама.
     - Сейчас-сейчас! - Папа подошел к сыночку и погладил его.
- Не огорчайся! Я уверен, что из тебя вырастет настоящий чепухонос!
     - Конечно! - поддакнула мама. - А пока он у нас
маленький и еще не умеет нести чудесную чепуху.
     - Мама, а зачем надо нести чепуху?
     - Как зачем? Для удивления! Все мы, чепухоносики, живем для
того, чтобы удивлять и удивляться. Ты еще не понимаешь, что в жизни нет
ничего лучше веселой чепухи!
     - Послушай, Чепухоноска, а что если нам не поселиться в этом
тесном дупле? - обратился папа Чепухонос к маме, поправляя съехавшую
на затылок полосатую кепочку.
     - Я с тобой полностью не согласна! Давай не поселимся! -
сказала мама и залезла в дупло, которое находилось в самом низу дуба.
     - Ну, как там? - нетерпеливо спросил папа, почесывая кончик
носа, который всегда почему-то чесался.
     - Зимой будет холоднее, чем утром.
     - Я так и думал, ап-чхи! - Папа покачал головой и
тоже полез в дупло.
     Маленький Чепухоносик обошел вокруг дуба и стал разглядывать речку,
которую видел впервые. Вдруг он заметил, как из воды высунулась рыбья
голова и подмигнула ему.
     - Чего сюда пришел? - спросила голова.
     - Так просто, мы здесь жить будем.
     - А вы кто?
     - Чепухоносики.
     - Чепухоносики?! - переспросила рыба. - Это что-то
связанное с чепухой?
     - Да. - Чепухоносик почему-то застеснялся. - Мы чепуху
носим...
     - Бестолковое занятие, - пренебрежительно бросила рыба.
- Но это ваше дело. Мы - рыба серьезная, и чепуха нас не
интересует.
     - Так вы - рыба?! - спросил Чепухоносик.
     - Да, мы - летающая рыба, но если хочешь, можешь называть
нас подводной птицей. Это, по-нашему, тоже неплохо звучит.
     - А разве рыбы летают?
     - Ваши местные рыбы не только не летают, но и плавают еле-еле,
хуже топоров! Мы недавно в этой речке поселились. Жили себе раньше в
Индийском океане, летали над Цейлоном, парили над вулканами. Вот сюда
залетели как-то и решили погостить. Тут у вас экзотика: темнеет рано,
теплеет поздно, рачьей охотой можно побаловаться!
     - Скажите, а много вас сюда прилетело?
     - Мы одна прилетели... А! Ты, наверно, подумал, что нас
много, потому что я себя на "мы" называю! Так это от большого
уважения к себе. Если ты себя очень уважаешь - тоже можешь на "мы" 
называться. Это неплохо звучит!
     - Спасибо... - смущенно прошептал Чепухоносик. -
Я попробую...
     - Да, кстати, а вы кричать по утрам не будете? -
поинтересовалась рыба.
     - Нет...
     В этот момент из дупла донесся сначала шум, а потом голос папы:
     - Сынок, ты что там делаешь?
     - С рыбой разговариваю! - крикнул Чепухоносик и тут же
заметил, что рыбья голова уже исчезла.
     - Кажется, наш сынок уже исправляется! - радостно сообщил
папа маме.
     - Я же говорила, что нет ничего лучше отшлепывания. Видишь, как
он быстро стал нести чепуху!
     - Папа, а рыба почему-то сказала, что чепуха - бестолковое
занятие!
     - Не обманывай, сынок, рыбы не говорят!
     - Но ведь ты поверил, что я с рыбой разговаривал?
     - Конечно, нет! Это была чудесная чепуха, а потом ты стал
обманывать, а это уже нехорошо. От чепухи еще никому никакого вреда не
было, а вот вранье может принести одни неприятности.
     - А как же тогда отличить вранье от чепухи?
     - Очень легко: когда ты несешь чепуху, все
улыбаются и понимают, что все это - чепуха. Если же ты думаешь, что
несешь чепуху, а тебя внимательно слушают и даже переспрашивают -
значит, ты обманываешь!
     - Папа, но я действительно говорил с рыбой!
     Папа вышел из дупла, почесал кончик носа и приблизился к маленькому
Чепухоносику.
     - Вот я отшлепаю тебя сейчас! Ап-чхи! - ласково сказал он и
погладил сыночка.
     - Так вы действительно не собираетесь кричать по утрам? -
Из речки снова высунулась рыбья голова.
     - А зачем нам кричать? - Папа Чепухонос пожал плечами.
     - Папа, вот видишь, теперь и ты с рыбой разговариваешь!
     - Да какая же это рыба, сынок?! Это обыкновенная утка!
     - Что?! Вы назвали нас уткой?! - возмутилась рыба,
выпрыгнула из речки, подлетела к папе Чепухоносу и облила его водой с
головы до ног. - Умник длинноносый нашелся! Можно подумать, ни одной
рыбы в своей жизни не видел! - И, сделав прощальный круг над папиной
головой, она вернулась в речку.
     Папа поднял с земли полосатую кепочку, выжал ее и снова надел на
голову.
     - Ты что, купался? - спросила папу Чепухоноса вышедшая на
шум мама.
     - Нет, - ответил папа. - Тут только что один дождь
пролетал...
     - Кажется, тебе повезло больше, чем травам! - 
обрадованно воскликнула мама, осмотрев все вокруг. - Кроме
тебя, он больше ничего не полил!

     НЕОБЫКНОВЕННОСТЬ ВТОРАЯ,
     в которой рассказывается о том, чего не любит рыба.

     В тот день мама Чепухоноска решила постирать дубовые
листья, росшие на ветке прямо над дуплом. Тихонько напевая какую-то
песенку, она отрывала по листочку, полоскала в речке, а потом складывала
их в стопку возле своего жилища. Когда она потянула следующий листик
вниз, веточка треснула и на маму свалился огромный зеленый желудь. Мама
очень испугалась, закричала и прыгнула в речку.
     Вспомнив, что она не умеет плавать, Чепухоноска еще больше
испугалась и закричала еще громче.
     - Ну что такое?! - нервно спросила вынырнувшая на
крик рыба. - Не речка, а сплошная школа пения!
     - Я тону! - громко крикнула мама.
     - Вы, конечно, извините, что я вам мешаю, но неужели нельзя эти
же слова говорить спокойно?! Так тихо-тихо, шепотом: "Я то-ну"?
Чтобы никого зря не беспокоить.
     - Помогите! - снова закричала мама Чепухоноска, не понимая,
почему она до сих пор не утонула.
     - К сожалению, мы не можем вам помочь, потому что мы не умеем
кричать. Кроме того, мы очень не любим тех, кто кричит! - так же
нервно и раздраженно добавила рыба. - И вообще, если вы учитесь
тонуть, то вам надо поискать другое место. Здесь слишком мелко! И,
пожалуйста, не кричите больше!!
     Мама очень удивилась, поднялась на ноги и увидела, что там
действительно очень мелко.
     - Большое спасибо! - поблагодарила она рыбу.
     - За что? - рыба вяло пошевелила ртом. - За внимание?
Скажите, вы когда-нибудь были в Гвинее?
     - А где это? Там интересно? - оживилась мама Чепухоноска.
     - Нет. Там не интересно. Там все кричат так же, как вы. Мы
прилетели сюда, чтобы пожить в тишине и спокойствии, но что-то эта
тишина никак не наступает! Всего вам доброго от нас! - сказала рыба
и лениво поплыла к другому берегу.

     НЕОБЫКНОВЕННОСТЬ ТРЕТЬЯ,
     в которой рассказывается о том, кого не любит рыба.

     По воскресеньям даже лесные звери спят дольше обычного. Ну а те,
что живут у речки, у дуба или на Шляпном поле, просыпаются только к
понедельнику или ко вторнику. Даже если кому-либо из них и не хочется
спать, они все равно будут валяться в постели, пытаясь увидеть какой-
нибудь сон, ведь воскресный сон, если спящий захочет, может сбыться. Так
и в это воскресное утро все крепко спали: и чепухоносики, и рыба, и Кто-
то, и Кто-нибудь.
     Вдруг, совершенно неожиданно, на берегу раздался страшно громкий
крик, и все чепухоносики вскочили, словно их ужалили очень дикие осы.
     Папа Чепухонос задрожал от испуга и выглянул из дупла. В это время
страшный крик повторился, и папа, так и не успев полностью выглянуть,
влетел обратно.
     - Что там? - спросила взволнованная мама.
     - Кажется, кто-то завтракает.
     - Странно, - сказала мама. - А мне показалось, кто-то
поет!
     Маленький Чепухоносик подполз к выходу из дупла и выглянул.
     В это время страшный крик прозвучал в третий раз, но Чепухоносик не
испугался. Он с интересом что-то разглядывал.
     - Сынок, что там? - спросила мама.
     - Там петух полощет горло речной водой  и кричит.
     - Хо! Как неинтересно! - хмыкнул папа и вылез из дупла.
     - Подожди меня! - крикнула папе мама. - Мне тоже
неинтересно!
     Маленький Чепухонос выскочил на берег за родителями.
     - Обыкновенная лягушка! - буркнул папа, смерив взглядом
источник крика. - Что это она здесь делает?!
     Петух, услышав последние папины слова, повернулся к чепухоносикам.
     - Я здесь учусь петь! - гордо сказал он. - А вы?
     - Мы здесь учимся плавать! - так же гордо произнес папа и
улыбнулся.
     - Очень рад, - сказал петушок. - Учиться никогда не
поздно. Меня зовут Кудкударх, и когда я научусь петь, я с удовольствием
возьму у вас несколько уроков по плаванию.
     - А меня зовут Чепухонос-старший, - представился папа.
- А это моя семья.
     - Позвольте, я спою для вас ноту ДО! - Петушок поклонился и
снова страшно громко закричал.
     - Скажите, - обратился к нему папа. - И давно вы
учитесь петь?
     - С рождения. Еще моя бабушка Кудкударыня говорила, что я
рожден будить своим пением леса и реки.
     - А вы могли бы и меня научить петь? - спросил петуха
маленький Чепухоносик.
     - Конечно, могу. Завтра же утром я начну учить вас настоящему
пению. Прямо здесь, у речки.
     - Послушай ты, певец! - Из речки высунулась
недовольная рыбья голова. - Ты когда закончишь глушить рыбу своим
голосом? Сколько можно тебя предупреждать? Для того чтобы научиться
петь, не обязательно каждое утро орать на всю речку!
     - Уважаемая! Вы же - рыба, а рыбы ничего не смыслят в
пении! - вежливо ответил Кудкударх.
     - Зато рыбы точно знают, где раки зимуют! - угрожающе
сказала рыба и исчезла под водой.
     - Интересно, где же они зимуют? - сам у себя спросил
петушок.
     - Сейчас покажу! - Рыба вылетела из воды, держа в плавниках
большого рака. - Ну, Петрович, пошел! Цапни его как следует! -
приказала она раку, пролетая над петухом.
     Рак свалился на Кудкударха, вцепился клешнями в его крыло и повис,
недовольно дергаясь.
     - Ой-ой-ой! - закричал петух.
     - Ладно, Петрович, отпусти этого певца. Сегодня он больше петь
не будет.
     Рак разжал клешни, упал на песок и, бормоча что-то себе под нос, не
спеша пополз к воде.
     - Извините! Мне срочно надо вернуться в курятник! -
сказал петух и убежал.
     - Еще раз твой концерт услышу - я для тебя не только
раков не пожалею! - крикнула ему вслед рыба. - Надеюсь,
среди вас никто не собирается заниматься петушиным пением?! -
обратилась она к чепухоносикам.
     - Нет, мы не поем, - заверил ее папа Чепухонос.
     - В таком случае надеюсь, что и не запоете! - все еще
недовольно фыркнула рыба.

     НЕОБЫКНОВЕННОСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,
     в которой рассказывается о некоторых других обитателях высокого дуба.

     Каждое утро Чепухоносик учился нести чепуху. Учиться маленькому
Чепухоносику было трудно: чепуха получалась неправильной и совсем не
веселой. Чепухоносик чуть не плакал от обиды. Он снова и снова ходил по
берегу, пытаясь придумать что-нибудь чепуховое, и вдруг заметил возле
корней дерева семейку грибов.
     - Ой, какие толстые ежики! - радостно воскликнул он.
     Чепуха грибам не понравилась.
     - Сам ты толстый ежик! - ответил самый маленький гриб.
- Мы - опята, а тебя рыба съесть обещала!
     - За что? - удивился Чепухоносик.
     - За то, что ты ходишь и всех обзываешь!
     - Я не обзываю, я только учусь чепуху нести!
     - Вот когда она тебя съест, тогда ей это и расскажешь! -
сказал самый маленький опенок.
     Испуганный Чепухоносик побежал в дупло и рассказал страшную новость
маме и папе.
     - А давайте мы ее сами съедим! - посоветовала мама.
     - Нет, - произнес папа. - У нас нет календаря, и
поэтому мы не знаем, когда рыбные дни недели. Поэтому лучше пока
убежать!
     Папа засуетился, собирая вещи. Вещей было немного: несколько
грецких орехов, пачка кленовых листьев для утепления гнезда и мешочек со
шляпами, взятыми на память со Шляпного поля.
     - Ну все, пошли! - грустно скомандовал папа, закинув узелок
с вещами за плечи.
     Чепухоносики вышли на берег и печально оглянулись на свое уютное
дупло. Им очень не хотелось уходить отсюда, но еще больше им не хотелось
быть съеденными.
     - Эй, соседи! - Из воды высунулась знакомая голова. -
Далеко собрались? В отпуск, что ли?
     - Нет, за границу! - очень недовольно буркнул папа
Чепухонос.
     - А зачем вам заграница?
     - Там, говорят, рыб меньше...
     - Что-то вы сегодня мрачные и мне не нравитесь! -
пришла к выводу рыбья голова.
     - Так вы же нас съесть пообещали... за то, что... -
начал с обидой в голосе говорить Чепухоносик.
     - Кто вам такую чепуху сказал?
     Папа и мама оглянулись на маленького сыночка.
     - Это мне грибы сказали, опята.. ну те, которые с другой
стороны дуба...
     - Нашли кому верить! - Рыба ухмыльнулась. - Эти лживые
опята вам еще и не такое соврут. Надо было у меня спросить, собираюсь я
вас есть или нет, а потом уже и вещи складывать. Просто удивительно!
Неужели вы не знаете, чем питаются порядочные рыбы?
     - Нет, - папа смущенно почесал кончик носа.
     - Жалко, что нет у меня времени вам все это рассказывать -
я в отпуск собралась, к тетушке полечу, на Индийский океан. Хотела вас
попросить петуха этого горластого гнать отсюда. А то узнает, что я
улетела, так сразу прибежит и кричать будет!
     - Попробуем, - нетвердо пообещал рыбе папа Чепухонос.

     НЕОБЫКНОВЕННОСТЬ ПЯТАЯ,
     ближе знакомящая нас с виновниками недоразумения.

     Как вы уже знаете, с другой стороны дуба росло небольшое семейство
ложных опят: папа, мама и два брата-опенка. Вообще-то все их называли
лживыми опятами. Не проходило дня, чтобы они чего-нибудь кому-нибудь не
наврали. А когда вокруг никого не было, опята врали друг другу.
     - Ты слышал, Кудкударха сегодня утром съела рыба! - врал
старший брат.
     - А ты знаешь, - врал младший, - что нас скоро объявят
съедобными?!
     - Не может быть! Врешь? - спрашивал старший.
     - Конечно, вру! - улыбался младший. - А ты разве не
врешь?
     Утомившись от вранья, они рисовали друг у друга на шляпках
маленькие точки, чтобы хоть чем-то быть похожими на мухоморов.
     Так они развлекались, пока возле дуба не оказывался какой-нибудь
случайный или неслучайный прохожий.
     - Стойте! - кричали они ему. - Не ходите к речке! Там
завелись крокодилы и всех едят!
     Если прохожий видел и слышал опят впервые, он разворачивался и
убегал, разнося эту страшную новость по всем ближним лесам и
болотам. И гремела потом эта новость аж до тех пор, пока Кто-то не
останавливался и не говорил: "Постойте-постойте! А это вам не те
опята сказали, которые под дубом у речки растут?"
     - Да, они, - отвечал Кто-нибудь.
     - Значит, нет никаких крокодилов, - твердо произносил Кто-то.
     - Как же так? - удивлялся Кто-нибудь.
     - А так! - громко говорил Кто-то. - Соврали вам опята,
они же у нас лживые.
     - Ай-яй-яй! - Огорченный Кто-нибудь качал головой и шел
говорить всем, что страшная новость не только не страшная, но и не
новость вообще, а так, чепуха на гороховом масле.
     Вот так жили и врали братья лживые опята.

     НЕОБЫКНОВЕННОСТЬ ШЕСТАЯ,
     в которой Кудкударх снова огорчил папу Чепухоноса.

     На следующий же день после отлета рыбы в отпуск у речки снова
появился петушок Кудкударх. Прошелся хозяйским шагом по берегу, подошел
к воде и стал полоскать горло и "учиться петь".
     Первый же крик Кудкударха подкинул папу Чепухоноса с кровати и
уронил его на пол. Папа огорченно почесал ушибленный локоть и задумался.
     - Если так будет продолжаться и дальше, - сказал он, -
мне придется отказаться от собственных ушей и я никогда не услышу, как
мой сын через пару месяцев научится нести настоящую чепуху. Милая
Чепухоноска, отшлепай меня, пожалуйста, иначе я рассмеюсь и целый день
будет испорчен.
     Мама подошла к папе и ласково погладила его по голове.
     - Не радуйся! - сказала она. - Мы что-нибудь придумаем.
Да и рыба скоро вернется. А ты случайно не помнишь, как звали того рака,
который укусил петуха за крыло?
     - Кажется, Петровичем.
     - Очень хорошее имя. - Мама кивнула головой, но тут снова
прозвучал страшный крик, и она от испуга упала на пол.
     Маленький Чепухоносик, спрятавшись с другой стороны дуба, наблюдал
за Кудкудархом.
     Петушок набирал в клюв воды, полоскал горло, а потом кричал.
     - И откуда в таком маленьком петухе может быть так много крика?
- спросил сам себя Чепухоносик.
     - Конечно, от воды! - ответил старший опенок.
     - А я вас не спрашивал! - буркнул Чепухоносик, все еще
обижавшийся на опят за их вранье. - Я сам себя спрашивал.
     - Я тоже сам себе сказал, - ответил опенок. - А для
того чтобы отучить Кудкударха кричать, надо всего лишь двести граммов
маковых зерен.
     - А потом что? - заинтересовался Чепухоносик.
     - Да это я так, сам себе рассказываю! Привычка такая!
     - Расскажи и мне, пожалуйста! - попросил Чепухоносик.
     - Тебе?! - с сомнением произнес опенок. - А ты разве со
мной разговариваешь?
     - Да! - сказал Чепухонос. - Я больше на вас не
обижаюсь!
     - В самом деле?! - удивился опенок. - Жалко. Когда на
тебя обижаются, это гораздо интереснее, чем когда на тебя не обижаются.
Ну ладно, слушай! Значит так, берешь двести граммов маковых зерен, идешь
выше по течению речки и как только видишь, что он собирается полоскать
горло - высыпаешь эти зерна в реку. Понятно?
     - И все? - Чепухоносик задумчиво почесал за ухом. - И
больше ничего не надо?
     - Конечно, все. Во всяком случае кричать он больше не будет.
Только не говори папе, что это я тебе посоветовал, а то он не поверит и
вам придется снова каждое утро слушать эти ужасные крики.
     - Хорошо! Спасибо, опенок! - крикнул Чепухоносик и помчался
к дуплу.
     Папа внимательно выслушал сына, походил из угла в угол, подумал
минут пять.
     - Да, - наконец сказал он. - Если петух проглотит
зерна, то они прорастут у него в клюве и кричать он больше не сможет.
Неплохая идейка! Что ж, давай попробуем.
     Папа достал кулечек с зернами, недавно собранными с ближнего
макового поля, они с сыном потихоньку обошли отдыхавшего на берегу
Кудкударха и притаились у самой воды за невысоким кустиком.
     Вскоре Кудкударх поднялся, помахал крыльями вперед-назад, наверно
для того, чтобы приободриться, и решительно подошел к речке.
     - Прорастайте поскорее, - прошептал папа Чепухонос и
высыпал в воду маковые зерна.
     Речка сразу понесла их по течению к тому месту, где стоял петушок.
     Кудкударх наклонился, набрал в клюв воды, поднял голову, чтобы
удобней было полоскать горло, и вдруг так чихнул, что с дуба посыпались
желуди. После второго чиха Кудкударх не удержался на ногах, упал в воду
и стал барахтаться в ней, чихая уже без перерыва.
     Когда петушок, мокрый как курица, выполз на берег и устало
вздохнул, чепухоносики вышли из-за кустика и приблизились к нему.
     - Вы любите цветы? - вежливо спросил папа Чепухонос.
     - Трудно сказать, - ответил удивительно певучим голосом
Кудкударх. - Пока не знаю.
     - Ой! - воскликнул маленький Чепухоносик. - У вас очень
изменился голос.
     - Да?! - переспросил петушок. - Это интересно!
     Он с трудом поднялся, подошел к речке и набрал побольше воздуха.
     Папа Чепухонос мгновенно втянул голову в плечи и заткнул уши
чертополошинками. А маленький Чепухоносик отошел от петушка на несколько
шагов. И тут, на удивление всем, Кудкударх не закричал громко и страшно,
как он это делал каждое утро, а запел. Запел красиво и мелодично, почти
как жаворонок, только немного громче.
     Папа Чепухонос с опаской вытащил чертополох из ушей и
застыл на месте с раскрытым ртом. А маленький Чепухоносик радостно
захлопал в ладоши и побежал к лживым опятам поскорее рассказать об
удивительном происшествии.
     - Как?! Действительно? - Старший опенок испугался. -
Какой ужас! Что же делать?!
     - Но он очень красиво поет! - повторил Чепухоносик, не
понимая, что в этом ужасного и почему опенок не радуется вместе с ним.
     - Меня не интересует, как он поет! - недовольно
протараторил опенок. - Меня интересует, чтобы никто не узнал, что
это я посоветовал тебе угостить Кудкударха маковыми зернами! Если хоть
кто-нибудь пронюхает, что мои слова оказались правдой, моя репутация
будет испорчена навсегда! А теперь иди в свое дупло! Ты меня огорчил, и
я хочу спать!
     Чепухоносик непонимающе пожал плечами и пошел прогуляться по берегу
речки.


     НЕОБЫКНОВЕННОСТЬ СЕДЬМАЯ,
     рассказывающая о том, как маленький Чепухонос занимался хозяйством.

     Одним летним утром папа Чепухонос встал очень рано, сходил на
речку умыться, вернулся и решительно разбудил маму Чепухоноску и
маленького Чепухоносика.
     - Хватит бездельничать! - твердо заявил он. - Вы с
каждым днем несете все меньше и меньше чепухи! Если вы будете лениться и
дальше, наша жизнь станет серой и скучной, как у полевых мышей! Пора
заняться делом. А так как дела у нас никакого нет, то мы будем
заниматься хозяйством!
     - А что такое хозяйство? - испуганно спросил Чепухоносик.
     - Хозяйство - это все, кроме чепухи! - со знанием дела
ответил папа.
     - А как же им заниматься? - поинтересовалась мама.
     - Хозяйство, - продолжал папа, - штука очень большая, и
заниматься ею можно только по частям. Надо найти какую-нибудь маленькую
часть хозяйства...
     - А где ее можно найти? - перебила папу мама.
     - Где?! Еще не знаю. Наверно, лучше не найти, а придумать. Это
легче. Сам я уже придумал часть хозяйства - я буду хозяином нашего
дупла.
     - Ну это мы еще посмотрим! - угрожающе сказала мама
Чепухоноска.
     - А я и тебе придумал! - Папа сделал шаг назад. -
Ты будешь хозяйкой нашего дупла.
     - А я? - спросил Чепухоносик.
     - А ты... А ты... - Папа задумчиво почесал кончик носа.
- Ап-чхи! А ты сам себе придумаешь! Голова у тебя молодая...
     Чепухоносик нахмурился и вышел.
     - Ты куда? - крикнул ему вдогонку папа.
     - Хозяйство себе придумывать! - недовольно буркнул
Чепухоносик.
     Он вышел к речке, посидел немного на берегу. Потом поднялся и стал
ходить вокруг высокого дуба и выдумывать себе хозяйство.
     Но оно никак не выдумывалось.
     - Ты чего здесь маршируешь? - спросил старший опенок.
     - Хозяйство себе выдумываю, - вздохнув, ответил
Чепухоносик.
     - А зачем тебе хозяйство?
     - Папа сказал, что пока я не научусь хорошо нести чепуху, буду
заниматься каким-нибудь хозяйством. Себе и маме он хозяйство уже
придумал, а мне нет...
     - Хозяйство?! - Старший опенок задумался. - Ты знаешь,
самое лучшее хозяйство - это огород!
     - А самый лучший огород - это квадратный! - добавил
младший опенок.
     - А где его взять? - спросил Чепухоносик.
     - Посадить, - сказал старший. - Рисуешь на земле
большой квадрат где-нибудь рядом со входом в свое дупло...
     - Это для того, чтоб хозяйство под боком было, - объяснил
младший.
     - ... и сажаешь в него все что попало, - продолжал старший.
- А когда все что попало прорастет, берешь воду из речки и поливаешь
этот огород три раза в день перед обедом.
     - А у меня только один обед в день, - смутился Чепухоносик.
     - У тебя один, а у огорода должно быть три обеда, иначе он
высохнет.
     - И что ему давать  на обеды?
     - Вот непонятливый! - возмутился младший опенок. - Тебе
же ясно сказали - речную воду!
     - Так ведь воду давать перед обедом, а на обед что?
     - Слушай ты, длинноносый! Последний раз повторяю! -
разозлился старший опенок. - Перед каждым своим обедом ты должен
кормить обедом свое хозяйство, и если у тебя только один обед, то у
огорода должно быть три. Понятно?
     - Наверно, - не совсем уверенно ответил Чепухоносик,
развернулся и зашагал к дуплу.
     Недалеко от дуба он нарисовал большущий квадрат и снова вернулся к
опятам.
     - Извините, пожалуйста! - обратился он к старшему. - А
что лучше посадить в огороде?
     - То, что лучше растет! - ответил уже
успокоившийся опенок. - Я бы тебе посоветовал посадить немного шляп
со Шляпного поля, немножко чертополоха, желудей и лопуха.
     - Да, но ведь все это и так растет! - удивился Чепухоносик.
     - Так-то оно растет, но если ты посадишь это в огороде, то у
тебя все будет расти в хозяйстве, а ты будешь хозяином этого хозяйства.
Понимаешь? Ну, например, понадобится тебе новая соломенная шляпа, пучок
чертополоха и три листка лопуха: выйдешь к себе на огород и сорвешь все,
что тебе надо. А не будет огорода, придется тебе сначала плестись на
Шляпное поле, потом в Чертополоший перелесок, потом к Лопушиному болоту.
Еще вопросы есть?
     - Нет, все понял! - радостно сказал Чепухоносик и побежал
на свой будущий огород.
     К вечеру огород уже был засажен шляпными стеблями, лопушиными
листьями и чертополохом. Довольный Чепухоносик гулял вдоль речки,
размышляя, что б еще выращивать в своем хозяйстве. Вдруг внимание его
привлек какой-то огонек на самом берегу. Чепухоносик подошел и поднял с
песка странный предмет, похожий на малюсенький фонарик или на светящийся
желудь. Повертев его в руках, он отнес этот предмет на свой огород и
посадил его рядом со шляпными стеблями.
     Вскоре зашло солнце и сумерки ласково и тихо опустились на речной
берег. Чепухоносик напоследок еще разок посмотрел на свой огород, на
свежепосаженные лопухи и на "светящийся желудь" и пошел спать.
     А когда наступило утро, папа вышел к речке умыться, но тут же
вернулся в дупло.
     - Быстрее спите! - взволнованно крикнул он. - Рядом с
нашим дуплом кто-то вырос!
     - Кто?! - побледнев, спросила мама.
     - Я его не спрашивал, но он весь в колючках и ветках...
     - Это мое хозяйство! - гордо заявил маленький Чепухоносик.
     - Какое хозяйство?! - переспросил папа.
     - Огород.
     Папа как будто успокоился, но умываться больше не
пошел. Только несколько раз выглядывал из дупла и рассматривал
непонятный огород, который за одну ночь так разросся, что превратился в
настоящие непроходимые джунгли.
     - Это не огород! - несколько раз недоуменно
говорил папа. - Это какая-то чепуха!
     - Великолепная чепуха, просто прелесть! -
подтвердила мама, тоже выглянув из дупла.

     НЕОБЫКНОВЕННОСТЬ ВОСЬМАЯ,
     в которой рыба возвращается из
     отпуска и вновь увлекается рачьей охотой.

     Глубокой воскресной ночью всех обитателей высокого дуба и его
окрестностей разбудил непонятный грохот. Зашатались и затрещали ветки
могучего дерева, зашелестели и посыпались вниз листья.
     Папа Чепухонос выскочил в ночную темноту, но тут же заскочил
обратно.
     - Сынок! Там твой огород горит! - испуганно прокричал он.
- А если и дуб загорится?!
     Чепухоносик выбежал к своему хозяйству, на ходу протирая глаза.
Огородные джунгли действительно ярко горели, но это был не пожар.
Светились десятки ростков, которые пустило найденное на берегу
светящееся семечко.
     - Фу-у-у! - Чепухоносик облегченно вздохнул и тут же
услышал треск, доносившийся из глубины огорода.
     Чепухоносик испугался, отошел подальше. Треск то нарастал, то
затихал и вдруг перешел в шепот:
     - Куда это мы влипли?!
     - Рыба! - узнал Чепухоносик. - Ты вернулась?
     - Мы вернулись не совсем удачно! - снова долетел ее голос.
- Надо же было так промазать при посадке!
     Из зарослей огорода вывалилась знакомая фигура.
     - Ну вот, а где мы теперь найдем подарок от тетушки?!
     - А в чем он был? - спросил Чепухоносик.
     - В такой белой чемоданной раковине... Наверно, она там, в этих
зарослях. Да! А что это тут разрослось?
     - Это мой огород, мое хозяйство, - с гордостью сообщил
Чепухоносик.
     - Ну, если ты тут хозяин, то поищи, пожалуйста, в своем огороде
наши вещи! Как раз уже светает.
     Чепухоносик с сомнением посмотрел на заросли.
     - Я туда не пролезу, - неуверенно сказал он.
     Рыба призадумалась.
     - Ладно, - наконец выговорила она. - Пойду попрошу
рака.
     Рыба нырнула в речку и через минуту выпорхнула из воды, держа в
плавниках спящего рака. Она сделала круг над огородом и на бреющем
полете сбросила его, но тот, не долетев до зарослей, шмякнулся на речной
песок и проснулся. Рыба опустилась рядом.
     - Извини, Петрович! - сказала она раку. - Промазала...
     После этого она снова схватила его плавниками и поднялась в воздух.
Рак обреченно поводил усами и глазами, рассматривая окрестности с высоты
рыбьего полета. После очередного захода рыба точно метнула рака в самую
середину огорода. Послышался треск ломающихся стеблей и шорох листьев.
     - Петрович, ищи! - крикнула рыба. - А мы здесь
подождем!
     Ждали они с Чепухоносиком недолго. Вскоре из огорода выполз рак,
державший в правой клешне закрытую раковину моллюска.
     - Ага, а вот и наш чемоданчик! - радостно воскликнула рыба.
- Огромное спасибо, дорогой рак!
     Рыба подскочила к раковине и раскрыла ее створки. Оттуда выбежал
маленький крабик и замер, остановившись между рыбой и раком. Рак
удивленно свистнул. Рыба довольно улыбнулась.
     - Ай да тетушка! Какой подарок! Как я соскучилась по настоящей
крабьей охоте! Ну, пусть теперь этот петух только появится у речки!
     - А вы знаете, он уже научился петь по-настоящему и очень
красиво! - сообщил Чепухоносик.
     Рыба недоверчиво оглянулась.

     НЕОБЫКНОВЕННОСТЬ ДЕВЯТАЯ,
     в которой поднимается большой шум

     Закончив поливать свой огород, маленький Чепухоносик вышел к речке
и вдруг услышал чей-то плач. Он присмотрелся и заметил крабика.
     - Ты чего плачешь? - спросил Чепухоносик, усаживаясь рядом
на песок.
     Крабик испуганно покосился на незнакомца.
     - Мне здесь плохо, - после долгого молчания сказал он.
- Я совсем один. Без папы, без мамы... И вода здесь не соленая...
     - Ну, воду можно и посолить, - раздумывал вслух
Чепухоносик. - А вот без папы и без мамы жить трудно.
     Неожиданно раздался свист. Чепухоносик обернулся и увидел рака
Петровича, полувылезшего из воды.
     - Эй, краб! Тебя рыба зовет! - прохрипел он. - Иди
быстрей, будешь учиться крабьей охоте!
     Крабик нехотя поплелся к речке, даже не попрощавшись. Чепухоносик с
грустью проводил его взглядом.
     На берег вышел Кудкударх.
     - Привет, Чепухоносик! Хочешь спою?
     - Спой! - сказал Чепухоносик.
     Петух запел, а его маленький друг закрыл глаза и размечтался. Он
мечтал о том времени, когда сможет нести такую чудесную чепуху, от
которой жизнь у всех станет веселой и радостной и даже крабик перестанет
плакать и грустить. Он мечтал и мечтал, но вдруг Кудкударх замолчал.
Чепухоносик открыл глаза и увидел, как петушок бежит вдоль берега, а за
ним летит рыба, держащая в плавниках крабика.
     - Ну, певец, держись! - донесся ее воинственный крик.
     - Ой-ой-ой! - завопил петух, на которого сверху свалился
краб.
     - Куси его! Куси! - командовала рыба, но крабик спрыгнул с
петушиного крыла и поковылял к воде.
     - Ну что за глупый краб! - возмутилась рыба, снова схватила
малыша и полетела догонять Кудкударха.
     Вечером, когда Чепухоносик в третий раз поливал свой огород, к нему
подполз рак Петрович.
     - Ты краба не видал? - хрипловато спросил он.
     - Нет, не видал, - ответил Чепухоносик. - А что
случилось?
     - Исчез, - сказал Петрович. - А мне теперь ищи его!
     - Мы знаем, где он! - крикнули раку опята.
     - Где? - оживился рак.
     - Его Кудкударх в курятник уволок и там склевал!
     Рак весь покраснел. Он взволнованно зашевелил усами, не зная как
теперь быть.
     - Так что же, мне так рыбе и сказать? - нерешительно
переспросил он.
     - Так и скажите! - повторили опята.
     - Бедная рыба! Она так хотела привязаться к крабу всей душой,
так мечтала о крабьей охоте! - Петрович грустно вздохнул,
развернулся и пополз к речке.
     Рыба, услышав страшную новость, так рассердилась на Кудкударха, что
пообещала научить его плавать под водой. Она поджидала петуха у берега
несколько дней подряд, но он не появлялся. Тогда она оставила вместо
себя рака, а сама ушла грустить на дно.
     Когда на следующий вечер Чепухоносик снова по-ливал свое хозяйство,
он услышал в огородных зарослях какой-то шорох.
     - Кто там? - спросил Чепухоносик.
     - Это я. - Из-под лопухового листа выглянул
крабик.
     - А разве тебя петух не склевал? - удивился маленький
Чепухоносик.
     - Нет.
     - Опять опята соврали! А что ты здесь делаешь?
     - Прячусь.
     - От кого?
     - От всех. Мне здесь плохо.
     - А ты научись чепуху нести, тебе сразу станет лучше и
интереснее.
     - Зачем мне чепуха?! Я домой хочу! - Крабик захныкал.
     - Да, - Чепухоносик задумался. - Чепуха здесь не
поможет...
     И стало Чепухоносику обидно и непонятно. Засомневался он в том, что
от чепухи живется лучше и интереснее.
     - А ты знаешь, как к себе домой добраться? - спросил
крабика Чепухоносик.
     - Нет! - сказал крабик и заплакал.
     - Не плачь! - успокоил его Чепухоносик. - Что-нибудь
придумаем!

     НЕОБЫКНОВЕННОСТЬ ДЕСЯТАЯ,
     в которой у папы Чепухоноса лопается терпение.

     Рано утром всех разбудил страшный крик. Папа Чепухонос выскочил из
дупла, а следом за ним выбежали мама Чепухоноска и маленький
Чепухоносик.
     - Смотрите-ка! - удивился папа. - Кудкударх
научился петь по-старому!
     Когда все трое подошли поближе, то увидели, что в лапку
петушка вцепился клешнями рак Петрович.
     - А, вот он, голубчик! - ехидно сказала
вынырнувшая на шум рыба. - Попался! Ну признавайся, за что краба
склевал?
     - Я его не трогал! - закричал напуганный петушок.
     - А куда же он делся? - спросила рыба. - А ну-ка,
Петрович, куси его еще!
     Чепухоносик побежал к огороду.
     - Краб! Крабик! - тихонько позвал он.
     - Я здесь, - откликнулся тот из-под лопушиного листа.
     - Там Кудкударха словили. Они думают, он тебя склевал!
     - Что же делать? - растерянно спросил крабик.
     - Надо сказать, что ты здесь, и они его отпустят...
     - Но тогда я не смогу убежать домой...
     - Сможешь! - пообещал Чепухоносик. - Ты спрячешься в
огороде, и тебя никто отсюда не сможет вытащить. А если будут звать, то
скажи, что ты здесь поселился.
     - Хорошо, - согласился крабик.
     Чепухоносик что было сил помчался к речке.
     - Уважаемая рыба! - запыхавшись, затараторил он. -
Отпустите Кудкударха, он здесь ни при чем! Крабик нашелся, он в моем
огороде.
     - А что он там делает? - удивилась рыба.
     - Он там живет.
     Приказав раку Петровичу отпустить петуха, рыба подлетела к
зарослям.
     - Крабик, ты здесь? - крикнула она.
     - Да, - ответил крабик.
     - Кто сказал, что петух его склевал? - Рыба грозно
оглянулась на Петровича.
     - Опята... - Рак снова покраснел и потупился.
     - С этим пора кончать! - решительно заявил папа Чепухонос.
     - Да! - поддержала папу мама. - Хватит жить с враньем
под одной крышей!
     Папа выломал в огороде несколько крепких шляпных стеблей и
направился к дереву.
     Рыба проводила Чепухоноса удивленным взглядом, потом повернулась к
тому месту, откуда доносился голос крабика.
     - Вылазь! - крикнула она.
     - Не вылезу! - долетел хнычущий голос краба.
     - Почему? - снова удивилась рыба.
     - Я домой хочу, к папе и маме. Хочу в соленую воду!!!
     Из зарослей огорода донесся плач.
     Рыба задумалась.
     - Да, похоже, что охотника из тебя не выйдет! - Она
вздохнула.
     В это время папа Чепухонос заканчивал сооружать забор вокруг
семейства лживых опят. Вбив в землю последний шляпный стебель, он сверху
повесил табличку, на которой было написано: "ОСТОРОЖНО!
ВРАНЬЕ!", и, почесав кончик носа, радостно чихнул и отошел на пару
шагов. Оттуда он еще долго любовался своей работой.
     - Что же нам с тобой делать?! - все еще сокрушалась
летающая рыба, лежа возле огорода. - Где же нам для тебя столько
соли найти, чтоб всю воду посолить?!
     - Я против! Я решительно против!!! - прохрипел
рак.
     - Против чего? - Рыба обернулась.
     - Против того, чтобы жить в рассоле! Почему из-за одного
капризного краба все должны страдать?
     - Да... И ты, Петрович, прав! Но надо же с ним что-то делать!
     - Отправьте его домой! - посоветовал подошедший папа
Чепухонос.
     - Это слишком далеко. Он туда не дойдет...
     - Пусть научится летать! - подсказал папа Чепухонос. -
Пусть его Кудкударх научит! Ап-чхи!
     - Будьте здоровы! - сказала рыба. - Но у Кудкударха
крылья только для того, чтоб зарядку ими делать! А крабик умеет летать
только сверху вниз, и только.
     - Уважаемая рыба! - обратился к ней
Чепухоносик. - А вы не могли бы сами отнести его домой?
     - Сами?! Но мы только недавно оттуда! Не знаем, не знаем. Нам
надо подумать!

     НЕОБЫКНОВЕННОСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ,
     в которой рыба подумала и всех удивила.

     Через два дня на берегу собрались все обитатели этих мест. Пришел
даже петушок Кудкударх и, что-то тихонько напевая, присел на песочке.
     - Ну-с, где же она? - папа Чепухонос почесал свой носик.
     - Сейчас приплывет, - успокоил его рак Петрович.
- Обещала, значит будет. Она - рыба слова!
     И действительно, рыба не заставила себя долго ждать. Она выпорхнула
на берег и, обведя всех торжественным взглядом, заговорила:
     - Мы решили лететь сегодня же!
     - Ура! - закричал Чепухоносик и вприпрыжку понесся к
огороду.
     Минуты через три он вернулся вместе с крабом, который тащил за
собой белую чемоданную раковину.
     - Все это как-то странно! - Кудкударх пожал крыльями. -
Ведь он же - подарок тети?!
     - Дорогой Кудкударх! - сказал папа Чепухонос. - Живое
дарить  нельзя. Надо дарить шляпы или что-нибудь съедобное. Хотел бы я
знать, что бы вы сказали, если б вас подарили крокодилу?
     - Чепуха! - Петушок махнул крылом.
     - Правильно, чепуха. Но еще неизвестно, как бы к этому отнесся
крокодил!
     Тем временем рыба приготовилась к полету, крепко зажала в плавниках
чемоданную раковину, в которую забрался крабик, и, взмахнув крыльями,
оторвалась от земли.
     - Возвращайтесь скорее! - крикнул папа Чепухонос.
     Рядом стоял и плакал рак Петрович.
     - Какая же она все-таки добрая! - хриплым голосом
проговорил он и обернулся к Кудкударху. - Позвольте извиниться перед
вами за прежние укусы!
     Пораженный Кудкударх застыл на месте.
     - Ничего-ничего, - забормотал он, - это было не
больно...
     - Ну так и хочется сделать что-нибудь ужасно доброе и совсем не
чепуховое! - воскликнул папа Чепухонос, потирая руки и глазея по
сторонам. - А! Была не была!
     Он выдергивал заборные колья из земли и думал о рыбе, думал о том,
что никакая чепуха не может заменить доброго поступка, и о том, что ни
один добрый поступок не может быть чепуховым.
     - Папа, - спросил вдруг Чепухоносик. - А что лучше:
нести чепуху или помогать друзьям и делать добро?
     От неожиданного вопроса папа замер, хотя и сам только что об этом
думал.
     - Ты знаешь, - чуточку подумав, заговорил он. - Добро,
конечно, делать лучше и намного сложнее, чем нести чепуху, но ведь мы
- Чепухоносы... Хотя ты так и не научился нести чепуху. Зато ты
очень добрый. И не так важно, как тебя будут называть: чепухоносик или
нечепухоносик. Главное то, что у тебя всегда будет много друзей и ты
всегда будешь готов помочь любому, кто окажется в беде. А это намного
важнее любой, даже самой веселой и интересной чепухи!
     А Кудкударх тем временем ходил по берегу и удивлялся. Вдруг он
остановился и запел, очень красиво и громко.
     - А он очень хорошо поет! - Младший опенок удивленно
покосился в сторону петушка.
     - Да, прямо не верится! - согласился с ним старший.




                              Андрей КУРКОВ

                      ГРУСТНЫЙ РАССКАЗ О ПРИРОДЕ N 6




                                    1

     Нас развозили на большой крытой машине. Подъезжала  она  к  какому-то
заброшенному месту: будь то бурелом или земляные трещины, лейтенант пускал
в предвечернее небо зеленую ракету,  и  через  минут  десять-пятнадцать  у
машины появлялось незнакомое землистое лицо, молча  кивало  и  уводило  за
собой одного из нас, одного из новобранцев.
     Вскоре я остался один. Машина не спеша ехала по грунтовке.  По  бокам
дороги то ли болото было, то ли низинка,  перепаханная  временем:  пеньки,
маленькие холмики, высохшие стволы и множество валунов.
     Остановились.
     - Ну и везунчик ты! -  усмехнулся  молоденький  лейтенант,  выйдя  из
водительской кабины. - Попал кур во щи!
     Я молчал, глядя на зимнее серое небо.
     - На этой заставе несколько лет  назад  всех  перебили,  -  продолжил
лейтенант. - А новый состав еще полностью целый, но дикие они какие-то,  и
переводиться в другие места не хотят. Граница - дело беспокойное!
     Ну вот я и понял, что на границу попал. А то все  не  говорили,  куда
засылают. Мол, приедешь - увидишь! Что ж, подумал я, граница так граница.
     Небо  прорезала  очередная  зеленая  ракета.  Только   невысоко   она
взлетела, вяло сделала дугу и потухла даже не в воздухе - на земле, метрах
в ста от нас.
     Лейтенант, заметив мое удивление, пояснил, что в этих  местах  воздух
плотнее.
     Из темноты вынырнул и молча стал рядом с машиной  человек  в  военной
форме с седой  шевелюрой,  выбивавшейся  из-под  фуражки.  Он  внимательно
оглядел нас.
     -  Вот,  вам  новенького  прислали!  -  нервно   выпалил   лейтенант,
переступая с ноги на ногу.
     - Зачем? - спокойно спросил седой.
     - Приказали доставить новобранца для пополнения личсостава.
     - Мы не нуждаемся. - Седой затолкал волосы под фуражку.
     - Но у меня приказ... мне его некуда больше  везти...  что  ж,  здесь
оставлять?!
     - Здесь нельзя.
     В конце концов лейтенант уговорил седого  забрать  меня  с  собой.  Я
закинул вещмешок за плечо и  шагнул  в  темноту  следом  за  несговорчивым
воякой.
     Лейтенант виновато посмотрел на меня  напоследок  и  негромко  сказал
"Будь!".
     Вскоре мы пришли. На небольшой поляне  стоял  аккуратный  одноэтажный
домик, крытый черепицей.
     Седой вошел первым и включил свет.
     Просторная комната. На журнальном столике расставлены шахматы, в углу
в пирамиде - несколько автоматов.
     На койках заворочались четверо. Защурились от яркого света.
     - Пополнение! - подтолкнув меня вперед, объяснил седой.
     Теперь я разглядел его капитанские погоны.
     Лежащие смотрели на меня с любопытством.
     - В шахматы играешь? - спросил один из них.
     - Знаю, как фигуры ходят, - ответил я.
     Снова наступила тишина.
     - Отбивайся! - приказал капитан. - Утром познакомимся.
     Он указал на широкую скамью в дальнем углу комнаты.


     Спустя несколько дней обо мне все забыли. И  не  то,  чтобы  меня  не
замечали,  просто  капитан  приказал,  чтоб  я  без  дела  не  сидел,   но
предупредил, что если я сам себе дела не найду, за меня никто  его  искать
не станет.
     Я  решил  изучать  шахматы:  в  маленькой  библиотечке  погранзаставы
имелась  добрая  сотня  книг  и  брошюр  по  шахматной  теории.  Один   из
пограничников,  весьма  одобрив  мой  выбор,  принес  мне  в   пользование
новенькие фигуры. Теперь появился  и  распорядок  дня:  завтрак,  шахматы,
обед, шахматы, ужин, шахматы.
     Через несколько  дней  капитан  разбудил  всех  на  часа  два  раньше
обычного.
     - Карнавал! - громогласно объявил он.
     Все ожили, вмиг повскакивали с коек, принесли из служебного помещения
несколько столов и поставили их буквой "П", а  потом,  словно  скатертями,
накрыли их картами каких-то военных действий.
     Капитан с сержантом  втащили  в  комнату  большой  опечатанный  ящик,
топором вскрыли его и вытащили несметное число  оловянных  красноармейцев,
танков и пушек.
     Капитан посмотрел на ходики, висевшие на стене, и крикнул:
     - Форма номер девять!
     Воины побежали в каптерку. Я кинулся за ними.
     В каптерке висели комплекты красноармейской  формы  начала  двадцатых
годов. Буденовки, галифе, сабли.
     Карнавал  начинался  в   полдень.   Солдаты   привычными   движениями
расставляли на картах оловянных красноармейцев, пушки и танки.
     Я присел в уголке и следил за происходящим.
     Вдруг на улице раздался щелчок кнута и ржание коней.
     - По местам! - скомандовал капитан, взъерошив свою седую  шевелюру  и
нахлобучив поверх нее форменную фуражку.
     Все вскочили. Дверь распахнулась, и в комнату вошел белый офицер,  за
ним несколько  мелких  белогвардейских  чинов.  Капитан  шагнул  навстречу
офицеру белой армии, они подали друг другу руки и уселись за  столом  один
напротив другого.
     Мелкие белогвардейские чины  торопливо  расставляли  на  картах  свои
игрушечные войска.
     - Сегодня позиционная? - осведомился белый офицер.
     Капитан подошел к отрывному календарю.
     - Да, - прошептал он, - позиционная с последующей атакой красных.
     - Отступать? - по-деловому спросил белый.
     - Нет, атака отбита, - ответил седой. - Сержант  Бутырлин,  поставьте
самовар!
     - Слушаюсь! - сержант вскочил из-за стола и побежал в каптерку.
     На картах возникло  движение.  Белый  офицер  и  капитан  по  очереди
отдавали  приказы,  а  подчиненные  послушно  меняли  дислокацию   пехоты,
артиллерии, танков. Капитан два раза ошибался,  но  белый  офицер  гуманно
разрешал "переходить", то есть изменить приказ.  Потом  последовала  атака
красных,  но  была  отбита  подоспевшим  эскадроном  белоказаков.  Красные
отступили на свои позиции, и позиционная война продолжилась.
     После отбитой атаки на картах военных действий  появились  стаканы  с
чаем.
     Сержант Бутырлин аккуратно записывал каждый приказ  седого  капитана.
Приказы белого офицера  записывал  приземистый  вихрастый  фельдфебель  из
казаков.
     Так  продолжалось  до  позднего  вечера.  После   совместного   ужина
игрушечные войска были уложены в ящики, а карты протерли тряпкой, свернули
и спрятали. Белые попрощались, поблагодарив за прекрасно проведенный день.
     Все снова встало на свои места.  Я  днями  просиживал  над  шахматной
доской, разбирая отложенные партии Карпова и Каспарова. Капитан и четверка
во главе  с  сержантом  Бутырлиным  то  неожиданно  исчезали,  то  так  же
неожиданно появлялись. До меня им никакого дела не было, ко мне даже никто
и не обращался. Я вроде и служил здесь, ведь имелись у меня своя  миска  и
кружка, но никаких нарядов, никаких заданий.
     Недели две спустя, капитан за ужином сообщил, что следующий  карнавал
произойдет через день за границей.  Это  сообщение  никого  за  столом  не
удивило, из чего я сделал вывод, что карнавалы такие проводятся  регулярно
то на  нашей,  то  на  другой  стороне  границы.  Но  что  за  государство
находилось по ту сторону границы, я до сих пор не знал. Спросить  об  этом
было как-то неловко. Боялся, что засмеют.
     После ужина капитан впервые вызвал меня к себе. Оказалось, что у него
в одной из каптерок оборудован кабинет.
     - Думаю, что вы уже пообвыкли у нас, - сказал капитан.  -  Завтра  мы
уходим на день и в связи с этим у  вас  появляется  возможность  совершить
подвиг или выполнить первое боевое задание!
     Я насторожился.
     - Вы остаетесь охранять заставу и всю границу! Вопросы есть?
     Вопросов у меня было множество, но задавать их я не решился.
     Когда на следующий день  капитан  и  четверо  пограничников  покинули
заставу, я, закинув автомат на плечо, впервые обошел окрестности.  Удивило
меня более всего то, что я не нашел ни  единой  тропки  или  дорожки.  Все
вокруг поросло диким лесом.
     Обойдя пару раз вокруг заставы, я  вернулся  в  комнату  и  засел  за
шахматную доску. Пытался доиграть последнюю отложенную  партию  Карпова  и
Каспарова. Мысли работали плохо, то и дело ходил глупо, несобранно.  Чтобы
ходить за Каспарова приходилось пересаживаться,  так  как  сидя  на  месте
Карпова, я не мог объективно анализировать позиции.
     Неожиданно со двора донеслись крики и ржание коней.
     Не успел я подняться, как двери  распахнулись,  и  в  комнату  вбежал
знакомый белый офицер с шашкой наголо.
     - Руки! - заорал он мне. Лицо его исказилось от  ярости.  -  Руки!  Я
кому сказал!
     Ничего не соображая, я поднял руки. Офицер снял с моего плеча автомат
и обыскал меня. В комнату зашли фельдфебель и еще несколько белогвардейцев
с ружьями.
     - Где карты военных действий? - спросил офицер.
     - Не знаю... - пробормотал я.
     Офицер вынул из кобуры револьвер.
     - Сейчас ты все узнаешь! Лицом к стенке! К стенке! Где карты?
     - Какие? - мой голос задрожал.
     - Карты, на которых мы пили чай  две  недели  назад!  -  не  унимался
офицер.
     - Не знаю... - ответил я.
     - Твое последнее желание? - холодно спросил он.
     Вопрос  прозвучал  удивительно  обыденно,  словно  спросили  "который
час?". Я подумал о своих желаниях.
     - Если можно, хотелось бы разыграть  последнюю  отложенную  партию  в
шахматы...
     - Кем отложенную? - спросил офицер.
     - Карповым и Каспаровым.
     - А кто из них кто? - поинтересовался офицер.
     - Оба наши, русские... то есть советские.
     - Славно! - усмехнулся офицер. - Гражданская шахматная война! Или как
ты там назвал - партия?! Ну давай разыграем, только я - белыми.
     - Согласен! - выпалил я. - Значит, вы за Каспарова, я за Карпова.
     Фельдфебель с белогвардейцами переворачивали заставу вверх дном, а мы
с офицером разыгрывали отложенную партию. Офицер очень уважал Алехина,  но
больше никого из шахматистов назвать не мог. Играл он послабее меня. В тот
момент, когда я объявил ему, то есть  Каспарову,  мат,  в  комнату  вбежал
радостный фельдфебель со свернутыми картами в руках.
     - Вам мат! - объявил я.
     - К стенке! - коротко скомандовал офицер.
     Я подчинился. Офицер разложил карты на столе,  выбрал  нужную,  потом
подбежал к календарю.
     - Ну, что, вашеродие? - взволнованно спросил фельдфебель.
     - Через четыре дня погибнем, - покачал головой офицер.
     Фельдфебель сглотнул слюну, покосился в мою сторону.
     - Этого прикончим? - спросил.
     Офицер окинул меня взглядом.
     Неожиданно послышалось пипиканье радиоточки, сообщающей точное время.
     Белогвардейцы вслушались. Пришло  сообщение  из  Москвы  о  том,  что
отложенная партия между  Карповым  и  Каспаровым  была  доиграна.  Победил
Каспаров. Офицер чертыхнулся.
     - Опять неудача! - прошипел он сквозь зубы. - Выигравшие проигрывают!
     - Живи! - крикнул он мне. - Живи и помни, как ты выиграл  проигранную
партию! Эх!!! По коням!
     Белогвардейцы выбежали во двор.
     Офицер медлил. Казалось, он не хотел уходить.
     - А что там, за границей? - наконец решился спросить я.
     Он удивленно оглянулся. Потом ответил: "Война!".
     - Какая?
     - Гражданская...
     - А как же граница?
     - Граница?! - ухмыльнулся офицер. -  Граница  не  государственная,  а
временная. Ну все, живи себе! И наведи здесь порядок! Прощай!
     Он вышел во двор. Кони заржали, и вскоре снова стало тихо.
     Я помыл полы, сложил все по местам. Карты свернул и отнес в каптерку,
из которой их вытащил фельдфебель, а потом сел на свою койку  и  никак  не
мог  решить:  докладывать  капитану  о  нападении  на   заставу   или   не
докладывать.



                                    2

     Вскоре после нападения на заставу седому  капитану  пришел  секретный
пакет. Капитан заперся у себя и долго не выходил.
     Мы впятером сидели в большой комнате-казарме и с грустью  глядели  на
отрывной календарь, ожидая, когда же наконец оторвется очередной листок  с
очередной датой "11 декабря 1985 года среда".
     Дверь из  кабинета  распахнулась  -  вышел  капитан,  мрачный  и  без
фуражки. В беспорядке торчали седые волосы.
     - Хреновые вести, - почти  шепотом  произнес  он.  -  Одному  из  вас
придется заступать на дежурство в спецточке.
     Все кроме меня побледнели, сникли и уставились в пол.
     - А ты что, не боишься? - капитан посмотрел на меня.
     - Никак нет! - отчеканил я, не понимая как можно  бояться  того,  что
тебе неизвестно.
     - Что ж, - вздохнул седой, - тогда пойдешь ты.
     Солдаты покосились в  мою  сторону,  посмотрели  как  на  обреченного
больного, с сочувствием и жалостью.
     - Иди пока, отдыхай! - приказал капитан.
     На следующий день командир, приказав следовать за ним, повел  меня  в
лес. В вещмешке я тащил трехдневный паек на двоих, спички и прочую мелочь.
     Капитан ориентировался  по  черточкам,  нанесенным  смолой  на  самые
крупные валуны. Когда стемнело - оказалось,  что  эти  черточки  светятся.
Видно в смолу был подмешан фосфор.
     Мы шли почти три дня. Я несколько  раз  спотыкался  и  крепко  расшиб
правую ногу.
     - Ничего, - подбадривал меня седой  капитан.  -  Терпи,  дальше  хуже
будет!
     После этих слов идти становилось немного легче.
     Наконец мы выбрались на квадратную поляну,  размеченную  валунами  по
краям. В центре была вырыта яма  глубиной  метра  три,  а  из  нее  торчал
длинный, слегка наклоненный ствол.
     - Вот она, спецточка! - скривив губы, нехорошо произнес командир.
     - Пушка? - я кивнул в сторону ствола.
     - Особая дальнобойная на стационарном прицеле.
     - А почему на стационарном?
     - Цель давно уже известна, поэтому и прицел закреплен намертво. Раз в
неделю будешь стрелять.
     - Куда? - поинтересовался я.
     - Это не твое дело. Ты должен знать из чего стрелять. В данном случае
из этой пушки. Вопросы есть?
     - Так точно!
     - Спрашивай!
     - Эта цель на нашей стороне границы или на той?
     - На той. Все. Тебе и этого знать не положено!
     За одним из разметочных валунов виднелся вход в  землянку;  маленький
сырой подвальчик. В углу стояла разборная деревянная кровать  с  выжженной
на спинке датой "1914" и табуретка.  Рядом  -  выемка  -  холодильник  для
хранения продуктов.
     - Там, под песком, месячный запас консервов. По банке  на  день.  Под
пушкой - бак с оружейным маслом. Каждое утро будешь ее  смазывать.  Раз  в
неделю к тебе будет приходить с другой заставы один сержант. Звать его  то
ли Войденко, то ли Бойтенко. Дерьмовый человек, но ты терпи! Не  вытерпишь
- можешь проучить, только смотри, чтоб без синяков! Понятно?
     - Так точно!
     - Ну, живи солдат!  Счастливо!  -  капитан  развернулся  и  не  спеша
направился в лес.
     Сгущались сумерки. Я разложил кровать и  улегся  на  нее,  не  снимая
сапоги. Прикрыл глаза. Вспомнился белый офицер, так хотевший  узнать  день
своей гибели. По моим подсчетам его должны были убить позавчера.  Грустно,
когда русский убивает русского.
     Спать не хотелось. Я открыл глаза и рот. Дышать  носом  уже  не  мог,
сырость вызвала обострение гайморита. Вышел  из  землянки,  сморкнулся  на
землю и утер нос рукавом гимнастерки. Решил осмотреть пушку.
     Пушка меня не удивила. Не так много я их в своей жизни  видел,  чтобы
уметь различать простую от особой дальнобойной.
     Побродив с полчаса,  я  вернулся  в  землянку  и  заснул,  накрывшись
шинелью.
     Следующим  утром  я  проснулся  на  земляном  полу.   Рядом   хохотал
белобрысый сержант с удлиненным лошадиным лицом. Вероятно, это и  был  "то
ли Бойтенко, то ли Войденко".
     - Встать! - заорал он, прекратив смеяться.
     Мне вдруг стало весело; ему на вид  было  лет  шестнадцать,  и  голос
писклявый - так кричат дети, когда у них отбирают любимую игрушку.
     - Встать, быдло! - снова заорал он.
     Я поднялся, подтянул ремень.
     - Шагом... 'арш! - взвизгнул сержант.
     Я дошел до стены и остановился.
     - Я не приказывал останавливаться!
     Я зашагал на месте.
     - Упор лежа принять!
     Солдатское дело нехитрое: приказали - выполняй.
     Поизмывался он надо мной с часик, потом приказал ствол драить.  Ствол
уже блестел, когда сержант вылез из землянки с моим вещмешком в руках.
     - Заряжай! - скомандовал он.
     Я зарядил.
     - Огонь!
     Грохнуло так, что вокруг поляны затрещали падающие ветки. Сразу стало
как-то не по себе. Черт его знает,  где  этот  снаряд  разорвется  и  кого
убьет.
     - Бегом марш! - снова скомандовал сержант.
     Я застучал каблуками на одном месте.
     - Отставить! Я из тебя сделаю солдата, быдло! - пообещал белобрысый.
     - Это так же трудно, как из тебя сделать человека, - подумал я.
     После ухода сержанта я обнаружил, что половина моего месячного запаса
консервов  бесследно  пропала  вместе  с  вещмешком.  Печально,   но   что
поделаешь.
     Спать лег рано. Почти сразу после ухода вора в  сержантских  погонах.
Ждал сна, но ничего не приснилось. Утром  поднялся  с  заложенными  ушами:
словно в самолете приземлился. Пришлось глотать слюну до тех пор, пока  не
смог слышать собственный голос.
     Наступила неделя безсержантского отдыха. Пушку я смазывал  регулярно.
По утрам бегал по полянке. Выходил в лес  за  грибами,  но  ни  одного  не
нашел. Все-таки декабрь - не грибной месяц. Дни летели  как  капли  дождя:
шмяк об землю и нет. И вспомнить трудно, что я за тот  или  за  этот  день
сделал. Все в бездну, все в пропасть. Каждый шаг,  каждый  жест  забывался
мгновенно.
     Прошла неделя и снова  явился  сержант.  После  усиленной  физической
подготовки, включая и отжимание в единственной на поляне  луже,  я  понял,
что он лишний на этой суровой земле.
     Снова грохнул из пушки по той стороне границы.
     Сержант, прихватив еще несколько банок консервов,  приказал,  чтоб  к
его следующему приходу поляна была расширена, а  разметочные  валуны  были
передвинуты на двадцать метров от центра каждый. Хорошенькое дельце! Самый
маленький из них весил несколько тонн!
     - Что ж, - решил я, - следующий твой приход - последний.
     Целую неделю  я  перебирал  мелкие  валунчики,  пока  не  нашел  один
серенький с удобными выемками для пальцев.
     Сержант прибыл ровно в семь утра. Столкнул меня  ногой  с  кровати  и
приказал встать.
     Около часа я бегал на месте, высоко поднимая колени. Потом  вышли  на
поляну.
     - Почему не выполнен приказ? - сержант побагровел от  злости,  глянув
на валуны.
     - Не смог.
     - В армии не существует "не смог"! Упор лежа принять!
     Я нагнулся, схватил подготовленный камешек и с размаху всадил  им  по
лошадиному лицу, целясь в висок.
     Показалось, что лицо проломилось, как оконное стекло, в которое попал
камень. Сержант опрокинулся  на  спину.  Нос  его  был  расплющен.  Вообще
валунчик сровнял  все  черты  его  лица.  Остались  лишь  общие  очертания
лошадиного черепа.
     - Видно, долго ты этого ждал, - подумалось мне.
     - Я оттащил труп метров на триста в лес, раздел его. Сапоги не  взял,
а одежду прихватил и вернулся на спецточку.
     Х/б решил приспособить под ветошь для чистки оружия.
     Через день трупа на месте уже не  было.  Даже  обглоданные  кости  не
белели. Пропали и сапоги. Может, зверь потрудился,  а  может,  и  нет.  Но
хотелось думать, что зверь. Так спокойнее.
     Несколько дней  я  ждал,  когда  наступит  раскаяние;  но  так  и  не
дождался. Более того, я почувствовал себя настолько правым, что  смог  бы,
наверное, убивать этого сержанта по три  раза  в  день:  вместо  завтрака,
обеда и ужина. Но по идее за ним  должны  были  прийти,  его  должны  были
разыскивать, и этого я действительно боялся.
     Пушка  была  смазана,  ствол  -  начищен.  Спецточку  я  содержал   в
образцовом порядке. Наступил день стрельбы, но никто не  пришел.  Я  долго
бродил по поляне, раздумывая: стрелять  или  нет.  И  решил  не  стрелять.
Призовут к ответу  -  скажу,  что  сержант  приказал  без  него  огонь  не
открывать. Пусть его разыщут и спросят.
     Непривычно спокойно прошел огневой день недели. День  был  спокойным,
но вечером, сидя в землянке, я услышал  какой-то  шум.  Выглянув,  заметил
фигуру человека, заглядывавшего в  яму  с  пушкой.  Враз  вспомнив  устав,
схватил винтовку и выскочил на поляну.
     - Руки вверх! - крикнул я.
     Человек обернулся, спокойно поднял руки. Я подошел.
     - Документы!
     Он порылся в нагрудном кармане кителя и подал мне сложенный  вчетверо
лист бумаги. Я развернул.
     "Предъявитель  сего,  штабс-капитан  И.С.Бургасов   командируется   в
распоряжение командующего 1-й Донской армии генерала А.Шкуро".
     Я узнал офицера. Это он должен был погибнуть несколько дней назад.
     - Так вы живы? - я не смог сдержать удивления.
     - Так точно, господин рядовой. Извините, это я кажется  вам  проиграл
партию в шахматы? - он, прищурившись, смотрел мне в глаза.
     - Да, на заставе.
     - Если я не ошибаюсь, эта партия была вашим последним желанием?
     - Да, - кивнул я.
     - Тогда выслушайте мое последнее желание.
     - Я не собираюсь вас расстреливать. Говорите, если хотите...
     - Я хотел бы сдвинуть прицел этой пушки.
     - Зачем?
     -  Вы  понимаете  в  чем  дело,  раз  в  неделю   она   стреляет   по
железнодорожной станции Максатиха и попадает в состав. Но ведь по  рельсам
не только  военные  эшелоны  ходят.  На  прошлой  неделе  снаряд  попал  в
санитарный поезд. Не стану вам рассказывать, что там было. Я понимаю,  что
на войне гибнут не только военные...
     У меня закружилась голова. Я попал в санитарный  поезд?!  Я,  который
никакого отношения не имел к гражданской войне, который и родился-то после
первого полета в космос. Я согласен ответить  за  убийство  сержанта.  Мне
легко объяснить, за что я его  убил.  Но  как  мне  ответить  за  пушечную
стрельбу?!
     - Что ж вы молчите? - негромко спросил офицер.  -  Вы  выполните  мое
последнее желание?
     Я не знал, что ответить. Я слишком многого не знал. Я даже  не  знал,
кто у кого в гостях: я у штабс-капитана Бургасова или он у меня.
     - Надо подумать... - с трудом выдавил из себя я.
     - Но ведь вы не выстрелили сегодня!
     - Это слишком разные вещи: не выстрелить и сдвинуть прицел.
     Тут я заметил, что на Бургасове сержантские сапоги. Почему-то на душе
стало легче, даже не смог сдержать улыбки.
     Штабс-капитан перехватил мой взгляд, тоже довольно посмотрел на  свои
сапоги и потопал несколько раз на месте, желая, должно быть, показать, что
они ему впору.
     Я промолчал. Промолчал  и  он.  Возникло  впечатление,  будто  убитый
сержант, а точнее, не он сам, а его сапоги, нас сблизили и породнили.
     - В моей роте вчера  один  солдат  фельдфебеля  на  штык  насадил,  -
заговорил Бургасов.  -  Дерьмовый  фельдфебель,  может,  вы  его  помните:
низенький, вихрастый. Перестарался в своем рвении сделать из людей солдат.
     Я кивнул. Было ясно, что он меня не осуждает.
     Ночевали мы с Бургасовым в землянке  на  одной  кровати.  Во  сне  он
разговаривал  сам  с  собой.  Говорил  громко   и   внятно.   О   каких-то
неотправленных письмах, о том, что никогда не покинет Россию,  об  умершей
матери.
     Утром я все-таки позволил ему сдвинуть придел.
     - Благодарю, - сухо произнес Бургасов. - Это благородно.
     Я пожал плечами.
     - Ну, прощайте! - протянул руку штабс-капитан.
     - В распоряжение 1-й Донской? - спросил я.
     - Какая к черту Донская! Убьют меня завтра!
     Я крепко пожал протянутую руку.
     - Если случиться встретить кого-нибудь из Бургасовых,  что  родом  из
Екатеринодара, расскажите им про мою гибель.
     - Хорошо, - пообещал я, думая о том, что и города  такого  давно  уже
нет, и как расскажешь о том, чего не видел.
     Бургасов грустно улыбнулся и затопал в сержантских сапогах туда, куда
был нацелен ствол особой дальнобойной пушки с новым стационарным прицелом.



                                    3

     Последующие три  недели  моего  пребывания  на  спецточке  пронеслись
невероятно быстро. Погода  стояла  солнечная,  хотя  выпадавшая  под  утро
обильная роса и создавала впечатление вечной  сырости.  Не  верилось,  что
такие теплые погоды могли  держаться  в  столь  северных  местах  в  самом
разгаре календарной зимы.
     После ухода белого  офицера  я  несколько  дней  провел  в  тягостном
бездельи, результатом чего оказалось мое халатное отношение к  доверенному
мне особому дальнобойному длинноствольному и т.д. орудию уже со  сдвинутым
прицелом.
     Некоторое время я, конечно, сомневался, мучался, не будучи  способным
одним твердым решением поставить все на свои места. Я имею в виду то,  что
я не хотел стрелять даже не смотря на то, что снаряд теперь уже  никак  не
мог попасть  в  санитарный  или  другой  поезд  на  станции  Максатиха.  В
оправдание мое послужила одна идея: ведь  прицел  старый  изменял  не  кто
иной, как белый офицер. Следовательно, он мог не просто  сдвинуть  его,  а
переставить таким образом,  чтобы  следующие  снаряды  падали  бы  уже  на
какую-нибудь нашу станцию, попадали бы в наши санитарные и другие составы.
Размышляя так, я испытывал некоторые  угрызения  совести  по  отношению  к
офицеру - ведь он вызывал у меня искреннюю симпатию, и думать о нем  плохо
было как-то неудобно. В конце концов  я  решил,  что  эта  идея  -  просто
выдумка, сочиненная в мое оправдание на самый крайний случай.  Мысленно  я
даже извинился перед офицером за то, что позволил себе так подумать. Хотел
во всем остаться честным и порядочным. Как никак врагом я его не считал.
     Следующие три недели пронеслись невероятно быстро.  Думаю,  что  даже
ствол пушки не поржавел, несмотря на сырость и на то, что  после  прощания
со штабс-капитаном я его больше не смазывал и не  чистил.  Очень  хотелось
верить, что  спецточка  сразу  после  моего  отбытия  придет  в  упадок  и
прекратит свое существование  в  различных  приказах,  отчетах  о  военных
действиях и других бумагах, по которым сюда отпускаются снаряды и прочее.
     Так вот, в канун наступления четвертой надели,  глубокой  ночью  меня
разбудил свист, доносившийся снаружи. Кто-то спокойно насвистывал  мелодию
"Тореадора". Несколько озадаченный и  напуганный,  я  выглянул  из  своего
обиталища.
     - Может, это новый сержант?! - промелькнула самая неприятная мысль.
     - Стой! Кто идет! - крикнул я.
     - А! Вот ты где! - голос показался знакомым. -  А  я  думал,  что  ты
сбежал куда-нибудь.
     - Кто там? - я попытался увидеть сквозь темноту лицо ночного гостя.
     - Меня за тобой капитан прислал. Приказал забрать тебя на заставу. На
днях сюда прибудет другая смена.
     Я вышел из своего убежища и приблизился к солдату. Да, это  был  один
из пограничников, тот, что подарил мне шахматы.
     Я спешно собрался, покидал свой  немногочисленный  багаж  в  вещмешок
пограничника и направился следом за ним. Хотелось оглянуться на  прощанье,
посмотреть на ствол, торчащий из ямы, на  разметочные  валуны.  Но  что-то
сдержало меня.
     Вот если бы доказать себе, что  никакой  спецточки  не  было,  что  я
никого не убивал и никуда не стрелял. Легкое ли дело?!  Других  убедить  -
это не так сложно, а вот себя...
     - Что там на заставе?! - желая отвлечься от малоприятных размышлений,
спросил я.
     - Все по-старому, -  ответил  солдат.  -  Там  для  тебя  у  капитана
какие-то новости, но какие - не знаю.
     Возвращались  мы  на  заставу  той  же   дорогой,   ориентируясь   по
фосфорическим меткам на валунах, но, на удивление, вся дорога заняла у нас
не три дня, а чуть более суток.
     С наступлением утра идти стало  намного  легче,  только  от  воздуха,
пропитанного сыростью, першило в горле.
     На заставу мы прибыли около полуночи. Свет в окнах не горел. Мы  тихо
вошли и сбросили с себя грязные, пропитанные влагой х/б.
     Утро наступило рано. Я  проснулся  от  шума,  с  которым  поднимались
другие солдаты.
     В комнату-казарму  вошел  капитан,  проводя  ладонью  по  только  что
выбритым щекам.
     - Отлично, ты уже здесь! - он радостно улыбнулся. - Вставай,  приводи
себя в порядок и давай ко мне!
     Для того, чтобы привести себя  в  порядок  понадобилось  бы  по  моим
подсчетам четыре краткосрочных отпуска по десять суток каждый.
     Быстро одевшись и умывшись, я зашел к капитану.
     - Ну как? - он  пристально  посмотрел  на  меня  уже  без  улыбки.  -
Настрелялся?
     - Так точно, - кивнул я с грустью. - Настрелялся.
     - Я все прекрасно понимаю, но не мог же я послать туда  своих  родных
солдат, с которыми уже давно... впрочем, чего это я оправдываюсь?! Слушай!
Есть для тебя новое задание. Легкое и, можно сказать, даже приятное.  Ведь
скоро праздники...
     Я вдруг  понял,  что  за  время  пребывания  на  спецточке  полностью
оторвался от гражданского календаря.
     - Какие праздники? - спросил я.
     Капитан не ответил.
     Он поправил прядь волос, сползшую на висок, прокашлялся и продолжил:
     - Праздники, как ты понимаешь, надо чтить и отмечать. Короче  говоря,
пойдешь за наградами для нашего личного состава, кстати и для себя тоже.
     Я расслабился. Такая цель командировки меня вполне устраивала.
     - Награды подберешь под свой вкус. Можешь взять  и  впрок.  На  месте
сориентируешься! Вот тебе гарантийное письмо, предписание и компас.
     - А компас зачем?
     - В этот раз пойдешь без провожатого. У нас здесь стало неспокойно. Я
тебе карту дам, сам выйдешь. Если попросят там помочь в  чем-нибудь  -  не
отказывайся! Понятно?
     - Так точно.
     - Вот карта, - седой капитан протянул мне раскрытый  планшет,  -  тут
все указано. Разберешься. Даю тебе четыре дня. Вопросы есть?
     - Никак нет! - по привычке гаркнул я,  уже  привыкнув  оставлять  все
возникающие вопросы неразрешенными.
     - Ну все, - по-отечески произнес он. - В путь, товарищ солдат!
     Путь к отмеченному на карте  месту  оказался  близким.  На  удивление
легко было идти по компасу, сверяя направление по  дрожащей  стрелке.  Все
эти движения по азимутам, когда мне  объясняли  принципы  ориентировки  по
компасу теоретически, казались мне дремучим лесом. На практике же все было
намного проще.
     Через день я вышел на окраину  нужного  мне  населенного  пункта  под
несколько странным названием Исильдорф-Поповка. Для села  он  был  слишком
маленьким, для хутора - чуть  великоватым.  Обойдя  его  за  десять  минут
прогулочным шагом, я все-таки решил, что это село.  Из  шести  одноэтажных
зданий, составляющих весь этот Исильдорф, только два  были  жилые.  Четыре
других напоминали или склады, или мастерские. Побродив еще  с  полчаса,  я
постучался в один из жилых домов.
     Дверь  открыл  рыжеволосый   мужчина   маленького   роста.   Усеянное
веснушками лицо вежливо улыбнулось мне.
     - Вот... - не зная с чего начать, я протянул  рыжеволосому  письмо  и
предписание.
     - Та-а, - прочитав, сказал  он,  доброжелательно  уставившись  мне  в
глаза. - Давненько вы у нас не были. У вас что там, все тихо?!
     - Да, все в порядке... - пожал плечами я. - Как будто тихо.
     - Тихо... - мужчина почесал за ухом. - Латно,  а  вас  претупреждали,
что притется немного помочь?
     - Предупреждали. Могу хоть сейчас...
     - Сейчас не нато, чуть позже, - перебил рыжеволосый. - Прохотите!
     Он посторонился и я прошел в дом.
     - Направо, прошу направо, - рукой указывал хозяин.
     Я очутился в просторной комнате. На одной из стен висел темный ковер,
на котором стройными рядами располагались ордена  и  медали,  а  солнечные
лучи, падавшие сквозь окно, заставляли их блестеть и пускать блики.
     Почувствовав на плече руку хозяина, я обернулся.
     - Нравится? - спросил он.
     - Конечно. Вы, наверно, очень богаты!
     Мужчина скромно пожал плечами. Рот его расплылся в довольной улыбке.
     - Как вам сказать. Просто много клиентов. Вот, говорят, что от  войны
богатеют фабриканты оружия. Честно говоря, я против  войны,  я  за  мирное
сосуществование всех армий. Хотя не  скрою,  во  время  войны  мои  тохоты
увеличиваются, но и в так называемое мирное время я не стратаю.
     Поток красноречия хозяина несколько смутил меня.
     - А чем вы собственно занимаетесь?
     - А вы за чем сюта пришли? - вопросом на вопрос ответил он.
     - За наградами.
     - Вот этим  я  и  занимаюсь.  Тут  у  меня  центр  метально-ортенской
промышленности.
     Честно говоря, эти шесть хибарок были похожи на все, что  угодно,  но
только не на центр какой бы то ни было промышленности. Видно,  я  не  смог
убрать саркастическую улыбку, выскочившую на моем  лице  произвольно,  как
прыщ.
     - Вы совершенно зря смеетесь! - обиженно сказал  рыжеволосый.  -  Тля
моей промышленности не нужны ни завоты, ни комплексы. У меня, та бутет вам
известно, все заготовлено на лет  тватцать  вперет,  таже  новые  образцы!
Латно, говорите, что вам нато.
     - Ну, медалей надо... - я запнулся, - военных...
     - Выбирайте. Вот тратиционные: "За храбрость", "За мужество". Такие у
меня тля всех армий есть. Вот  тругой  вариант:  "За  внутреннее  мужество
степени", "За показательное усердие", смотрите сами!
     Я  внимательно  проинспектировал   весь   предоставленный   выбор   и
остановился  на  трех  медалях:  "За  любовь  к  командиру  степени",  "За
потенциальную самоотверженность"  и  "За  подавление  личных  чувств  ради
общего дела". Последнюю я выбрал для себя.
     - Вот эти! - сказал я хозяину. - Первого и второго названия по четыре
штуки и одну третьего.
     - А что, убитых у вас нет?
     - Почему вы спрашиваете?
     - А почему вы ортенов не берете?
     - А при чем тут ордена к убитым?! - я озадаченно глянул на рыжего.
     - Как это, при чем?! Метали для раненых, ортена  -  тля  убитых.  Все
толжно быть по справетливости.
     Тут настал мой черед почесать за ухом.
     - А если я сам ранил или убил - чем тогда меня награждать? -  спросил
я.
     - Я бы ничем не награштал. Стрелять  каштый  может.  Убийство  -  это
плохо.
     - Но ведь если идет война, значит люди убивают друг друга!
     - Можно и не убивать! - уверенно произнес хозяин. - Тут неталеко тоже
итет война.  И  без  всякого  кровопролития.  Просто  воюющие  стороны  по
тоговоренности стреляют труг в труга холостыми, солтаты, согласно графика,
считаются то ранеными, то убитыми, и награштают их как настоящих раненых и
убитых. Это очень гуманно...
     Я пожал плечами. О войне такого рода слышать мне еще не приходилось.
     - Латно. Итемте. Помошете немношко.
     Мы вдвоем вышли из дома и прошли к зданию,  напоминавшему  склад  или
мастерские. Зашли внутрь. Рыжеволосый включил свет. Я осмотрелся.
     Под стенами в несколько рядов стояли  массивные  ящики,  а  в  центре
переливалась красками и сверкала куча орденов и медалей.
     - Нато посортировать, - хозяин указал взглядом на кучу.  -  Несколько
ящиков поломалось и все перемешалось, понимаете...  Там  посмотрите,  если
метали и ортена на немецком языке, то их вон тута, в правый угол. Если  на
английском - то в левый, а русские по тем трем  ящикам,  что  пот  тальней
стеной стоят. Витите, они открытые. Только не перепутайте ваши  русские  с
тругими русскими.
     Я опустился на корточки и сгреб пригоршню блестящего  металла.  Перед
глазами замелькали знакомые по учебнику истории  лица.  Екатерина,  кайзер
Вильгельм, Александр Невский и его недавний преемник с гордым  взглядом  и
жесткими усами. А сколько незнакомых лиц!
     Предварительно я стал раскладывать награды по  пяти  кучкам  рядом  с
собой.
     Дверь на улицу отворилась, и на пороге появился незнакомый мужчина  с
седыми усами.
     - День добрый! - он поклонился. - Я в помощь прислан.  Тоже,  видать,
по такому же делу, что и вы, пришел. За крестиками-медальками.
     Он подошел ближе, ознакомился с содержанием  пяти  кучек,  насыпанных
мною. Присел с другого края и тоже стал  копаться  в  наградах,  время  от
времени поднимаясь  и  добавляя  в  мои  кучки  позвякивающие  серебряные,
бронзовые медали и ордена.
     - А что-то я вас здеся раньше не  видал,  -  после  долгого  молчания
сказал он. - Меня Ерофеичем кликать.
     - Я здесь первый раз... - словно оправдываясь, промямлил я.
     - А-а, то-то и оно, - мужик понимающе кивнул. - А я уже раз  двадцать
сюда захаживал. У нас командир щедрый  -  каждую  недельку  чтой-нибудь  к
груди прицепляет. Я уж шесть Георгиев своей старухе отослал, чтоб внучатам
чем играться было. А у меня еще шесть осталось. А на что их так много?! Ну
три али четыре - еще куды ни шло - красиво на груди.  А  коли  больше,  то
вылитый адиот выходит. А вы сами-то откель будете?
     - Застава у нас...
     - Казачья? - оживился мужик.
     - Нет, пограничная.
     Ерофеич недоуменно пожал плечами.
     - А я тут  давече  одного  немчуру  встретил  -  чуть  не  прибил!  -
продолжил он. - Все-таки негоже это: и нам, и тем, кто  супротив  нас,  из
одного серебра кресты лить. Он  тоже  тогда  много  набрал,  мешок  почти!
Видать, не только у нас командиры-то щедрые! Но все равно как-то нехорошо.
Там мы друг другу животы штыками пропарываем, а тут у этого литовца рыжего
бок о бок крестики-медальки набираем. Я с ним потом покурил, лясы  поточил
малость. Он тоже из малоземельных оказался, и жена тож есть,  и  хозяйство
какое-никакое. Что-то, конечно, во всем этом не так, но пока  что  убивать
их надобно, а то ведь и крестиков-медалек этих не получишь,  а  еще,  хуже
того, они тебя пришлепнут. Подождать надо, пока цари помирятся, а до  того
времени надобно их убивать. У вас там тоже небось убивают?
     - Нет, - ответил я. - У нас тихо.
     - Обманная эта тишь! Там, где с виду тихо, там еще больше убивают!  -
уверенно сказал мужик, прихватил двумя руками здоровую пригоршню наград  и
с усердием стал их раскладывать.
     Вечером пришел хозяин, тот, кого мужик назвал рыжим литовцем.
     - Вы уже можете заканчивать, - сказал он мне. - Слишком мало берете.
     Мы снова прошли в его дом. Выпили чаю  с  медом,  по  чарке  домашней
вишневой наливки.
     - Вот ваши, - вручил он мне небольшой бумажный пакет. - А этот  ортен
в потарок примите, от меня на память. Это мой любимый!
     Я начал было вежливо отказываться, но хозяин за долю секунды прицепил
его к моей гимнастерке.
     - Это хороший ортен, - словно успокаивая меня, сказал  он.  -  Всякое
веть может случиться.
     "Смерть пережившим почет и свобода", - прочитал я  слова  на  ордене,
выбитые   под   серебряным   букетом,   состоящим   из   доброго   десятка
государственных флагов крупных держав.
     - Не беспокойтесь, он не вражеский, он для всех  потхотит!  Прихотите
чаще, я вам новые образцы покажу, вам понравятся!
     Пройдя  мимо  перечеркнутого  указателя  названия   этого   странного
населенного пункта, я свернул на лесную  дорогу  и  уже  без  компаса,  по
памяти, смело зашагал в сторону заставы. На  этот  раз  задание  мое  было
легким и приятным. Один только  осадок  остался,  въелись  в  мысли  слова
рыжего литовца: "Раненым - медали, убитым - ордена.  Все  должно  быть  по
справедливости". Въелись-то они въелись, и из  головы  никак  не  шли,  но
понять смысл сказанного я никак не мог. То есть,  смысл-то  был  ясен,  но
что-то за этими словами еще было, а вот что? Может, со временем  и  пойму.
Видно не стал я еще солдатом, ведь если б  стал,  то  и  мыслей  таких  не
возникло бы.



                                    4

     Я шел на заставу. В кармане лежали аккуратно упакованные медали, а на
гимнастерке блестел подаренный орден.
     Вот уж странно: раньше я полагал, что награды существуют  только  для
награждения. А оказывается, что и героем быть необязательно. Вот ведь взял
рыжий литовец и орден мне подарил. А со стороны кто скажет, что этот орден
подаренный? Гимнастерка настоящая, стало быть и орден на ней  заслуженный.
А что, если прав литовец, и не стоят  эти  регалии  из  золота  и  серебра
человеческой жизни, крови, самопожертвования. Ведь не за них люди воюют, а
за нечто высшее, за Родину, за Сталина.
     Свернув на малоприметную тропинку, я сверил по компасу свой  путь.  С
дороги не сбился. Можно идти дальше.
     Тропинка петляла, пряталась, пыталась улизнуть из-под  ног.  По  ней,
видимо, давно не ходили.
     Заброшенные тропы не любят, когда о них вспоминают.
     - Стой! Руки вверх! - сбоку из-за дерева выглянуло дуло нагана.
     Я остановился,  поднял  руки.  Сопротивляться  было  бесполезно,  тем
более, что я был невооружен.
     Из-за дерева вышел изможденный мужчина. Лицо в кровоподтеках. Кожаная
куртка замазана кровью.
     - Откуда? Кто? - он подошел ближе.
     - С погранзаставы, - ответил я.
     - Красной?
     - Да.
     - Опусти руки, - мужчина облегченно вздохнул.
     Я заметил, что наган он держит в левой руке.
     - Комиссар Ижев, - он протянул мне руку с наганом.
     Я пожал запястье.
     - Уж и не думал наших встретить. Побег - это еще не спасенье.
     - А откуда вы бежали?
     - Из белой контрразведки, со станции Максатихи.
     - Максатихи?! - название станции показалось мне чертовски знакомым.
     - Да. Там у белых временный штаб. Какой-то шальной снаряд попал прямо
в состав с боеприпасами. От станции одни рельсы покареженные остались.  На
соседних путях ихний санитарный  стоял,  так,  наверно,  с  полчаса  после
взрыва по ветру бинтики кружились. Здорово их бомбануло!
     - Это в четверг было?
     - Да, - кивнул комиссар. - Суматоха сразу поднялась. Половина беляков
сразу в лес драпанула - подумали, что наши наступают. Мы в подвале сидели.
Вдруг дверь открывается  и  юнкеришко  кричит:  "Быстрее  в  лес  уходите!
Скажете, что Несмогов вам спастись помог!" Я бы этого юнкеришку  на  месте
прихлопнул! Но сначала капитана б ихнего. Вот сволочь из сволочей!
     Неожиданно комиссар сцепил зубы и прижал руку  с  наганом  к  правому
предплечью.
     - Вы ранены?
     - У-гу... наши далеко?
     - Не очень.
     - Дорогу знаешь?
     - Конечно.
     - Пошли.
     Мы шли медленно.  Комиссар  то  и  дело  останавливался,  оглядывался
назад, прислушивался.
     - Здесь никого нет! - успокоил его я.
     - Нельзя терять классовое чутье и бдительность!
     Вдруг он остановился, сошел с тропинки и лег за кустом орешника.
     - Живо сюда! - выпалил он скороговоркой.
     Я прижался к земле  рядом  с  комиссаром.  Было  тихо,  только  ветки
потрескивали на ветру.
     - Никого же нет? - прошептал я.
     - Никого?! - он ехидно скривил губы.
     Я напряг слух. С  левой  стороны  действительно  надвигался  какой-то
невнятный шум. Потом раздалось ржание коней.
     Где-то недалеко запели песню. Несколько зычных глоток.  Пели  они  не
под шаг.
     - Казаки! - шепнул комиссар.

                    ...Из-за лесу блещут копия мечей.
                    Это сотня казаков-лихачей.
                    Э-ге-гей! Жги! Коли! Руби!
                    Это сотня казаков-лихачей.

     Комиссар ловил языком травинку, щекотавшую ему нос. Он смотрел на нее
с такой ненавистью, словно в этой травинке  видел  всех  своих  прошлых  и
будущих врагов. А казаки задиристо продолжали.

                    ...Впереди наш командир удалой,
                    Он скомандывал "Робя-аты, все за мной!"
                    Э-ге-гей эгей! Жги! Коли! Руби!
                    Он скомандывал "Робя-аты, все за мной!"

     Комиссару наконец удалось  поймать  ртом  травинку.  Он  подтянул  ее
языком к зубам, потом прикусил ее и чуть-чуть приподнял  голову.  Травинка
натянулась как струна, но не  отрывалась.  Тогда  он  еще  выше  приподнял
голову. По травинке на  землю  сбежала  капелька  крови.  Ижев  дотронулся
пальцем до рта. Палец был в крови. Травинка резанула нижнюю губу по  самой
середке.  Комиссар  чертыхнулся,  сплюнул  кровью.  Отпущенная   травинка,
обмякшая и вялая, легла на землю. А песня еще продолжалась, но теперь  она
не приближалась, а уже отдалялась от того места, где мы прятались.

                    ...Ня баимься мы ня пуль и ня снаряд,
                    Разобьем мы весь буден-ноский отряд!
                    Э-ге-гей эгей! Жги! Коли! Руби!
                    Разобьем мы весь буден-ноский отряд!

     Песня затихла. Казаки пересекли наш путь где-то метрах  в  пятидесяти
от нас, но из-за густого кустарника и деревьев мы их  не  увидели.  Только
конское ржание, песня и топот копыт.
     - У, гады! - прохрипел комиссар, сжимая наган. -  Будь  они  поближе,
попели бы у меня на том свете! Штук пять бы уложил, а там уже  и  погибать
не жаль!
     - Бессмысленно, - сказал я негромко. - Мы  правильно  сделали.  Лучше
сейчас их отпустить, а потом, когда нас будет больше, разбить их наголову.
     - Потом?! - Ижев посмотрел на меня с недоверием. - Откуда тебе знать,
что потом будет? А если они  поскакали,  чтобы  село  сжечь  или  расправу
произвести?!
     Я промолчал.
     - Сам-то с орденом. Стало быть не трус, а такое говоришь! - сказал он
уже мягче. - Ну, вставай. Пойдем. Далеко они уже.
     Мы снова вышли на тропинку и продолжили свой путь.
     Застава встретила нас неласково. Окна разбиты,  на  полу  разломанные
кровати, доски. Ощущение такое, будто черносотенцы погром учинили.
     Солдаты играли в шахматы. Седой капитан  просматривал  карты  военных
действий.
     Комиссар, ступая по битым стеклам, подошел к капитану и представился.
     Капитан кивнул, не отрывая взгляда от карт.
     - Казаки? - Ижев рассматривал последствия погрома.
     Капитан пожал плечами.
     - Нас здесь не было, - ответил он, не глядя на комиссара.  -  Уходили
на ученья.
     - А что  ж  они  в  бирюльки  играются!  К  бою  готовиться  надо!  -
возмутился Ижев. - А если снова атака будет?!
     - По распорядку дня сейчас личное  время  и  никакой  атаки  быть  не
может, - холодно произнес наш командир.
     - Да вас под суд надо, под трибунал! Или даже без суда и следствия по
законам военного времени! - голос комиссара сорвался на  хрип.  -  Сначала
войну выиграть надо, а потом уже в эти буржуйские игры играться!
     Капитан отложил карты и хмуро уставился на Ижева.
     - Война, товарищ комиссар, - он четко выговаривал каждую букву, - это
не временное явление, а перманентное состояние.
     - Я знаю  это  слово,  -  Ижев  почему-то  улыбнулся.  -  А  что  же,
русско-японская, русско-турецкая? Все еще продолжаются?
     - Прошло время отдельных войн. Давно прошло.
     - Вы - враг народа!
     - Не бросайтесь такими высокими, но устаревшими словами.  Я  выполняю
свой  долг,  подчиняясь  установленному  порядку  и   исходя   из   боевой
обстановки.
     В комнату вбежал солдат.
     - Товарищ  капитан!  Разрешите  доложить!  В  нашу  сторону  движется
неприятель. От просеки.
     Капитан взял со стола бинокль и жестом пригласил комиссара  следовать
за ним. Они забрались на крышу заставы. Вместе с ними поднялся  и  солдат,
доложивший о приближении неприятеля.
     - Забавно! - сказал капитан, не отрываясь от бинокля. - Такого я  еще
не видел.
     - Что там? - нетерпеливо спросил комиссар.
     Капитан передал ему бинокль.
     - Генералы?! - вырвалось у Ижева.
     В  сторону  заставы  стройными  рядами  в  походной  колонне   шагали
генералы.
     -  Форма  какая-то  незнакомая!  -  констатировал  Ижев.   -   Может,
интервенты?!
     - Вы лучше посмотрите, кто их в атаку ведет!
     - Не может быть! Ефрейтор?!
     - Да, ефрейтор, судя по погонам. Красиво шагают.
     - Надо готовиться к бою! - требовательно произнес комиссар.
     - Зачем?! Они же не вооружены. Только ефрейтор с пистолетом.
     - Что же вы собираетесь делать?! - удивленно воскликнул Ижев.
     - Пресечем атаку.
     - Как?
     - Сбегай за снайперской винтовкой и живо  сюда!  -  капитан  приказал
солдату.
     Солдат быстро исполнил приказание.
     - Целься в ефрейтора!
     Капитан поднес бинокль к глазам.
     - Стреляй!
     Винтовка дернулась, словно хотела вырваться из рук солдата.
     - Молодец! Будешь награжден!
     Генералы остановились в нерешительности. Несколько человек из  первой
шеренги подошли к лежащему ефрейтору, посовещались. Один из них  поднял  с
земли пистолет и, обернувшись к остальным  генералам,  что-то  сказал.  По
рядам пробежало то ли волнение,  то  ли  возмущение.  Шеренги  нарушились.
Генералы развернулись и уже сами по себе, гурьбой зашагали назад.
     - Вот вам и вся атака! - усмехнулся капитан.
     - Здесь что-то  не  так,  -  комиссар  насупился,  глянув  в  сторону
просеки. - Они наверняка вернуться. Это маневр.
     - Может быть, и вернутся, - спокойно сказал капитан. - А  пока  можем
спуститься на землю и выпить чайку.
     В комнате по-прежнему играли в шахматы.  Я  внимательно  наблюдал  за
партией.  Честно  говоря,   игра   шла   вяло   и   неинтересно.   Никаких
неожиданностей. Сплошные Е-2 - Е-4.
     - Что это за карты?! - спросил Ижев, присаживаясь за стол. - О, у вас
такие данные?! Отлично работает разведка!
     - Нам разведка не нужна, - бросил капитан.
     Ижев непонимающе посмотрел на него.
     - А мне кажется, что вы знали об этой атаке заранее! - выражение лица
комиссара мгновенно изменилось, он с хитрецой улыбнулся.
     - Сегодня не должно было быть атаки, - вздохнул капитан.
     Снова вбежал солдат, дежуривший на крыше.
     - Товарищ капитан! Они снова идут!
     - А я говорил, - Ижев довольно усмехнулся.
     - За мной! - приказал мне командир, поднимаясь из-за стола.
     Вчетвером мы залезли на крышу. Капитан внимательно смотрел в бинокль,
комиссар нетерпеливо ерзал рядом с ним, а снайпер протирал прицел.
     - То же самое, только без ефрейтора, - сказал капитан.
     Ижев выхватил бинокль и жадно, словно флягу  ко  рту,  поднес  его  к
глазам.
     - Сколько генералов сами идут к нам в руки! - его голос  задрожал  от
азарта.
     - И что же вы с ними будете делать? - полюбопытствовал капитан.
     - Надо применить боевую хитрость, подпустить их  поближе  и  всех  до
одного, гадов!
     - Какую хитрость?
     - Мы вывесим белый флаг, - комиссар опустил руку с  биноклем.  -  Они
подойдут сюда, решив, что мы сдаемся. И тут их из пулемета...
     - Но это же не честно! - капитан скривил губы. - Белый флаг?
     -  Они  нас  тоже  так  обманывали!  -  в  глазах  комиссара  застыла
жестокость.
     - А может быть, вы и правы. Солдат, спустись вниз,  нацепи  наволочку
на какой-нибудь шест и назад!
     Снайпер, оставив винтовку, побежал исполнять приказ. Через пару минут
он уже размахивал импровизированным белым флагом. Капитан  и  комиссар  по
очереди смотрели в бинокль, негромко переговариваясь.
     - Отставить! - вдруг резко выкрикнул капитан.
     Снайпер, испуганно обернувшись, опустил шест с наволочкой.
     - Ну, а теперь что делать? - капитан обернулся к Ижеву.
     Комиссар вздохнул.
     - Вы, конечно, не ожидали,  что,  увидев  белый  флаг,  эти  генералы
прокричат свое "ура!!!" и  с  радостью  поздравляя  друг  друга,  повернут
назад?!
     - Может, это ловушка?! - предположил Ижев.
     - Вы, я вижу, во всем или хитрости усматриваете, или ловушки!
     - Они еще могут вернуться.
     - Вряд ли! - сказал капитан. - Морально они победили.
     Комиссар чувствовал себя неловко, мрачно поглядывал на  солдат  и  их
командира.
     - Я назад пойду! - наконец выговорил он.
     - Зачем?!  Оставайтесь!  -  равнодушно  предложил  капитан.  -  Здесь
безопаснее. А там вас могут убить...
     - Пока не истребим всех врагов я нигде не останусь! -  твердо  сказал
Ижев.
     - Покажите товарищу комиссару дорогу! - приказал мне командир.
     Я вывел комиссара на тропу, ведущую к рыжему литовцу, и  вернулся  на
заставу.
     Солдаты занимались уборкой. Стекла и обломки кроватей были собраны  в
центре комнаты. Капитан сидел за столом и уныло водил карандашом по  карте
военных действий.
     - Этим картам нельзя верить, - пробурчал он себе под нос. -  Все  они
врут! Вот так и доверяйся истории, пока в спину тебе не стрельнут в  самое
мирное время...
     Солдаты переглянулись.
     Капитан встал из-за стола, послал снайпера снова дежурить на крышу, а
сам заперся у себя в кабинетике.
     Посреди ночи в комнате-казарме загорелся свет. Я проснулся и увидел в
дверях капитана и снайпера. Оба выглядели очень уставшими.
     - Подъем! - скомандовал командир.
     - Почему ночью?! - недовольно заворчал солдат,  спавший  у  разбитого
окна.
     - Отставить разговоры! В ружье!!!
     Мы выскочили в темноту и разобрались по росту.
     -  В  районе  заставы  обнаружен  одиночный  неприятель.   Приказываю
прочесать местность и обезвредить его.
     С автоматами в руках мы рассыпались по окружавшему  заставу  лесу.  Я
стукнулся лбом о дерево и остановился... Мрак плотной завесой все заслонял
от моих глаз. Потоптавшись на месте, высмотрел тусклый огонек и направился
в его сторону... Когда огонек превратился в единственный фонарный столб на
территории заставы, я присел на приземистый валун и решил переждать поиски
одиночного неприятеля.
     - Вот он! Сюда! - раздались крики солдат.
     Пришлось подняться.
     Солдаты выпихнули из леса какого-то человека в военной форме.
     - Сюда ведите! - выглянул из домика капитан.
     Неприятеля втолкнули в комнату-казарму. Усилия,  с  которыми  солдаты
вели  пленника,  были  явно  излишними.  Это  был  немощный   старичок   в
генеральской форме. На дряблых щеках редкая седая щетина, глубоко запавшие
глаза.
     - Оружие есть? - строго спросил командир.
     Старичок вытащил дрожащей рукой из кармана темные очки, горсть мелочи
и допотопную авторучку.
     - Кто вы, откуда и за кого воюете?
     Генерал устало оглянулся. Словно искал куда бы прилечь.
     - Вы слышали вопрос? Кто вы? - повторил капитан.
     - Я?! Я - бухгалтер из Праги...
     - Кто?!
     - Раньше был бухгалтером... - дребезжащим голосом ответил  старик.  -
Потом путешествовал... был в Латинской Америке...
     Капитан терял терпение.
     - Вы участвовали вчера в нападении на нашу заставу?
     - Вчера?  Может  быть...  Я  плохо  помню...  Да,  мы  вчера  кого-то
атаковали...
     - Кто это "мы"?
     - Хунта...
     - Какая хунта?
     - Обычная... военная.
     - Почему вы атаковали нашу заставу?
     - А мы всех атакуем... - невинно, по-детски произнес старик.
     - Зачем?
     - Уже так просто, без цели...
     - А раньше какая была цель?
     - Тогда было много целей... лет  тридцать  назад.  Мы  хотели  власть
захватить, - старик немного оживился, припоминая прошлое.
     - Где? В какой стране? - выпытывал капитан.
     - Нам все равно, в какой угодно. А какая же хунта без власти?!  Разве
что наша... Да если бы нам взвод рядовых или ефрейторов, мы  б  давно  уже
были у власти, и не пришлось бы стареть и умирать в неизвестных лесах, без
родины, без родных и близких!
     - Куда ушли остальные генералы  вашей  "хунты"?  Почему  вы  остались
один?
     - Если бы они знали куда идти, я пошел бы  с  ними...  Нас  уже  нет.
Последнего ефрейтора, внука одного из генералов, убили вы. А я им еще  лет
пятнадцать назад говорил, что надо...
     Старичок неожиданно замолчал, закрыл глаза и захрапел.
     - Что-то многовато у  нас  гостей  в  последнее  время,  -  задумчиво
произнес капитан.
     Утром   командир   вызвал   меня   к   себе   и   приказал    вывести
старичка-генерала на дорогу, ведущую в  ближайший  город.  Снова  дал  мне
компас и карту.
     Вот так, кажется, и должность у меня появилась, военная специальность
- провожатый или сопровождающий. Неутомительно  и  неопасно.  Я  был  всем
доволен. В каждом собеседнике  чувствовал  потенциального  попутчика:  кто
знает, вдруг мне прикажут вывести его на ту или другую дорогу.
     Старичок был неразговорчив. Казалось, что он  вот-вот  остановится  и
заснет, прислонившись к какому-нибудь дереву. Идти  было  скучновато,  но,
как я думал, намного безопаснее, чем оставаться в это  время  на  заставе.
Все эти атаки и погромы меня обеспокоили.  Теперь  я  бы  вряд  ли  сказал
кому-нибудь, что у нас на заставе тихо и мирно.
     Впереди  показался  заросший  мхом  шлагбаум,   некогда   закрывавший
железнодорожный переезд. Теперь за ним и рельс-то не было:  только  насыпь
кое-где сохранилась.
     - Всего доброго! - я остановился у шлагбаума и протянул старичку руку
на прощанье.
     Он непонимающе посмотрел на меня.
     - Дальше вы пойдете один. Так приказал капитан. Вот по  этой  дороге,
за шлагбаумом.
     Старичок хмыкнул что-то невразумительное и, не попрощавшись,  потопал
в указанном направлении.
     Я облегченно вздохнул.
     Назад можно было не спешить. Кто его знает, что ждет меня на заставе.
Я развернул карту, изменяя свой маршрут так, чтобы вернуться  на  место  к
вечеру, и свернул с тропинки.
     Идя по лесу, я вышел на  поляну,  где  горел  костер,  а  на  вертеле
жарился  кусок  мяса.  Рядом,  улегшись  на  плащ-палатку,  дремали   двое
белогвардейцев.
     Услышав мои шаги, они проснулись. Один пристально глянул  на  меня  и
вскочил на ноги.
     Я обомлел. Передо мной стоял живой штабс-капитан Бургасов.
     - Вы живы? - вырвалось у меня.
     - Как видите. И не только я. История слишком часто ошибается!
     Во втором я узнал вихрастого фельдфебеля из казаков.
     - И он жив, - с улыбочкой произнес штабс-капитан.
     - Да, - подумал я. - Командир истории не доверяет, Бургасов  считает,
что она слишком часто ошибается...  Хорошая  штука  история,  если  по  ее
ошибке человек остается жить, хотя должен был уже несколько раз погибнуть!
     - О чем задумались, господин солдат? - штабс-капитан присел у костра,
протянул к пламени руки.
     - О истории, - сознался я.
     - Бросьте, пустое это дело. Лучше мяса  возьмите.  Правда,  подгорело
немного. На огне жарилось, не на углях...
     Мясо было жестким и невкусным, но из  вежливости  я  его  старательно
разжевывал.
     Штабс-капитан крутил в руках револьвер, уставившись на пламя.
     - Вот и все, - он поднялся, отрешенно глядя на горящий костер, - пора
прощаться, господин солдат.
     - Вы уходите? - спросил я.
     - Скорее, вы остаетесь, - дуло револьвера заглянуло мне в  глаза.  На
мгновение  показалось,  будто  черный  глаз  револьвера   мне   приветливо
подмигнул.
     - Вы что, серьезно?!
     - Вы меня поймите. Я не могу  вас  так  часто  не  убивать.  Гуманизм
гуманизмом, да и вы мне симпатичны. В другое время я  бы  с  удовольствием
играл с вами в шахматы в моем имении, но война, вы понимаете, война.
     Я попробовал понять, но не успел. Резкий толчок в грудь  свалил  меня
на землю. Рука инстинктивно зажала рану, и по пальцам  заструилась  теплая
липкая кровь. Дышать  стало  трудно.  Воздух  до  боли  теснил  легкие.  Я
выдохнул его, и весь окружающий меня мир провалился в темноту.
     Я был убит, хотя по отчетности и сводкам всего лишь пропал без вести.


     Прошу прощения за вынужденную остановку в повествовании. Связана она,
увы, с трагической гибелью главного героя, который  сам  и  рассказывал  о
событиях, участником которых он был. Может быть, и следовало бы  закончить
на его гибели, но тогда история была бы явно не завершена. Поэтому я,  как
тайный свидетель описываемых  событий,  со  свойственным  погибшему  герою
беспристрастием,  добавлю  ко  всему  рассказанному  лишь  одну  маленькую
главку.



                                  ЭПИЛОГ

     После того, как герой пропал без вести, о чем сразу же было  сообщено
его родителям, как и о награждении пропавшего боевой наградой, события  на
заставе развивались следующим образом.
     Спустя некоторое время на заставу прислали  молоденького  новобранца.
Парень  сразу  всем  понравился.  Он  отлично   играл   в   шахматы,   был
исполнительным, улыбчивым, открытым и доброжелательным.
     - У нас новости, - как-то  сказал  капитан.  -  Наш  черед  заступать
дежурить в спецточке.
     У всех, кроме  молодого  солдата,  испортилось  настроение.  Возникла
неприятная пауза.
     - А ты что, не боишься? - обратился капитан к новенькому, сидевшему с
беззаботной улыбкой на лице.
     - Никак нет! - браво отчеканил солдат.
     - Что ж, тогда пойдешь ты.
     Тем же вечером, собрав вещмешок, они вдвоем с  капитаном  отправились
на спецточку. Шли долго, почти трое суток. Ориентировались  по  черточкам,
нанесенным смолой на крупные валуны.
     Новенький с интересом разглядывал землянку, в которой ему  предстояло
жить, ржавый ствол пушки, выглядывавший из ямы.
     - Тебе придется немало потрудиться! - сочувственно произнес  капитан.
- К четвергу ствол пушки должен  блестеть  и  внутри,  и  снаружи.  Думаю,
успеешь. В четверг придет сержант. Смотри, чтобы все его приказы выполнял.
Придет время и мы сменим тебя. Ну все, живи, солдат!
     И капитан ушел.
     Солдат нашел банку с оружейным маслом, достал  инструмент  и  тут  же
уселся за работу. Почти двое  суток  не  отходил  он  от  доверенного  ему
длинноствольного дальнобойного орудия на стационарном прицеле.
     В  четверг  утром  солдат  проснулся  и  заметил  рядом  с   кроватью
присевшего на корточки молоденького сержанта.
     - Ну вот вы и проснулись! С добрым утром! -  обрадовался  сержант.  -
Наверно очень устали вчера. А я уже боялся, что до обеда  ждать  придется.
Поднимайтесь, пожалуйста. Будем готовиться к исполнению приказа.
     Солдат вскочил и оделся. Позавтракали они вместе,  а  к  чаю  сержант
вытащил две булки.
     - Как пушка? - спросил сержант, допивая чай.
     - Начищена! - отчеканил солдат.
     - Да я не об этом. Нравится?
     - Конечно! - с готовностью ответил новобранец.
     - Тогда пойдемте стрельнем!
     Вышли из землянки. Зарядили.
     Сержант внимательно и долго  давал  солдату  полезные  советы.  Потом
негромко скомандовал:
     - Огонь!
     По лесу прокатилось гулкое эхо выстрела.
     Сержант  заторопился.  Пожал  руку.  Сказал,  что   был   очень   рад
познакомиться и ушел до следующего четверга.
     Солдат присел у пушки и закурил принесенную сержантом "Приму".
     С самого начала служба на спецточке ему понравилась.


     Заставы больше не было. Особая длинноствольная дальнобойная пушка  на
стационарном прицеле с первого выстрела поразила цель.
     Дымились, догорая, обломки дома, под которыми были погребены погибшие
смертью храбрых седой капитан и четверо его солдат.
     Быстро зарастали малоприметные тропки вокруг заставы.
     И каждый новый четверг тревожил память о погибших новым взрывом.
     А  где-то  по  рукам  командования  медленно  брела,  собирая  нужные
подписи, бумажка о присвоении капитану очередного воинского звания...





Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: