дай мне тебя нести. Завтра я стану весь из себя культурный и
цивилизованный, но сегодня извини! Сегодня вопрос только в том, мы их, или
они нас.
Тогда она согласилась, чтобы он ее нес. Но плакать она не перестала.
Наконец, он опустил ее на землю.
- Ну, в чем дело? - грубовато спросил он. - Черт возьми, у тебя
что-то болит?
- Милый, - простонала она. - Со мной все в порядке. Я не ранена. У
меня ничего не болит. Мне так хотелось тебе рассказать... но не так... как
странно, и... - она разрыдалась.
- Любимая, в чем дело, - голое Авери дышал нежностью. - Мы почти в
безопасности. Если хочешь, мы даже можем здесь и остаться на ночь. Мне
почему-то кажется, что они не станут нас преследовать этой ночью, у них и
так полон рот забот...
- Милый, - сказала Барбара. - Дело в том, что я беременна. И очень
боюсь за ребенка... - она содрогнулась. - Я чувствую себя как-то не так...
Словно что-то произошло.
Он крепко обнял ее за плечи. Он обнимал ее и шептал на ухо нежные,
бессмысленные слова.
- Не бойся, любовь моя, - прошептал он наконец, хотя ему самому тоже
было страшно. - Мы отдохнем здесь, а как только рассветет, я отнесу тебя
домой.
Слово "дом" уже не резало им слух. Дом - это место любви и
безопасности, уголок комфорта, знакомых запахов и повседневных забот,
превратившихся в традиции. Дом - это Лагерь Два. Это Том и Мэри. Дом - это
понятие, смысл которого он постиг только на далекой-далекой планете, во
многих световых годах от Земли.
Этой ночью они не спали. Авери рассказал Барбаре, как Том вернулся в
лагерь, и как он вытащил у Тома из плеча копье. Затем, чтобы хоть немного
отрешиться от земных проблем, они разглядывали звезды - теперь уже родные
и близкие. Они делили их на созвездия, а потом играли, придумывая им
названия... А еще они думали об их ребенке, и молились, чтобы им не
пришлось его потерять...
О чем только они не говорили в ту ночь, обо всем, кроме золотых
людей. С первыми лучами солнца они побрели в сторону Лагеря Два.
Ощущение беспокойства в животе у Барбары мало-помалу прошло, она
сразу стала значительно веселее. Но когда она вдруг заметила нарисованные
на ее теле странные символы, ей стало плохо до рвоты.
24
До Лагеря Два они добрались только к полудню. Авери отдал Барбаре
свою испачканную грязью рубашку. В путь они вышли еще до рассвета, но
усталые, закоченевшие и эмоционально измотанные, они не могли идти быстро.
Вместо того, чтобы двигаться прямо в лагерь, они направились к, морю.
Барбаре до смерти хотелось умыться. И суть была даже не в том, чтобы смыть
с себя голубые символы, "украшавшие" ее тело. Во всяком случае, не только
в этом. Купание представлялось ей своего рода очищением после всего
перенесенного ею в лагере золотых людей. Авери же испытывал чисто
физическую потребность окунуться в море. Он весь (лицо, руки, ноги, тело,
даже волосы) был покрыт коркой засохшей грязи. И все это неимоверно
чесалось. У него слюнки текли при одной мысли о прохладной морской ванне.
Понемногу их настроение улучшилось Они даже начали подсмеиваться друг
над другом. Теплый солнечный свет рассеял их усталость, словно тень.
Вскоре они совсем пришли в себя и вновь могли радоваться полной
приключений жизни.
Наконец они вытри к морю - золотому в лучах восходящего солнца. Не
помня себя от радости, они ринулись в его воды, смывая с себя весь ужас
прошедшей ночи.
Прошло довольно много времени, прежде чем Барбаре удалось смыть со
своего тела синие символы - и то не до конца. Через несколько минут ее
груди и живот стали красными, но все равно на натертой коже проступали
голубые очертания.
Потом они пошли вдоль берега, предоставив солнцу и ветру высушить их.
Затем Барбара вновь надела рубашку Авери, и они наконец-то направились в
Лагерь.
А там их ожидал приятный сюрприз. Том из лежачего превратился (как он
сам себя назвал) в ходячего и говорящего больного. Его организм, окрепший
от физической нагрузки и здорового образа жизни, быстро оправился от
полученного ранения. Год назад подобное свалило бы его с ног надолго. Но
пока Том все равно оставался домоседом - у него все еще не было ни сил, ни
решимости спуститься по лестнице.
Увидев Авери и Барбару, идущих по берегу, он радостно закричал, махая
руками - что стоило ему нескольких неприятных минут. Мэри выбежала им
навстречу. Двигалась она с некоторым трудом - сразу было видно, что она в
положении. Они с Барбарой крепко обнялись, плача и смеясь одновременно,
как это принято у женщин в подобных случаях. Авери с улыбкой наблюдал за
ними. Том бессильно и нетерпеливо кипятился на вершине скалы.
Авери и Барбара, как оказалось, ужасно проголодались. Так как мясо в
лагере кончилось, они до отвала наелись фруктами. Затем, пока Барбара
рассказывала о том, что с ними произошло, Авери отправился собирать крабов
на обед (быстрее и проще всего). Ну, а потом, приготовив и с наслаждением
умяв сочное крабовое мясо, они позволили себе по стаканчику виски. Его
оставалось не так уж и много, а тут еще Том в их отсутствие расправился с
парой бутылок - как он объяснил, в "чисто медицинских целях".
Но Барбара больше не нуждалась в виски для опоры. Теперь у нее
появилось нечто получше.
Мэри на удивление точно выразила обуревавшие их всех чувства, когда
(не только под влиянием второго стаканчика) провозгласила тост:
- За нас четверых и за любовь, у которой четыре корня.
Авери этот тост показался необыкновенно глубоким. Действительно, он
не мог любить, Мэри или Тома так же, как любил Барбару, и тем не менее, он
их любил. В этом не было ни малейшего сомнения. Они стали его друзьями,
его семьей. Они принадлежали ему. Без них, он это чувствовал всеми порами
своего тела, он не был бы человеком в полном смысле этого слова. И он с
радостью признавал эту свою зависимость от них, высоко поднимая бокал.
Вечером Авери отправился на охоту, чтобы пополнить запасы мяса. Хотя
он никому ничего не говорил и хотя он все еще не мог окончательно придти в
себя от радостного изумления, что ему и впрямь удалось благополучно
доставить Барбару в лагерь, он не сомневался, что история с золотыми
людьми на этом не закончится. Да, им здорово досталось, и один, точнее
одна из них погибла, или, во всяком случае, была тяжело ранена. Однако,
как Авери казалось, золотые люди вряд ли смирятся с существующим
положением дел. Заносчивые и самонадеянные, они упивались своей физической
силой и свысока смотрели на тех, кого считали низшими существами. От того,
что произошло этой ночью, они пострадали не только физически, но и
морально. Теперь они наверняка захотят расквитаться. Для них это будет
выглядеть как всего, лишь второй раунд своего рода спортивного состязания,
проиграть в котором они просто-напросто не могут. Иначе они потеряют
уважение к себе.
По дороге к колонии кроликоподобных Авери только об этом и думал.
Добыв четырех зверьков (это больше напоминало казнь, чем охоту), он
направился обратно в лагерь. Он шел совсем не так, как раньше - упругий
шаг уверенного в себе человека. Он крался, словно каждую секунду ожидая
нападения. Ему было страшно, и Авери понимал, что для этого страха у него
есть все основания. Пока существует напряженность, пока они либо не
заключат мир с золотыми людьми, либо не разобьют их наголову, обитателям
Лагеря Два придется привыкать к тому, что они живут в условиях
непрекращающейся войны. Дважды Авери, возвращаясь по своим следам,
устраивал засаду тем, кто мог бы за ним следить. Но так никого и не
увидел. Никого, только его собственные страхи.
Тем вечером, после ужина, когда они все четверо блаженно развалились
вокруг костра, Том поднял тему золотых людей и того, что те могут сделать.
- Если вас интересует мое мнение, - заявил он, - то я уверен, что эти
любители швыряться копьями готовятся отплатить нам сторицей за все "зло",
что мы им причинили... Хочется надеяться, что к тому времени, как они
созреют, я успею встать на ноги.
- Пару дней, возможно, они будут зализывать раны, - предположил
Авери, но, честно говоря, сам он в это ни чуточки не верил. Просто ему не
хотелось пугать своих друзей.
- Есть только одно утешение, - заметила Мэри. - Взять наш лагерь
штурмом им будет не так-то легко.
- Пусть только попробуют, - яростно воскликнула Барбара. - С каким
удовольствием я уроню пару-тройку увесистых булыжников на головы этих
самонадеянных дикарей!
- Будем надеяться, что возможность осуществить это представится тебе
не раньше, чем... - Авери замялся, - не раньше, чем мы как следует
отдохнем.
(Ему очень хотелось сказать: "Не раньше, чем Том выздоровеет, и
вырастут наши дети, и все мы умрем от старости" - но он не решился).
- Если хотите знать, то я вполне готов считаю, что мы квиты... если
они, конечно, тоже станут так считать.
- Ну, ничья их, по-моему, не устроит! - фыркнул Том.
- Не устроит, - согласился Авери со вздохом. - Скорее всего, ты
прав... Ладно, вам с Мэри пора идти спать. По-моему, вы просто с ног
валитесь. Я покараулю первым, а потом меня сменит Барбара.
- Мы будем дежурить вдвоем, - твердо заявила Барбара.
- Но вы же и так сегодня весь день работали, - запротестовала Мэри. -
А мы с Томом отдыхали. Мы вполне можем...
- Это приказ, - улыбнулся Авери. - В конце концов, я руководитель
этой экспедиции или нет?
- Нет, - не моргнув глазом, заявил Том. - Ты просто бойскаут,
страдающий манией величия. - Он повернулся к Мэри. - Пойдем, старушка.
Если мы не сделаем так, как нам велит этот нехороший человек, мы никогда
не получим от него грамоты за хорошее поведение.
Несмотря на свои возражения, Мэри с явным облегчением полезла в
палатку вслед за Томом.
Опасения Барбары, что испытания, выпавшие на ее долю вчера днем и
ночью, могут повредить ее ребенку, похоже, оказались необоснованными.
Чувствовала она себя совершенно нормально и не сомневалась, что если не
случится ничего страшного, то ребенок увидит свет в положенное ему время.
Она была рада, что забеременела. Только теперь она поняла, как сильно
ей хотелось иметь от Авери ребенка. К тому же, учитывая, что Мэри тоже
была в положении, ей казалось, что это должно еще теснее сблизить их всех
четверых.
Они сидели с Авери у костра и, чтобы не уснуть, развлекались
придумыванием имен. Если родится мальчик, Авери хотел назвать его Язоном.
Барбара возражала, что другие дети (какие другие дети?!) будут над ним
смеяться. Она полагала, что мальчика следует назвать Эндрю. Но у Авери в
классе однажды был Эндрю - отвратительный тип с перочинным ножом, который
он охотно испытывал на своих одноклассниках. В общем, никаких Эндрю. Так
они и играли - прелестная, бессмысленная игра. Им казалось, что прошло уже
много часов. Исчерпав все возможные мужские имена, они в конце концов
сошлись на имени Доменик. Тогда они взялись за женские.
И в этот миг и произошла трагедия.
Из палатки, где спали Том и Мэри, и раньше доносились какие-то
приглушенные звуки - так, ничего особенного. И вдруг Авери и Барбара
услышали сдавленный стон - даже неясно чей - то ли Тома, то ли Мэри. Затем
стон перешел в пронзительный, отчаянный крик, и они поняли, что это
все-таки Мэри.
И тут же из палатки выскочил Том.
- Ради Бога! - бормотал он. - Ради Бога! Что-то случилось с Мэри!
С Мэри и в самом деле что-то случилось.
Барбара опасалась выкидыша, а Мэри нет. Но волнения последних дней,
