еще оставалось так много всего, чем хотелось поделиться друг с другом.
Единственным недостатком можно, пожалуй, считать то, что в это время было
невозможно готовить. Несмотря на обилие фруктов, вскоре они начали скучать
по рыбе и мясу.
Но вот однажды дождь кончился. Они вылезли из палаток и увидели перед
собой свежий, переливающийся на солнце мир...
Авери снова начал писать. Он писал, как одержимый... словно пытаясь
наверстать упущенное за много лет время.
Много месяцев в его сундуке валялись ненужные и нежеланные краски и
холсты. Но теперь он вдруг с бесконечной радостью вытащил их на свет
божий. Как он был благодарен Им за этот подарок! Как счастлив он был
оттого, что живет в этом мире.
Теперь, когда им вновь овладело страстное желание писать, он больше
ни о чем другом и думать не мог... кроме Барбары. Охота, рыбалка, сбор
фруктов, поиск нового места для лагеря, даже купание - все это отошло на
второй план. Все это только мешало Авери. Самыми главными в его жизни
стали вопросы формы и текстуры, и композиции. Теперь он глядел на мир, в
который попал, совсем другими глазами. Он словно увидел его впервые. Ну,
кому еще из художников за всю историю человечества представлялась такая
необычайная возможность? Авери работал и считал себя очень счастливым
человеком.
Он писал все и вся. Он писал лесные пейзажи и морской прибой. Он
писал Лагерь Два и натюрморты из экзотических плодов, шкур кроликоподобных
и томагавков. Он написал купающихся Тома и Мэри, обнаженную Барбару и ее
портрет.
Тому в конце концов это надоело, и он стал ходить на охоту и за
фруктами в одиночку. Порой, когда она чувствовала себя достаточно хорошо,
к нему присоединялась Мэри. Иногда он брал с собой Барбару - если ему,
конечно, удавалось оторвать ее от созерцания величайшего художника со
времен Леонардо за работой.
В один их таких дней и произошло нечто, положившее конец этой
идиллии.
Авери взялся написать портрет Мэри - как он объявил, этот портрет
станет ей подарком ко дню рождении сына... или дочери... Недомогания Мэри
понемногу сошли на нет, хотя утром ей все еще было немного не по себе. По
утрам она никак не могла проснуться, и от любой работы ее начинало
подташнивать. В общем, утро - самое удобное время позировать для портрета.
Мэри казалось, что она должна заставлять себя работать, и утверждения
Авери, что позирование - тоже работа, помогали ей заглушить чувство вины.
Тем утром они с Авери остались в лагере вдвоем. Мясо кончилось,
фрукты тоже, и Том с Барбарой взялись исправить положение. Они отправились
в лес, оставив револьвер в лагере: так было заведено.
Шло время (Авери, надо сказать, этого вовсе не замечал), и Мэри
устала позировать. Они устроили перерыв - Авери побежал освежиться в море,
а Мэри валялась на песке, глядя, как он плещется в воде.
- Как насчет еще одного сеанса перед ленчем? - спросил Авери, вылезая
из воды. - Или ты слишком устала?
- Да я, вроде, ничего, - ответила Мэри. - Но ты не слишком затягивай.
Том и Барбара должны вернуться с минуты на минуту.
- Ерунда. Еще и часа не прошло, как они ушли.
- Том прав, - рассмеялась Мэри. - Ты совсем чокнулся от этой своей
живописи!.. Они ушли три часа тому назад.
Но Авери ничего не ответил. Он уже вновь углубился в работу. Он
только что заметил необычный блеск в ее глазах, который раньше как-то
ускользал от его внимания.
Наконец он заметил, что Мэри ерзает.
- Сиди спокойно, родная, - попросил он. - Иначе твоя левая грудь
станет похожей на помятую дыню.
- Извини... у меня что-то побаливает спина.
- Черт, чего же ты сразу не сказала, - заволновался он. - Впрочем,
ты-то не виновата. Это все я. Окончательно потерял чувство меры! Том меня
просто-напросто убьет, если узнает, как я тебя измучил!.. Сделать тебе
массаж?
Мэри покачала головой.
- Скорее бы они возвращались, - сказала она. - Их нет уже целую
вечность. Как ты думаешь, что могло случиться?
- С ними все в порядке, - уверенно заявил Авери. - Том вполне может
за себя постоять. Да и Барбара тоже, если уж на то пошло.
- А я все равно нервничаю, - призналась Мэри, потягиваясь.
Авери добавил еще пару штрихов к почти законченному портрету.
- Я только что придумал название для нашего острова, - сказал он,
помолчав. - Должны же мы его как-то называть, правда? Как тебе нравится
Эльдорадо?
- Если не считать золотых сфер и золотых людей, - усмехнулась Мэри, -
золотом здесь, по-моему, и не пахнет.
Отложив кисти, Авери критически посмотрел на холст. Затем повернулся
к Мэри.
- Если ты простишь мне старую избитую истину... никогда не знаешь,
где найдешь, где потеряешь... Знаешь, я все меньше и меньше злюсь на Них.
Вы с Томом, мы с Барбарой нашли здесь пусть и не золото, но нечто
чертовски на него похожее. По правде говоря, сейчас я счастливее, чем
когда-либо в жизни... Да, Эльдорадо - название что надо. Когда Том и
Барбара вернутся, мы вспомним о демократии и поставим вопрос на
голосование.
Мэри с тревогой поглядела на белую полосу пляжа, на роскошную зелень
деревьев и кустарников.
- Хоть бы они скорее возвращались, - повторила она. - Что-то
случилось...
- Да брось ты, - начал Авери. - Ты просто... - слова замерли у него
на устах.
В нескольких десятках ярдов от них из леса появился человек. Это был
Том. Он шатался и, похоже, едва держался на ногах - словно пьяница,
возвращающийся домой. У него на груди на рваной рубашке медленно
расплывалось кровавое пятно.
С душераздирающим криком Мэри бросилась к нему. Авери - за ней.
Том усиленно моргал и щурился, как будто пытаясь разглядеть, кто это
спешит ему навстречу.
- Извини, старина, - с трудом пробормотал он подбежавшему Авери. - Не
слишком-то я... Эти гады сцапали Барбару... - и с этими словами он без
чувств повалился на землю.
У него из спины, около плеча, торчало обломанное копье.
22
Кое-как совместными усилиями они втащили Тома вверх по лестнице в
лагерь. Авери внес его в палатку и осторожно положил на один из спальников
лицом вниз.
Мэри была бледной, как полотно. Руки у нее дрожали. Сделав над собой
отчаянное усилие, она сказала почти спокойным голосом:
- Ты... ты можешь вынуть копье?..
- Да, - ответил Авери с уверенностью, которой вовсе не чувствовал. -
Я вытащу его... Принеси-ка ты лучше воды... И, Мэри, знаешь, не торопись.
Понимаешь?
Молча кивнув, она вышла из палатки.
- Том, - позвал Авери, становясь на колени, - старина, ты меня
слышишь?
Но кроме сочувствия и жалости к Тому, Авери испытывал и гораздо более
личное и отчасти даже эгоистическое чувство. Барбара, Барбара, - эхом
отдавалось у него в ушах. Только бы с тобой было все в порядке. Любовь
моя, только бы с тобой было все в порядке...
- Том, ты меня слышишь? - еще раз спросил Авери и сам поразился
внезапной грубости своего голоса.
Он хотел знать. Он обязан был знать. Он с трудом удерживался от того,
чтобы схватить Тома и вытрясти из него всю правду.
- Том, ради всего святого, очнись!
Никакого ответа. Том каким-то чудом не потерял сознания но дороге в
лагерь, но это и все.
"Святой Боже, - взмолился Авери, - не дай ему умереть. Я должен
знать, должен..."
И вдруг его панику как рукой сняло. Ее заменило ледяное, какое-то
даже немного неестественное спокойствие. Холодный пот градом катился по
его лицу. Он посмотрел на Тома - на восемнадцать дюймов копья, торчащие у
него из спины, на кровь, медленно растекающуюся по рубашке, покрытой уже
засохшими кровавыми пятнами. Он посмотрел на Тома, и ему стало стыдно.
- Извини, старина, - тихо пробормотал он. - Я не должен
расклеиваться, так ведь?
Он наклонился к копью, бормоча себе под нос:
- Во-первых, его надо вытащить. Во-вторых, есть только один способ
это сделать... Не держи на меня зла, приятель. Что бы ни случилось, не
держи на меня зла. Я просто несчастный дурень, который хочет сделать как
лучше.
Он осторожно потянул за древко копья. Ничего не произошло. Вероятно,
он застряло в кости или в мускулах. Возможно, и в том и в другом сразу.
Тогда он попробовал резко дернуть. Единственное, чего он добился, так
это того, что приподнял Тома на пару дюймов от постели.
"Боже мой, - думал Авери. - Что же мне, черт возьми, делать?"
Но какое бы решение он ни принял, делать это следовало быстро. Не
стоило рассчитывать на долгое отсутствие Мэри.
Ответ был очевиден. И Авери он нисколько не нравился: этот ответ
низводил Тома до уровня неодушевленного куска мяса. Но раз ничего другого
Авери в голову не приходило - значит, выбора не оставалось.
Наступив Тому ногой на поясницу, Авери взялся обеими руками за древко
и рванул что есть силы.
Он вытащил копье. Том вскрикнул. Короткий, звериный вопль нестерпимой
боли, к счастью, тут же прервавшийся - Том вновь потерял сознание. Авери
очень боялся, что сейчас из раны ручьем хлынет кровь - как результат его
неумелых действий. Он ведь запросто мог задеть какую-нибудь артерию или
вену. Но его опасения были напрасными. Кровь по-прежнему текла жалким
тонким ручейком. Копье выпало из дрожащих рук Авери...
В палатку вошла Мэри с водой и бинтами из аптечки. Увидев ее, Авери
вновь обрел способность соображать и действовать. Разорвав на спине Тома
рубашку, он обнажил рану. Отверстие оказалось куда меньше, чем он думал.
Авери осторожно начал смывать кровь. Она уже текла медленнее.
- Ричард, как он? - спросила Мэри мертвенным, непривычно бесцветным
голосом.
Словно ребенок, изо всех сил старающийся не разреветься.
- По-моему, ему повезло, - рискнул ответить Авери. - Кажется, ничего
не задето. Во всяком случае, ничего важного. Он крепкий парень, твой Том.
Но, боюсь, в ближайшие несколько дней отжимания он делать не сможет.
- Жаль, что я не могла помочь, - с некоторым облегчением сказала она.
- Я чувствую себя...
- Надо остановить это чертово кровотечение, - заметил Авери. - Я
наложу на рану тампон с деттолом. А сверху прижмем тугой повязкой... Если
только ты не можешь предложить чего-нибудь получше.
Она покачала головой.
Они тщательно промыли рану и наложили на нее огромный тампон из ваты.
Затем, пока Мэри осторожно придерживала тампон, Авери перевернул Тома.
Потом посадил его.
К тому времени, когда Мэри стянула с Тома остатки рубашки, тампон
насквозь пропитался кровью. Тогда они взяли еще ваты - все, что у них
оставалось - положили на рану, а сверху туго забинтовали. Первый пакет с
бинтом кончился после нескольких оборотов вокруг грудной клетки Тома -
всего у них ушло четыре пакета.
Авери как раз закреплял кончик последнего бинта, когда Том, как это
ни удивительно (чем-то даже смахивало на чудо), пришел в себя.
- У меня вся спина горит, - пробормотал он. - Что случилось с моей
спиной? Кто, черт возьми... - Широко раскрыв глаза, он схватил Авери за
рукав. - Ричард, ты...
- Да, я его вынул. Не волнуйся... Операция вряд ли войдет в учебники,
но пациент остался жив.
- Дорогой, - проворковала Мэри, - как ты себя чувствуешь?
Новое чудо. Тому удалось издать звук, который при большом желании
вполне можно было принять за смех.
- Как я себя чувствую? Отличный вопрос! Дайте мне глотнуть виски...
Боже мой! Они сцапали Барбару!
Мысль об этом, похоже, причиняла ему чисто физическую боль.
- Это ты уже говорил, - сказал Авери, стараясь говорить спокойно. -
Давай, не тяни...
Мэри достала бутылку с виски и поднесла ее к губам Тома. Она
