Ему снова не терпелось взять в руки кисть. Он хотел написать
незнакомку, колдунью, женщину. Он хотел писать красками, которых и быть-то
не могло. Ему хотелось нанести на холст никогда не виданные узоры. Ему
хотелось изобразить невообразимые формы всех измерений сразу.
Но этот миг прошел. Она повернулась и побежала в море.
- Барбара! - позвал он.
Но она не услышала. Или не захотела услышать. Этот момент прошел.
Он сидел, тяжело дыша, ошеломленный и напуганный. А Барбара уже
плескалась в воде. Серебряная женщина в серебряном океане.
Ничто из этого, разумеется (и как только такая мысль пришла ему в
голову?), не могло быть явью. Или могло?
Но это все-таки реальность. Все реально. Даже слишком реально.
Болезненно реально...
Слишком реально. Эту реальность ему хотелось изгнать.
Он хотел думать о Кристине - и не мог. Он хотел увидеть ее,
почувствовать ее близость, услышать слова, навсегда повисшие в
остановившемся времени. Он глядел на небо, но оттуда на него смотрели одни
звезды. Он глядел на берег, но там - один песок. Призрак Кристины, его
единственная защита от участия в волнующих и прекрасных потугах жизни...
сладкий, печальный призрак исчез.
Он глядел на воду. На какую-то долю секунды он видел перед собой
только огромное переливающееся зеркало. Во всей вселенной он остался
один-одинешенек. Жизнь решила его больше не ждать. И вдруг голова Барбары
расколола зеркало, разбрызгивая капли, как умирающие звезды. И он уже не
одинок.
Он хотел позвать ее, но слова не шли. Нужные слова. Вместо этого он
начал судорожно срывать с себя одежду, вне себя от ужаса потерять что-то
только что найденное и еще даже не до конца понятое.
Авери бросился к воде, нырнул и поплыл к Барбаре. Она же, видимо,
решив, что это-такая игра, тут же снова нырнула и скрылась под серебряной
поверхностью зеркала. Авери нащупал дно ногами - здесь вода доходила ему
до груди. Встал, неуверенно оглядываясь, пытаясь угадать, где находится
Барбара.
Она вынырнула у него за спиной. Повернувшись, он схватил ее за плечи.
Один взгляд, и она все поняла. До того, как он успел открыть рот. Странный
взгляд...
- Я люблю тебя! - закричал он громко и удивленно. - Я люблю тебя! Я
люблю тебя!
Он чувствовал себя словно слепой, который внезапно увидел
ослепительный свет.
- Милый, - прошептала Барбара. - Милый мой.
Она отчаянно прижалась к нему, словно только силой можно было изгнать
накопившуюся боль. Изгнать перед тем, как они смогут обняться нежно и
ласково.
Потом он отнес ее на берег. Им было не до разговоров. Они творили
любовь. И в этой любви было больше радости, чем страсти.
А затем они разговаривали.
И наконец Барбара сказала:
- Милый мой... дорогой... люби меня еще.
И на этот раз их страсть оказалась ничуть не меньше радости.
Поначалу им хотелось, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Поначалу
им хотелось разбить невидимые часы времени мощными ударами своей любви. Но
потом к ним пришло откровение, само по себе сокрушающее время - любовь
может и не кончаться вместе с ночью. Она может подниматься вместе с
солнцем, сверкать в полдень, загадочно шевелиться в вечерних тенях.
Впервые они открыли для себя невероятное, бесконечное обещание
завтра.
Наконец, изможденные страстью, ошеломленные и даже радостно
страдающие от остроты их любви, они добрались до спального мешка... и
разделили, и соединили, и окончательно разрушили два одиночества... И все
это за короткие, оставшиеся до рассвета часы.
20
Авери и Барбара вернулись в Лагерь Два на закате третьего дня. Они
пришли со стороны, противоположной той, в которую вышли. Авери наконец-то
доказал свою гипотезу, что они находятся на острове.
Путешествие стало для них открытием сразу в нескольких смыслах. Там
они с Барбарой нашли друг друга. Несколько месяцев они делили друг с
другом выпадавшие на их долю трудности, испытывали одинаковые сомнения и
радости... - жили в одной палатке. Они так хорошо знали друг друга, что
само это знание стало своего рода барьером между ними. Это, и невидимая
тень Кристины.
И не то, чтобы теперь память о Кристине умерла. Нет, просто она
перестала бить чем-то сугубо личным. Она превратилась в маленький мирок,
которым Авери наконец-то согласился поделиться... миг истории,
принадлежащей Барбаре ничуть не меньше, чем ему самому. Он принадлежал
Барбаре в силу ее понимания, знания, ощущения Авери. Он подмял под себя
всю жизнь Авери, сделал Авери таким, каким он стал, и потому теперь стал
их общим достоянием.
У них оказалось столько всякого, чем можно поделиться, что им не
терпелось это сделать. Им хотелось поскорее узнать о детстве друг друга, о
работе, об устремлениях и мечтах. Им хотелось уловить суть всех тех лет,
что прошли до появления в их жизни маленького, прятавшегося в зимнем парке
кристаллика, который положил начало событиям, увенчавшимся их появлением в
этом мире, далеко за пределами привычной Земли.
Любовь для них стала своего рода взрывом. Они были духовно оглушены,
душевно контужены, и они с радостью осознавали, что еще очень не скоро
смогут спокойно взирать на это чудо.
Однако их совместное исступление не помешало им довести до конца
замысел Авери. Просто запланированное Авери исследование разрослось вширь
- превратилось в двойное исследование. Внешнее и одновременно внутреннее.
Они проснулись, когда солнце уже успело высоко подняться над
горизонтом. А проснувшись, первым делом занялись любовью... возможно,
удостовериться, что их открытие и вправду пережило ночь.
Но сейчас все было иначе. Физическое желание было совсем не таким
сильным, как ночью, зато в их любви стало больше ласки, больше нежности.
Они разговаривали и даже подшучивали друг над другом. Только во время
оргазма, на мгновение потерявшись в теплом, шевелящемся клубке тьмы, им
стало не до разговоров. Но сразу затем - снова свет и смех.
- Дорогая, простонал Авери. - Мы должны перестать. Иначе мы приползем
в Лагерь Два на карачках, поджав хвосты.
- Это я прижму твой хвост, - проказливо воскликнула Барбара. - Мне
совсем не хочется кончать. Никто никогда не говорил мне, что это может
быть так прекрасно... Может, потому, что никто этого не знает.
Но они все-таки сумели остановиться - огромным усилием воли. Авери
набрал немного фруктов, и они устроили завтрак - все еще обнаженные, все
еще не в силах удержаться и не трогать беспрерывно друг друга. Несмотря на
фрукты, их все равно мучила жажда: но воду, пригодную для питья, они нашли
только через несколько миль.
Он добросовестно топали по берегу вплоть до самого полудня. И даже
немного дольше. Потом они еще раз поели, и жара дала повод для небольшой
сиесты, а сиеста - для секса.
Когда солнце начало садиться, они спустились к воде и блаженно
валялись на мелководье, приходя в себя после тяжелого дня. Начали
сгущаться сумерки, и они продолжили свой путь.
Пока что они не встретили и следа золотых людей. Да и животных тоже -
во всяком случае, опасных для человека. Возможно, предположила Барбара,
какое-то милостивое божество предусмотрительно позаботилось об их
спокойствии и безопасности в награду за перенесенные испытания. На белом
свете существовали лишь они одни. Существовали в мире, созданном лишь для
того, чтобы мужчина и женщина смогли найти друг друга в нем.
Весь вечер они, не торопясь, шли по берегу. Авери даже начал
испытывать угрызения совести (но, по правде сказать, не очень сильные).
Ему казалось, что им следовало вести исследование "более научно и
систематически".
- Куда уж научнее, - хитро ответила Барбара. - По-моему, мы очень
даже систематичны. Мы испробовали все позы, которые только смогли
придумать.
- Дорогая, да ты просто помешалась на сексе. Ты прекрасно понимаешь,
о чем я говорю... Мы должны были бы пройти мили три вдоль берега, потом
разведать на милю в глубь леса. Еще три мили по берегу и опять миля в лес.
И так далее... А сейчас мы даже не знаем, как далеко ушли от лагеря.
- А сейчас, - отозвалась Барбара, - меня это ни в малейшей степени не
заботит.
Но эта беззаботность чуть не привела к беде.
Они шли по берегу уже часа четыре (с небольшими передышками), и как
раз обогнули мыс, когда... Загипнотизированные пляшущим на зеркале моря
лунным светом, они заметили лагерь золотых людей, когда до него оставалось
всего каких-то ярдов пятьдесят, не больше. Если бы не горящий в лагере
костер, они бы либо вообще его не заметили и прошли мимо, либо налетели бы
прямо на него.
Авери увидел огонь на мгновение раньше, чем Барбара. Ему не
потребовалась объяснять ей, что надо делать. Пригнувшись, они отбежали
назад и спрятались среди камней у подножия прибрежной скалы. Кстати, не
очень высокой. Скалы, на которую вполне можно залезть. У Авери родилась
интересная мысль.
- Если мы заберемся наверх, - прошептал он, - то лагерь этих типов
будет у нас как на ладони.
- А что, если там сидит один из них? - Барбара дрожала.
- Есть определенный риск, - согласился Авери. - Но не слишком
большой. Особенно ночью. Нет смысла выставлять дежурного так далеко от
лагеря.
На скалу они забрались без особых проблем. Она оказалась совсем не
крутой, с множеством удобных выступов для рук и ног. С ее вершины и впрямь
открывался отличный вид на лагерь, лежавший теперь на семьдесят футов ниже
и, пожалуй, даже ближе, чем сначала показалось.
Золотые люди обезопасили свой лагерь от нежелательных гостей совсем
не так, как земляне. Среди густых зарослей они расчистили небольшую
площадку. Из стволов поваленных деревьев они соорудили два прямоугольных
дома - с окнами, дверями и даже крыльцом. Домики у них получились не такие
уж и маленькие. У боковой стены каждого дома стояла полусфера с гладкой,
словно полированной поверхностью, ослепительно блестевшей в лунном свете.
Авери решил, что сделаны они из какого-то матового стекла или пластмассы.
Использовали их, судя по всему, для хранения разных вещей. Ничего из ряда
вон выходящего - совсем как их сундуки...
Домики стояли на расстоянии около десяти ярдов друг от друга. Между
ними - костер. А около костра - самодельные скамейки и стол. Весь лагерь
был окружен рвом шириной ярда два, не меньше. Вода в нем, похоже, текла
довольно быстро. В темноте Авери только-только мог рассмотреть исчезающий
между деревьями канал, подводящий воду в ров, и короткий канал, отводящий
излишек воды к морю. В самом лагере со стороны пляжа он заметил
сооружение, смахивающее на переносной мост. По утрам, вероятно, обитатели
лагеря укладывали его через ров, а на ночь - заносили внутрь.
Во всем лагере Авери видел только одного золотого человека (мужчину).
Тот сидел на скамейке у костра и что-то мастерил из кусочков дерева.
Опираясь на довольно туманные принципы симметрии и то, что домиков именно
два, а не больше, Авери решил, что в этом лагере живет четыре человека.
Черт возьми! Иначе и быть на могло! Они... загадочные, непостижимые. Они,
затеяли какой-то эксперимент с двумя группами существ.
Авери восхищался золотыми людьми. И одновременно остро ощущал свою
собственную ущербность. Предполагая (вполне разумное предположение), что
обе группы попали на эту планету одновременно, и опять-таки предполагая,
что, как и земляне, золотые люди раньше не были знакомы друг с другом и
являлись рядовыми представителями своей расы, они, без сомнения, добились
очень и очень многого. Нет, не для них беспечная жизнь. Они первым делом
