шили тебе эту безумную, жестокую мысль!
- Встань, Джудит. На коленях ты должна стоять перед богом, а не пере-
до мной. Совершенно также я чувствовала себя, когда умирала моя мать. Я
вспоминала все, чем огорчала ее, и готова была целовать ее ноги, умоляя
о прощении. Вероятно, так чувствуешь всегда рядом с умирающими; хотя те-
перь, думая об этом, я не помню, чтобы у меня было такое чувство, когда
умирал отец.
Джудит встала, закрыла лицо передником и заплакала. Затем последовала
долгая, тянувшаяся более двух часов пауза, в продолжение которой капитан
Уэрли несколько раз входил в каюту. Как видно, ему было не по себе, ког-
да он отсутствовал, но оставаться здесь долго он тоже был не в силах. Он
отдал несколько приказаний, и солдаты засуетились, особенно когда лейте-
нант Спрэг, закончив свою неприятную обязанность хоронить мертвецов,
прислал с берега вестового спросить, что ему делать дальше со своим от-
рядом. Во время этого перерыва Хетти ненадолго заснула, а Зверобой и
Чингачгук покинули ковчег, желая поговорить наедине. Но не прошло и по-
лучаса, как хирург вышел на платформу и с взволнованным видом, которого
прежде никогда не замечали у него товарищи, объявил, что больная быстро
приближается к своему концу. Все снова собрались в каюте. Любопытство, а
быть может, и более высокие чувства привлекли сюда людей, которые так
недавно были действующими лицами, казалось бы, гораздо более тяжелых и
важных событий. Джудит совершенно обессилела от горя, и одна Уа-та-Уа
окружала нежной женской заботливостью ложе больной. В самой Хетти не
произошло никакой заметной перемены, если не считать общей слабости, ко-
торая указывает на скорое приближение смерти. Небольшая доля рассудка,
доставшаяся ей в удел, оставалась ясной, как всегда, и в некоторых отно-
шениях ум ее стал даже гораздо деятельнее, чем обычно.
- Не горюй обо мне так сильно, Джудит, - сказала кроткая страдалица.
- Я скоро увижу мать; и мне кажется, что я уже вижу ее; лицо у нее такое
же ласковое и улыбающееся, как всегда. Быть может, когда я умру, бог
вернет мне рассудок, и я стану более достойной подругой для матери, чем
прежде. Но почему так темно? Неужели ночь уже наступила? Я почти ничего
не вижу. Где Уа?
- Я здесь, бедная девочка. Почему ты меня не видишь?
- Я тебя вижу, но не могу отличить тебя от Джудит. Я думаю, что мне
уже недолго придется смотреть на тебя, Уа.
- Это очень жаль, бедная Хетти. Но не беда: у бледнолицых на небо
уходят не только воины, но и девушки.
- Где Змей? Я хочу поговорить с ним; дайте мне его руку, вот так! Те-
перь я чувствую ее. Делавар, ты должен любить и почитать эту женщину. Я
знаю, как нежно она любит тебя, и ты должен так же нежно любить ее. Не
грози ей, как некоторые ваши мужчины грозят своим женам; будь для нее
хорошим мужем. А теперь подведите Зверобоя поближе ко мне, дайте мне его
руку.
Требование это было исполнено, и охотник встал у ложа больной, подчи-
няясь всем ее желаниям с покорностью ребенка.
- Я чувствую, Зверобой, - продолжала она, - хотя не могу сказать по-
чему, что вы и я расстаемся не навсегда. Это странное чувство. Я никогда
не испытывала его прежде... Быть может, вы тоже хотите, чтобы вас похо-
ронили в озере? Если так, то я понимаю, откуда у меня это чувство.
- Это вряд ли возможно, девушка, это вряд ли возможно. Моя могила, по
всем вероятиям, будет выкопана где-нибудь в лесу, но я надеюсь, что мой
дух будет обитать недалеко от вашего.
- Должно быть, так. Я слишком слаба умом, чтобы понимать такие вещи,
но я чувствую, что вы и я когданибудь встретимся... Сестра, где ты? Те-
перь я ничего не вижу, кроме мрака. Должно быть, уже ночь наступила...
- Я здесь, рядом с тобой, вот мои руки обнимают тебя, - всхлипывала
Джудит. - Говори, дорогая... быть может, ты хочешь что-нибудь сказать
или просишь чтонибудь сделать в эту страшную минуту?
В это время зрение окончательно изменило Хетти. Тем не менее смерть
приближалась к ней не в сопровождении своих обычных ужасов, а как бы ох-
ваченная нежной жалостью. Девушка была бледна, как труп, но дышала легко
и ровно; ее голос, понизившийся почти до шепота, оставался, однако,
по-прежнему ясным и отчетливым. Когда сестра задала этот вопрос, румянец
разлился по щекам Хетти, впрочем, такой слабый, что его почти невозможно
было заметить. Никто, кроме Джудит, не уловил этого выражения женского
чувства, не побежденного даже смертью. Джудит сразу поняла, в чем тут
дело.
- Непоседа здесь, дорогая Хетти, - прошептала она, низко склонив свое
лицо к умирающей, чтобы слова эти не долетели до посторонних ушей. - Хо-
чешь, я позову его попрощаться с тобой?
Нежное пожатие руки было утвердительным ответом, и тогда Непоседу
подвели к ложу умирающей. Вероятно, этот красивый, но грубый обитатель
лесов никогда не бывал в таком неловком положении, хотя склонность, ко-
торую питала к нему Хетти, была слишком чиста и ненавязчива, чтобы в уме
его могли зародиться хотя бы малейшие подозрения на этот счет. Он позво-
лил Джудит вложить свою огромную жесткую руку в руки Хетти и стоял, ожи-
дая дальнейшего, в стесненном молчании.
- Это Гарри, милочка, - прошептала Джудит, склоняясь над сестрой. -
Поговори с ним и позволь ему уйти.
- Что я должна ему сказать, Джудит?
- Все, что подскажет тебе твоя чистая душа, моя дорогая. Верь своей
душе и ничего не бойся.
- Прощайте, Непоседа, - прошептала девушка, ласково пожимая ему руку.
- Мне бы хотелось, чтобы вы постарались сделаться немного похожим на
Зверобоя.
Слова эти были произнесены с большим трудом; на один миг слабый румя-
нец окрасил щеки девушки, затем пальцы ее разжались, и Хетти отверну-
лась, как бы покончив все счеты с миром. Скрытое чувство, которое связы-
вало ее с этим молодым человеком, чувство, такое слабое, что оно оста-
лось почти незаметным для нее самой и никогда не могло бы зародиться,
если бы рассудок обладал большей властью над ее сердцем, уступило место
возвышенным мыслям.
- О чем ты думаешь, милая сестрица? - прошептала Джудит. - Скажи мне,
чтобы я могла помочь тебе.
- Мать... я вижу теперь мать... она стоит над озером, вся окруженная
светом... Почему там нет отца?.. Как странно, я могу видеть мать, а не
вижу тебя... Прощай, Джудит.
Последние слова она произнесла после некоторой паузы. Сестра склони-
лась над ней с тревожным вниманием, пока наконец не заметила, что крот-
кий дух отлетел. Так умерла Хетти Хаттер.
Глава XXXII
Не опорочь барона дочь! Ей надо честь блюсти:
Венчаться ей с тобой, злодей! Всесильный бог, прости!
Барон силен, и с ним закон, мне лучше в лес уйти,
Чем в день святой с надеждой злой стать на ее пути,
Нет, прочь мечты! Послушай ты, тому не быть,
Поверь, -
Я лучше в темный лес уйду, один, как дикий зверь!
"Девушка с каштановыми локонами".
(Старинная баллада)
Следующий день был очень печальным, хотя прошел в хлопотах. Солдаты,
которые недавно зарывали тела своих жертв, собрались теперь, чтобы похо-
ронить своих товарищей. Эта церемония произвела на всех тягостное впе-
чатление. Время тянулось медленно, пока наконец не наступил вечер, когда
решили отдать последний долг останкам бедной Хетти Хаттер. Тело ее опус-
тили в озеро рядом с матерью, которую она так любила и почитала. Хирург
Грэхэм, несмотря на все свое вольнодумство, согласился прочитать молитву
над ее могилой. Джудит и Уа-та-Уа заливались слезами, а Зверобой не от-
рываясь смотрел влажными глазами на прозрачную воду, колыхавшуюся над
телом той, чей дух был чище, чем горные родники. Даже делавар отвернул-
ся, чтобы скрыть свое волнение.
По приказанию старшего офицера, все рано легли спать, потому что на
рассвете решено было выступить в обратный поход. Впрочем, часть отряда
покинула "замок" еще днем, захватив с собой раненых, пленных и трофеи,
наблюдение за которыми было поручено Непоседе. Они высадились на том мы-
су, о котором так часто упоминалось на страницах нашей повести; когда
солнце село, этот небольшой отряд уже расположился на склоне длинного,
неровного и обрывистого холма, который возвышался над долиной реки Мо-
хок. Это значительно упростило дело: оставшиеся не были стеснены теперь
ранеными и багажом, и начальник мог действовать гораздо свободнее.
После смерти сестры Джудит до самой ночи не разговаривала ни с кем,
кроме Уа-та-Уа. Все уважали ее горе, и девушки не отходили от тела по-
койницы. Когда печальный обряд закончился, барабанный бой нарушил тиши-
ну, царившую над спокойной гладью озера, а в горах разнеслось эхо. Звез-
да, недавно служившая сигналом к бегству делаварки, поднялась над таким
мирным пейзажем, как будто спокойствие природы никогда не нарушалось
трудами или страстями человека. На платформе всю ночь шагал одинокий ча-
совой, а утром, как обычно, пробили зорю.
Вольный уклад жизни пограничных жителей сменился теперь военной точ-
ностью и дисциплиной. Наскоро закончив скромную трапезу, весь остальной
отряд в стройном порядке, без шума и суматохи начал переправляться на
берег. Из офицеров остался только один Уэрли. Крэг командовал передовым
отрядом, Торитон был среди раненых, а Грэхэм, разумеется, сопровождал
своих пациентов. Сундук Хаттера и наиболее ценные вещи отправили с обо-
зом; в доме осталась только старая рухлядь, которую не стоило брать с
собой. Джудит была рада, что капитан, щадя ее чувства, занимается только
своими служебными обязанностями и не мешает ей предаваться печальным
размышлениям. Решено было, что девушка покинет "замок", но, помимо это-
го, никаких объяснении ни с той, ни с другой стороны не последовало.
Солдаты отплыли на ковчеге во главе с капитаном. Он спросил у Джудит,
что она собирается делать, и, узнав, что девушка хочет остаться с
Уа-та-Уа до последней минуты, не докучал ей больше расспросами и совета-
ми. К берегам Мохока шел только один безопасный путь, и Уэрли не сомне-
вался, что рано или поздно они встретятся по-дружески, если и не возоб-
новят прежних отношений. Когда все собрались на борту, весла погрузились
в воду, и неуклюжий, как всегда, ковчег двинулся к отдаленному мысу.
Зверобой и Чингачгук вытащили из воды две пироги и спрятали их в "зам-
ке". Заколотив окна и двери, они выбрались из дома через трап описанным
выше способом. У самого палисада в третьей пироге уже сидела Уа-та-Уа;
делавар тотчас же присоединился к ней и заработал веслом, оставив Джудит
на платформе. Благодаря этому несколько неожиданному поступку Зверобой
очутился наедине с плачущей девушкой. Слишком простодушный, чтобы запо-
дозрить что-либо, молодой человек вывел лодку из дока, посадил в нее хо-
зяйку "замка" и отправился с ней по следам своего друга.
Чтобы добраться до мыса, нужно было проехать мимо семейного кладбища.
Когда пирога поравнялась с этим местом, Джудит в первый раз за все утро
заговорила со своим спутником. Она сказала очень немного: попросила
только остановиться на минуту или на две, прежде чем они двинутся
дальше.
- Я, быть может, никогда больше не увижу этого места, Зверобой, -
сказала она, - а здесь покоятся мои мать и сестра. Как вы думаете: быть
может, невинность одной спасет души двух других?
- По-моему, это не так, Джудит, хоть я не миссионер и мало чему учил-
ся. Каждый отвечает за свои собственные грехи, хотя сердечное раскаяние
может искупить любую вину.
- О, если так, моя бедная мать попала на небеса блаженства! Горько,
ах, как горько каялась она в своих прегрешениях!
- Все это превыше моего понимания, Джудит. Я полагаю, что поступать
хорошо в этой жизни - все-таки самый надежный способ устроить свои дела
на том свете. Хетти была необыкновенная девушка, в этом должны приз-
наться все знавшие ее.
- Я думаю, что вы правы. Увы, увы! Почему так велика разница между
