целиком. Было видно заснеженное крыльцо, а за крыльцом - пенный,
молочно-белый день.
Даритель сначала вынырнул из сна. Теперь он вынырнул из метели, в
дом. Существо находилось где-то на кухне, слева или справа от двери в
коридор, и она упустила шанс повалить его при входе.
Если оно было прямо у порога между холлом и кухней, то теперь между
ними осталось максимум двадцать пять футов. Снова очень близко.
Тоби стоял на первой ступени лестницы. Снова с ясными глазами, но
дрожащий и бледный от ужаса. Пес рядом с ним настороженно нюхал воздух.
Внезапно другая пирамида из кастрюль и сковород рухнула за ее спиной
с громким клацанием металла и звоном стекла. Тоби застонал, а Фальстаф
снова взорвался злобным лаем. Хитер обернулась, ее сердце заколотилось так
сильно, что задрожали руки, и ствол автомата задергался вверх-вниз.
Передняя дверь выгибалась внутрь. Лес длинных, лоснящихся и скорченных
красно-пятнистых черных щупалец рос в разрыве между дверью и косяком.
Итак, их было двое - один спереди дома, другой сзади. "Узи" взорвался
очередью. Шесть выстрелов, может быть восемь. Дверь захлопнулась. Но
кошмарная темная фигура сутулилась около нее. Маленькая часть была видна
через стеклянное окошко вверху двери.
Не отвлекаясь на всматривание, попала ли она в ублюдка по-настоящему
или только поцарапала дверь и стену, Хитер развернулась снова к кухне.
Выстрелила три или четыре раза по пустому коридору за ней одновременно со
своим разворотом.
Там никого не было.
Она была уверена, что первый нападет на нее сзади. Но ошиблась. Может
быть, двадцать пуль осталось в двойном магазине "узи". Может быть, только
пятнадцать.
Они не могли оставаться в коридоре. Не с этими тварями, одной на
кухне, а другой на переднем крыльце.
Почему она думала, что существо только в одном экземпляре? Потому что
во сне было одно существо? Потому что Тоби говорил только об одном
соблазнителе? Может быть, их и больше двух? Сотни?
Гостиная была с одной стороны от нее. Обеденная комната по другую. В
конце концов, это место все более походило на ловушку.
В разных комнатах по всему первому этажу стекла лопнули одновременно.
Звяканье каскадирующего стекла и вопли ветра в каждом проломе
заставили ее решиться. Вверх. Она и Тоби поднимутся. Легче защищаться
сверху вниз.
Схватила канистру с бензином.
Передняя дверь снова начала дергаться за ее спиной, стуча о разбитые
посудины, которые они выстроили в сигнальную башню. Она была уверена, что
нечто другое, не ветер двигает ею, но не стала оглядываться. Даритель
засвистел. Как во сне.
Она прыгнула к лестнице, бензин захлюпал в канистре и крикнула Тоби:
- Иди, вверх!
Мальчик и пес рванулись на второй этаж впереди нее.
- Ждите вверху! - позвала она, когда они исчезли из виду.
На первой площадке Хитер остановилась, поглядела назад и вниз на
передний холл и увидела, как идет мертвец, Эдуардо Фернандес. Она узнала
его по фото, которые они нашли, когда сортировали его имущество. Мертвый и
похороненный более четырех месяцев назад, тем не менее двигался. Неуклюже
волоча ноги, загребая ими блюдца и сковороды к подножию лестницы, в
сопровождении хлопьев снега, похожих на пепел от адского пламени.
Не было никакого самосознания в трупе, ни слабейшего клочка разума
Эда Фернандеса в этой кукле. Ум старика и душа его ушли в лучшее место,
прежде чем Даритель реквизировал тело. Испачканный труп был очевидно
управляем той же силой, что включила радио и телевизор издалека, открыла
замок без ключа и заставила окна взорваться. Можно звать это и
телекинезом, торжеством мозга над материей. Чужой мозг над земной
материей. В данном случае, это была разложившаяся органическая материя в
грубой оболочке человеческого существа.
Внизу ступенек тело остановилось и глянуло вверх на нее. Лицо
распухло только чуть-чуть, хотя и темно побагровело, покрывшись желтым
здесь и там. Корка недоброй зелени под забитыми землей ноздрями. Одного
глаза не доставало. Другой был покрыт желтой пленкой: он выпучивался под
стянутым вниз веком, которое, хотя и было зашито могильщиками,
полуоткрылось, когда нитки ослабли.
Хитер услышала, как быстро и ритмично что-то бормочет себе под нос.
Через мгновение поняла, что бешено читает длинную молитву, которую выучила
ребенком, но не повторяла уже лет восемнадцать-двадцать. При других
обстоятельствах, сделай она сознательное усилие, чтобы вспомнить слова, ей
бы удалось восстановить едва ли половину. Но теперь они просто слетали с
губ, так же, как когда она была девочкой и стояла на коленях в церкви.
Ходячий труп был причиной только половины ее страха и гораздо меньше
половины дикого отвращения, которое ударило по ее желудку, затруднило
дыхание и включило рвотный рефлекс. Это была просто отвратительная, но
бесцветная плоть, которая еще не отлезла с костей. Мертвый человек все еще
источал больше бальзамирующей жидкости, чем гноя. Гнилостный запах,
который потек вверх по лестнице с холодным порывом ветра, внезапно
напомнил Хитер давнишние занятия в школе на уроке биологии. Склизких
лягушек вылавливали из банки с формальдегидом для вскрытия.
Что ослабляло и отвращало ее больше всего, так что Даритель,
оседлавший труп, как будто это было тягловое животное. Хотя освещение в
холле было достаточно ярким, чтобы показать весь вид пришельца ясно, она
пыталась смотреть на него как можно меньше и не могла точно определить его
физическую форму. Вздутия этого создания, казалось, провисали вдоль спины
мертвеца, поддерживаемые кнутоподобными щупальцами. Некоторые толщиной с
карандаш, другие такие толстые, как ее собственное предплечье. Они жестко
обвились вокруг подъема бедер, талии, груди и шеи. Даритель был большей
частью черным, и такой глубокой черноты, что она резала глаз при взгляде,
хотя в некоторых местах этот чернильный блеск прореживался
кроваво-красными пятнами.
Не будь Тоби, которого надо защищать, она не выдержала бы этой
встречи: омерзительной чужести существа было бы просто слишком много для
нее. Вид его вызывал тошноту, как облако окиси азота, а еще отчаянно
легкомысленный смех. Смех странного веселья, которое было близко к
безумию.
Не осмеливаясь оторвать взгляд от трупа и его отвратительного
наездника, из страха обнаружить его потом в одной ступеньке от себя, Хитер
медленно поставила пятигаллонную канистру бензина на пол площадки.
Вдоль спины мертвеца, в центре пенящейся массы щупалец, должно было
быть центральное тело, похожее на мешок кальмара, со светящимися
нечеловеческими глазами и искривленным ртом. Но если оно и было там, Хитер
казалось, что вместо этого существо все состояло из кусков каната,
бесконечно извивающихся, петляющих и спутанных. Хотя липкий и желеподобный
под кожей, Даритель время от времени принимал тугие, острые формы, в
следующее мгновение эго было снова одно волнообразное движение.
В колледже подруга Хитер - Венди Фельцер - заболела раком печени и
решила прибавить к лечению докторов курс самоисцеления "воображаемой
терапией". Венди вообразила свою белую кровяную клетку как рыцаря в
блестящей броне с волшебным мечом, а рак - драконом. Медитировала с этой
картинкой по два часа в дань, пока не смогла увидеть, в собственном мозгу,
как все ее рыцари губили зверя. Даритель был архетипом любого образа рака,
когда-либо постижимого, текучей эссенцией зла. В случае с Венди дракон
победил. Не к месту вспоминать это теперь, совсем не к месту!
Оно начало взбираться по ступенькам к Хитер.
Она подняла "узи".
Наиболее отвратительным в сплетении Дарителя с телом была его
какая-то интимность. Пуговицы сорвались с белого савана, и он висел
открытым нараспашку, обнажая зрелище щупалец, засунутых прямо в грудные
разрезы, сделанные коронером при вскрытии. Эти красно-пятнистые отростки
исчезали внутри тела, пряча на неизвестную глубину свои ледяные ткани.
Существо, казалось, наслаждалось связью с мертвым телом, в объятии,
которого было так же неописуемо, как и отвратительно.
Само его существование было оскорбительным. Оно могло служить
доказательством того, что вселенная - большой сумасшедший дом, полный
миров без смысла и ярких галактик, населенных существами без цели.
Оно взобралось на две ступени вверх от холла к площадке.
Три. Четыре.
Хитер подождала еще одной.
Пять ступенек, до нее осталось семь.
Щетинистая масса щупалец вдруг оказалась между раздвинутых губ
мертвеца, как горсть черного языка с крапинками крови.
Хитер открыла огонь, и жала на курок чересчур долго, теряя слишком
много патронов: десять или двенадцать выстрелов, даже четырнадцать. Хотя
было удивительно - для ее состояния - что она не опустошила оба магазина.
Девятимиллиметровые пули вышили бескровную диагональ на груди мертвеца,
через тело и обвитые щупальца.
Паразит и мертвый гость были отброшены вниз, на пол холла, оставив
два куска нескольких щупалец на лестнице. Один около восьми дюймов длины,
другой фута на два. Ни одна из этих ампутированных конечностей не
кровоточила. Обе продолжали двигаться, дергаясь и молотя по полу, как тело
змеи извивается долго после того, как его отсекли от головы.
Хитер охватил ужас при ртом зрелище, потому что очень скоро движение
прекратило быть результатом остаточного возбуждения отсеченных нервов,
простыми спазмами. Части начали вести себя самостоятельно и
целенаправленно. Каждый кусок первичного организма казалось, знал о
втором, и они начали искать друг друга. Первый изогнулся на краю
ступеньки, пока второй грациозно, как зачарованная дудочкой змея, поднялся
ему навстречу. Когда они соприкоснулись, случилось превращение, которое по
существу было черной магией, и которого Хитер не могла понять, хотя все
происходило на ее глазах. Два куска стали одним: не просто сплелись, но
сплавились, стеклись воедино, как будто копотно-темная шелковая кожа,
заключавшая их, была не более, чем поверхностное натяжение. Оно просто
придавало форму отвратительной протоплазме. Как только оба сошлись,
получившаяся масса выпустила восемь маленьких щупалец. С блеском, похожим
на быстрые тени на луже воды, новый организм поднялся в смутно
крабоподобную - но все еще безглазую - форму, хотя она и оставалась такой
же мягкой и гнущейся, как и была. Дрожа, как будто бы для того, чтобы
поддержка в себе такой большой угловой формы требовала монументальных
усилий, новое существо начало толчками подвигаться к своей материнской
массе, от которой его так недавно отсекли.
Менее полминуты прошло с тех пор, как два отдельных отростка
принялись искать друг друга.
Есть тела.
Эти слова были, согласно Джеку, частью того, что Даритель сказал
через Тоби на кладбище.
Есть тела!
Тогда загадочное утверждение. Теперь слишком ясное. Есть тела -
теперь и всегда, плоть без конца. Есть тела - растяжимые, если нужно,
приспособленные для всего. Их можно разодрать на куски без потери разума
или памяти, и поэтому они бесконечно возрождающиеся.
Мрачность ее внезапного озарения, понимание того, что они не смогут
победить, как бы храбро ни боролись и каким бы мужеством ни обладали,
отбросило ее к пограничной черте. Где беспросветное безумие, даже
сумасшествие, не менее тотальное за счет его краткости. Вместо того чтобы,
как любой здравый человек на ее месте, отскочить от чудовищно чуждого
