Майклз признал, что его мнение по поводу изменения критического
значения не имеет. Отказавшись от предложения поужинать в госпитальном
кафетерии, Майклз извинился и встал. От дверей он еще раз попросил Мартина
больше пропускать старых снимков через компьютер, поскольку программа,
вполне возможно, будет находить разные новые радиологические признаки; если
Филипс будет тратить время на исследование только этого изменения, то
программа так и останется неотлаженной. Помахав в заключение рукой, Майклз
отбыл.
- А он нетерпелив, - заметила Дениз.
- И не без оснований. Он мне сегодня сказал, что для работы с
этой программой они спроектировали новый процессор с большим объемом
памяти. Он, видимо, скоро будет готов. И тогда только я буду их
задерживать.
- Так ты намерен работать вечером?
- Конечно. - Мартин посмотрел в лицо Дениз и впервые заметил, как
она устала. Она почти не спала прошлой ночью и сегодня работала весь день.
- Я надеялся, что ты зайдешь ко мне поужинать и закончить то, что
начали прошлой ночью.
Она специально придавала своим словам чувственное звучание, и
Мартин легко на это поддавался. Сексуальное проявление чудесно сняло бы все
раздражения и огорчения дня. Но он знал, что еще есть работа, а Дениз
слишком много для него значит, чтобы просто воспользоваться ею, как он,
будучи интерном, использовал сестер для снятия напряжения.
- Мне нужно немного нагнать, - ответил он наконец. - А ты могла
бы пойти домой пораньше. Я позвоню и, возможно, подойду потом.
Но Дениз упорно не желала уходить, пока он не проработает
описания всех ангиограмм и дневных томограмм, продиктованные сотрудниками
Нейрорадиологии. Даже если его имя не стояло под описаниями, Филипс
проверял все, что делалось в отделении.
Было уже без четверти семь, когда они отодвинули стулья и встали,
чтобы размяться. Мартин повернулся к Дениз, но она спрятала лицо.
- Что такое?
- Не хочу, чтобы ты меня видел в таком ужасном состоянии.
Недоверчиво качая головой, он попытался поднять ей подбородок, но
она оттолкнула его руку. Удивительно, как в течение нескольких секунд после
выключения статоскопа она из поглощенного делом ученого превратилась в
нежную женщину. На взгляд Мартина, она выглядела усталой, но от этого
нисколько не менее привлекательной. Он попытался это ей втолковать, но она
не поверила. Быстро его поцеловав, Дениз сказала, что идет домой, чтобы
принять ванну, и надеется его позже увидеть. И скрылась, как улетела.
Мартин некоторое время приходил в себя. Дениз полностью лишала
его разума. Он был влюблен и знал это. Он отыскал и набрал номер телефона
Кристин, но ответа не было. Тогда он решил заняться проверкой переписки,
пока будет ужинать в кафетерии.
Когда он покончил с диктовкой и перепиской, было девять
пятнадцать. За это время он успел пропустить через идеально работавший
компьютер еще двадцать пять старых снимков. При этом Рэнди Джекобс совершал
регулярные рейсы в хранилище. Он относил обработанные, но заодно принес еще
несколько сотен, и в кабинете Филипса царил еще больший беспорядок, чем
раньше.
С аппарата на своем столе Филипс вновь набрал номер Кристин. Она
ответила со второго гудка.
- Мне неловко об этом говорить, - начал он, - но при более
внимательном изучении вашего снимка выяснилось, что есть небольшая область,
которую нужно проверить получше. Я надеюсь, вы сможете зайти еще раз,
скажем, завтра утром?
- Только не утром. Я не была на занятиях два дня подряд. Не
хотелось бы больше пропускать.
Договорились на три тридцать. Мартин заверил ее, что ждать не
придется. Ей следует сразу зайти к нему в кабинет.
Положив трубку, Филипс откинулся на спинку стула и стал
вспоминать события дня. Разговоры с Маннергеймом и Дрейком вызывали
раздражение, но они, по крайней мере, соответствовали личностям этих людей.
Другое дело - разговор с Голдблаттом. Филипс не ждал такой обиды от
человека, которого он считал своим учителем. Мартин был совершенно уверен,
что именно благодаря Голдблатту был четыре года назад назначен заместителем
заведующего Нейрорадиологией. Одно с другим не вяжется. Если же поведение
Голдблатта связано с его отрицательным отношением к компьютеру, то
ожидающие их с Майклзом трудности больше, чем они предполагали. При этой
мысли Мартин выпрямился на стуле и стал искать список пациенток с
потенциально новым радиологическим симптомом. Подтверждение нового
диагностического метода становится еще важнее. Он нашел список и внес в
него Кристин Линдквист.
Даже с учетом неприязни Голдблатта к новому компьютеру, его
поведение все равно непонятно. Оно наводит на мысль о сговоре с
Маннергеймом и Дрейком, а если Голдблатт сошелся с Маннергеймом, значит,
происходит что-то неординарное. Что-то очень странное.
Мартин схватил свой список: Марино, Лукас, Коллинз, Маккарти и
Линдквист. Против Маккарти написано: "нейрохирургическая лаборатория". Если
Маннергейм хитер, нужно и самому проявить хитрость. Филипс вышел из
сумрачного кабинета в ярко освещенный коридор. У кабинетов флюороскопии он
увидел то, что искал: тележки уборщиков.
Часто оставаясь на работе допоздна, Мартин много раз встречался с
уборщиками. В нескольких случаях они убирали в его кабинете при нем и
шутили, что он тайно здесь живет под столом. Эта интересная группа состояла
из двух мужчин в возрасте между двадцатью и тридцатью, белого и
чернокожего, и двух женщин постарше, пуэрториканки и ирландки. Филипс хотел
поговорить с ирландкой. Она работала в Центре четырнадцать лет и номинально
являлась у них старшей.
Филипс нашел их в одном из кабинетов флюороскопии; у них был
перерыв. - Слушай, Дорогуша, - обратился к женщине Мартин. Это было ее
прозвище - так она сама всех называла. - Ты можешь попасть в
исследовательскую лабораторию Нейрохирургии?
- В этом госпитале я могу попасть куда угодно, кроме шкафов с
наркотиками, - гордо ответила Дорогуша.
- Чудесно. У меня к тебе предложение, от которого ты не сможешь
отказаться. - Дальше он сказал, что хочет на пятнадцать минут
позаимствовать у нее ключ, чтобы взять на рентген образец из лаборатории
нейрохирургии. А за это обещал ей бесплатно сделать томограмму.
Дорогуша смеялась целую минуту. - Мне не полагается этого делать,
но для Вас... Только верните до того, как мы уйдем из Радиологии. Так что у
Вас двадцать минут.
В Уотсоновские исследовательские лаборатории Филипс пошел через
тоннель. Кабина лифта ждала на пустынной площадке, он сразу вошел и нажал
нужный этаж. Посреди загруженного медицинского центра в многолюдном большом
городе Мартин ощутил себя заброшенным и одиноким. Исследовательские
лаборатории работали с восьми до пяти, и сейчас в здании было пусто. Слышно
было только гудение ветра в шахте лифта.
Двери открылись, и он вступил в слабо освещенный вестибюль.
Миновав противопожарную дверь, он оказался в длинном коридоре, проходящем
через все здание. Для экономии энергии почти все лампы были погашены.
Дорогуша дала ему не ключ, а всю связку с медным кольцом, и теперь ключи
бренчали в пустынной тишине.
Дверь нейрохирургической лаборатории была третья справа, близко к
концу коридора; приближаясь к ней, Мартин внутренне напрягся. Дверь
металлическая, в центре ее панель матового стекла. Оглянувшись через плечо,
он осторожно вставил ключ. Дверь отворилась. Он попробовал посмеяться над
своим ощущением тревоги, но без особого успеха. Его нервозность росла
несоразмерно тому, что он делал. Он пришел к выводу, что грабитель он
никудышный.
Выключатель щелкнул несообразно громко. Громадную лабораторию
залил свет множества люминесцентных ламп. На половину длины помещения
тянулись два лабораторных стола с раковинами, газовыми горелками и полками
лабораторного стекла. В дальнем конце располагалась зона операций над
животными - современная операционная, только чуть меньших размеров. Здесь
были операционные светильники, небольшой операционный стол и даже
анестезионный аппарат. Разделительной перегородки не было, границы
операционной определялись только по плитке, которой были выложены ее стены.
Вся эта обстановка производила внушительное впечатление и служила
свидетельством способностей Маннергейма в части добывания средств на
исследования.
Филипс не имел понятия, где может храниться мозг; решив, что
существует, возможно, целая коллекция, он заглядывал только в большие
шкафы. Ничего не найдя, он обратил внимание на еще одну дверь вблизи
операционной. Прильнув к панели из прозрачного стекла с заложенной внутри
проволочной сеткой, он всматривался в простирающуюся за ней темноту. Сразу
за дверью Филипсу удалось рассмотреть стеллажи, уставленные стеклянными
банками; в некоторых, погруженный в консервант, лежал мозг.
Волнение Мартина нарастало с каждой секундой. Только бы найти
мозг Маккарти и тут же уйти. Он толчком открыл дверь и стал лихорадочно
шарить взглядом по наклейкам. В нос ему ударила тяжелая вонь: слева в
темноте можно было различить контуры клеток с животными. Но его волновали
только банки с наклейками, в которых указано имя, номер и дата. Поняв, что
дата относится к смерти пациента, Филипс быстро пошел вдоль длинного ряда
банок. Свет в помещение проникал только через стеклянную панель двери,
поэтому ему с каждым шагом приходилось склоняться к банкам все ближе.
Наклейку с именем Маккарти он обнаружил в дальнем конце, у противоположной
двери.
Филипс протянул руку к банке и внезапно окаменел от леденящего
кровь вопля, который заполнил всю комнату. За этим последовал звон металла
о металл. У Филипса подкосились ноги; пытаясь как-то защитить себя, он
обернулся и ударился плечом о стену. Еще один вопль потряс воздух, но
нападения не последовало. У самого лица Мартин увидел глаза посаженной в
клетку обезьяны. Животное было в полной ярости. Глаза его горели, как угли.
Губы злобно раздвинуты, в оскаленной пасти не хватает двух зубов, сломанных
в тщетной попытке перекусить стальные прутья клетки. Из головы, как
многоцветные спагетти, торчат электроды.
Филипс понял, что это одно из животных, превращенных Маннергеймом
и его парнями в визжащих монстров. Все в Медицинском центре знали, что
последним увлечением Маннергейма была попытка найти в мозгу участок,
связанный с реакцией ярости. Тот факт, что, по мнению других
исследователей, существует несколько таких центров, Маннергейма не
останавливал.
Немного приспособившись к скудному освещению, Филипс увидел, что
клеток много. В них были заключены обезьяны с самыми разнообразными
увечьями головы. У некоторых всю затылочную часть заменяла плексигласовая
полусфера, из которой торчали сотни погруженных в мозг электродов.
Несколько обезьян вели себя вяло, как после пресечения лобной доли мозга.
Оттолкнувшись от стены, Флипс выпрямился. Не спуская глаз с
разъяренного животного, которое продолжало вопить и с грохотом потрясать
клетку, он поднял банку с частично препарированным мозгом Маккарти. За ней
лежало несколько перетянутых резинкой слайдов. Филипс взял и их. Он
собрался уходить и в этот момент услышал, как открылась и закрылась
наружная дверь лаборатории... потом приглушенные шумы.
