Как все это радовало глаз.
Кое-где на площадях били фонтаны. Например, у памятника Альфонсу Доде, или
Осипу Мандельштаму, или Андрею Немзеру.
Для озеленения усадьбы Старосадова применялись разнообразные виды
однолетних, двулетних, многолетних зимующих и незимующих растений открытого
грунта, а также различные кустарники и вьющиеся растения.
Чтобы сад красиво цвел с ранней весны и до поздней осени, Старосадов
подобрал цветы по времени цветения. В апреле у него начинают цвести примула,
маргаритка, незабудка, анютины глазки; примула цветет весь май, маргаритки -
апрель-июнь, а анютины глазки - до самой поздней осени, до снега.
Старосадов, он же тайный осведомитель НКВД, КГБ, ФСБ и пр., он же Серафим
Ярополкович, он же дед, хорошо знал этот природный ритм: в мае зацветают
нарциссы, в июне - пионы, в июне-июле цветут лилия белая, ирис, восточный
мак, шпорник, гвоздика турецкая.
Спроси у Старосадова - что из себя представляет шпорник: он заведет по
старой профессорско-преподавательской привычке лекцию размеренную на
полчаса. Вы ему сразу, не стесняясь, скажите, мол, лекцию не заказывали. А
то, как постмодернист пойдет увязывать слова в снопы, узлы, главы, а потом
продаст родину и как перекати-поле (см. одноименный рассказ А. П. Чехова)
попросит убежища в Германии, чтобы жить, как нищему, на пособие 1937 года.
Так их там прямо на вокзале чернорубашечники встретят, поучат настоящему
смыслу искусства: за слово дадут по делу.
Что за нужда, что у постмодернистов, к примеру, газеты "Ex libris" нет
мыслей? Журналисты же этой газеты не участвовали ни в Крымской кампании, ни
в заговоре петрашевцев. Да и откуда у них мысли, когда должны благодарить
судьбу, что родились на свет тогда, когда сплошные аборты в стране
практиковались. Вышли, посидели на горшке, побыли с бабушкой на даче,
походили в школу, потом в институт, все русское презирают, чтят иностранное.
- Призовите ко мне Дормидонта для ведения диалога, так как внутренний
разговор с самим собой меня не удовлетворяет! - крикнул халдеям Старосадов.
Пришел слоноподобный Дормидонт.
- Где бутылочка Савватия?
- Да, чтоб сдох твой Савватий! Весь твой постмодернизм - это нероновщина.
По-своему, в гнусностях Нерона, как и у постмодернистов, есть логика, именно
логика личности, которая ничего, кроме себя, не знает. У Нерона был идеал
великого артиста и тонкого сладострастника. Пускай пылает Рим - для меня это
постмодернизм, и я буду стоять на балконе и петь гимн пожару, ибо я поэт и
артист и выше своего эстетического я ничего признавать не хочу. Нерон верил
в себя как в великого артиста, иначе бы, бросаясь на меч, не крикнул:
"Квалис артифекс пэрэо" (Какой артист погибает)!
- Меня не интересует ни Нерон, ни история, ни Россия. Моя цель описать
мохнатость лапок мухи на ста страницах и через жизнь насекомых забраться на
крышу и поболтать о жвачке "стиморол". Я хочу освободить слова от смысла.
- А ты знаешь, как цветет мальва? - строго спросил Старосадов, пропустив
мимо ушей постмодернизм Дормидонта.
- Нет. Но, что главное, знать не хочу. Я человек другой планеты, другого
знания. Как ты этого, дед, понять не хочешь!
Потеребив свою клиновидную белую бородку, Старосадов сказал:
- Ты лучше взгляни на свой отвратительный живот! На других планетах таких
кусков скотины нет!
- Как ты меня обозвал?! - обиделся Дормидонт и стал походить на чугунного
быка с крыши павильона "Животноводство" на Выставке достижений народного
хозяйства (а признайтесь, хорошо звучат эти слова "народное хозяйство").
- Я могу еще похлестче: куском стервятины назвать из-за такого гнуснейшего
пуза! Неужели ты не стыдишься этого пуза?
Дормидонт часто задышал от обиды, но затем успокоился и ответил:
- Ваше коммунистическое воспитание загнало нас в подполье! Вы издевались над
нами как хотели! Ваше воспитание было направлено на то, чтобы сделать для
нас наше тело позорным и стыдным; на целый ряд самых законных отправлений
организма, предуказанных природою, мы приучены смотреть не иначе, как со
стыдом; свое пузо я отрастил как протест против вашего социализма с
человеческим лицом!
Старосадов порадовался включенности Дормидонта в диалог, подумал, вспомнив,
сказал по-латыни:
- Обсценум эст дицерэ, фацерэ нон обсценум (Говорить позорно, делать не
зазорно). Если ты помнишь... Хотя что ты с такой позицией можешь помнить! Но
еще Цицерон подметил это расхождение между сущностью и вербальным
отражением. И бабка твоя, Ольга Васильевна, она же с моей легкой руки
Евлампия Амфилохиевна, говорит, что половые органы нужно мыть каждый день,
но говорить об этом необязательно.
Задумавшись, Старосадов нагнулся и сорвал ромашку. Затем тихо и нараспев
продекламировал:
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
"Ин вино веритас" кричат.
- Переводить не нужно? - спросил Серафим Ярополкович.
- Что? - спросил Дормидонт, поглаживая пузо, как беременная женщина перед
обрядом выхода на свет нового примата.
- Ин вино веритас?
- Нет. Переведи мне лучше, почему у пьяниц глаза кроликов?
- Это непереводимая игра слов.
- Постмодернизм?
- Послеродовой период.
- "Полет шмеля" более популярен, чем фуги Баха.
- Укрепление дома - решетки, стальные двери, замки, - произнес задумчиво
Старосадов, глядя из-под ветвей огромного старого вяза, где они стояли с
Дормидонтом, на свой старый бревенчатый дом, наподобие усадьбы Аксаковых в
Абрамцево, только двухэтажный.
Солнечные лучи пробивались сквозь ветви вяза и бликовали в чеховском пенсне
Старосадова. Дормидонт в задумчивости чесал свою густую черную бороду. К
дому шла широкая дорожка, оранжевого цвета из битого в крошку кирпича.
Справа и слева дорожки цвели флоксы. Был август. Изредка возле беседующих
поколений проносились тяжелые шмели, следом зеленые мухи, а там уж комарики
со скрипками.
Пахло скошенной травой. Иначе - сеном. Шла заготовка корма для ферм
Старосадова. Подошел министр обороны Жлобенко, доложил о присоединении к
России (дабы всегда было понятие целого, а не части; то есть - целостность
России превыше всего, или Германия - превыше всего; да здравствует
фюрер! - очень хороший человек, правда, к сожалению, не успевший истребить
всех постмодернистов, всех этих графоманов)... да, подошел строевым шагом,
поднимая красноватую пыль, министр обороны Жлобенко и доложил Старосадову о
присоединении к России Канарских островов на правах 90-го субъекта
Федерации, о чем уже доложено Лужкову, Сосковцу, Хрущеву, Кириенко, Немцову
и кн. Меншикову, суть Петру Ванову (ван - один, по-заморскому кингдомскому,
или британскому без приставки велико-...).
- Нужно срочно поменять систему обстоятельств, - выслушав товарища Жлобенко,
сказал Старосадов.
Дормидонт перестал чесать бороду, перенес руку на живот и сцепил ее с другой
рукой, то есть стал в позу Адольфа на трибуне в Мюнхене. Но было ли у
Гитлера пузо?
А было ли у товарища Ленина пузо?
Было ли оно у товарища Сталина?
Оно было у Хрущева.
Так. Задумаемся.
Пузо - как предвестие падения режима?
Жлобенко снял фуражку с высокой тульей и огромной кокардой, на которой
изображался древний половой акт в исполнении многоруких индийских
распутников и распутниц, протер вспотевшую лысину платком и, подозрительно
взглянув на Дормидонта, спросил:
- А ты свой член как разглядываешь?
Вот тут-то Дормидонт смутился. В самом деле, из-за неимоверно разросшегося
живота он без зеркала не мог взглянуть на свой детородный орган.
- Да я...
- Ладно, - махнул рукой Жлобенко, - армейская шутка!
Старосадов недовольно хмыкнул; Жлобенко сразу же надел фуражку и встал по
стойке "смирно".
- Повторяю, нужно поменять систему обстоятельств. Начать войну, что ли? Или
свергнуть кого-нибудь? Или танки в Москву ввести? В общем, сделайте
маленький переворотик, чтобы приматы перестали рассматривать свои половые
органы, чтобы перестали их показывать по центральному телевидению...
- Не созрели еще! - выкрикнул Жлобенко.
- Почему?
- Еще не тошнит от половых органов. Как затошнит, так сразу объявим Техас
девяносто первым субъектом федерации и случится маленький переворотик. Всех
постмодернистов (маргиналов) в печку, Америке - войну, народу - православие,
единодержавие, патриотизм!
- Какое прекрасное слово - патриотизм! - с чувством воскликнул Старосадов.
- Да уж, - поддержал Жлобенко. - Не то что вшивая демократия...
Легкая слеза скатилась по щеке Старосадова. Он снял пенсне, стер пальцем
слезу и сказал:
- Патриэ фумус игнэ алиэно люкуленциор (Дым отечества ярче огня чужбины)!
Пройдет сотня, две сотни лет, пройдет тысяча лет, и тогда вспомнят КПСС и
вернут ее правление, потому что только партия нового типа - без Ленина,
Сталина, Хрущева - способна дать человечеству новое дыхание. Человечество
забудет низ и будет жить верхом - интеллектом, искусством... А для этого
должен созреть человеческий материал для нового коммунизма. В новый
коммунизм должны прийти истинные русские умы и души, свои Пушкины,
Достоевские...
- Достоевский был против коммунизма! - воскликнул Дормидонт.
- Он был против коммунизма Ленина-Маркса-Сталина! Нам нужен, необходим
коммунизм интеллектуального типа, потому что русская душа не смирится с
примитивизмом Америки, со всевластием капитала... Нам нужно не общество
равных возможностей, а общество - и только! - подчинения природе! Дикси (я
все сказал)! Паука, сэд бона (Мало, но хорошо)!
- Да здравствует товарищ Старосадов Серафим Ярополкович! - вскричал
Жлобенко.
Старосадов дружески похлопал его ладонью по спине.
- Вот теперь можно и в баню пойти.
Уже в предбаннике пахло березовым веником. Когда Старосадов разделся,
Жлобенко подивился его молодому поджарому телу.
- Даже не верится, что в свои 88 лет вы так молодо выглядите!
- Я - бессмертен, потому что я Серафим или Кощей!
Старосадов украдкой подморгнул Жлобенко и едва заметно кивнул на Дормидонта,
который с трудом снимал с себя шорты. Старосадов со Жлобенко подхватили
Дормидонта и в полуспущенных шортах втащили в парилку. В руках у Жлобенко
возникла клизма, Старосадов прижал голову Дормидонта к лавке, Жлобенко
всадил ему в зад навазелиненный конец. И Дормидонт, как воздушный шар,
сдулся: струя нечистот хлынула из него в бочонок, заблаговременно
подставленный Жлобенко. А Старосадов кольнул его какой-то булавкой в
ягодицу, будто укол сделал.
Стройный Дормидонт с глазами кролика тихо всхлипывал под ударами Жлобенко.
Разумеется, Жлобенко хлестал его березовым веником по-русски. А Серафим
Ярополкович поддавал жару: плескал холодную воду на камни печи.
9
Евлампия Амфилохиевна собрала вокруг себя женскую половину дома и говорила
наставительно:
- Шерстяные вещи и меховые надо хранить в сухом месте, но подальше от печей.
Меховое пальто лучше хранить в шкафах на плечиках. Для предохранения от пыли
и моли лучше всего помещать их в чехол из плотной ткани или завертывать в
бумагу. В карманы шерстяных и меховых вещей кладут мешочки с нафталином.
Можно их пришивать также к подкладке. При хранении вещей в сундуках,
чемоданах рекомендуется также использовать бумагу, пропитанную нафталином.
Такой бумагой перекладывают вещи. Нафталин надо насыпать не непосредственно
на вещи, а на бумагу. Борьба с молью...
Сильно шаркая шлепанцами, в комнату вошла Павлина, сказала:
- Ну что вы, Николай Петрович, разорались, как старый пенек, тутова!
Старосадов отвлекся от красной вишни, спросил вежливо:
- Разве есть в русском языке слово "тутова"?
Павлина смутилась, покраснела и, выбегая из комнаты, спросила:
- Дормидонт к вам не заходил?
- Залетал, - усмехнулся Серафим Ярополкович.
- Бросьте шутить... Был?
- Мы его с Жлобенко сдули как воздушный шар.
- И где же он теперь?
- В бане отмокает.
- Он сильно пьяный был?
- По-моему, прилично, - сказал Старосадов.
Виляя крупным задом, Павлина покинула комнату.
- Дормидонт пузатый, выходи! - сказал Старосадов и увидел выходящего из-за
шкафа Дормидонта.
