сначала снилась громадная сверкающая установка, сопящая тонкими трубочками
и звенящая многочисленными проводами и индикаторами; потом ее место
занимал багрово-желтый вихрь, чудом выбравшийся из металлической камеры
наружу и теперь крушащий все вокруг; на его место приходила оплавленная
дымящаяся развалина, исходящая душным смрадом кипящих растворов.
По спине Грушницкого пробежало полчище колючих мурашек. Оно подняло
бунт где-то в блеске высокого лба, галопом промчалось по голове и шее
и победно закончило свое шествие чуть пониже спины. Ученый вздрогнул еще
раз, скручивая озябшие руки в невообразимый узел, но продолжал спать.
Наконец, на крытой старым шифером - как только еще держится - крыше что-то
грохнуло и профессор подскочил на кушетке, разлепляя пальцами веки. Он
по-собачьи помотал головой, наводя полнейший беспорядок на и без того
взлохмаченной голове, встал с кушетки и уселся за стол.
За окном уже серело и тоскливая панорама, налитая тяжелым свинцовым
светом, стала еще печальнее. Грушницкий не первый год обитает в этом
кабинете и уже привык к виду, открывающемуся из окна. Обычно, он его и не
задевает, но сегодня почему-то послужил отправной точкой для разбега
чудовищной депрессии.
Весь мир моментально окрасился в такие же серые тона, кругом разли-
лась полнейшая безысходность и Грушницкий плотно устроился в хилом кресле -
смаковать собственные несчастья. Крушение установки сразу выросло в траге-
дию мирового значения, а в характере каждого из сотрудников проступили
нотки тонкого издевательства, насмешки над проектом его, профессора Груш-
ницкого. "И как это я раньше не замечал этого, - удивлялся он, - они
ведь десять лет уже смеются надо мной, а сижу уши развесив. Может, это
они взорвали аппарат..."
Лицо Грушницкого стало точой копией физиономии хитрого шпиона из
какого-нибудь дешевейшего детектива, которыми полны бульвары. Все, приго-
вор коллегам вынесен: все они предатели, заговорщики и последние сволочи.
Нос Грушницкого дернулся и побелел. Что ж так холодно-то!.. Неужели зима
пришла на три месяца раньше положенного? Лучше бы зарплату так давали...
Профессор осторожно щелкнул замком и вышел в коридор. Как и следо-
вало ожидать, он был пуст и безмолвен. Даже дежурного не было видно, а
это уже непорядок. Грушницкий зашагал по коридору, дергая за ручки двери
кабинетов. Все они были заперты, только дверь туалета в конце коридора
оказалась распахнутой настежь. Можно подумать, тут есть чем гордится:
осточертевшие кафельные плитки, положенные на цементный раствор, щербатая
раковина и три запертых снаружи кабинки. Правда, все чисто, хоть и некра-
сиво.
В старой лаборатории Грушницкий обнаружил ворох чертежей, среди
которых отыскался и его дневник пятилетней давности.
Первая запись, датированная 22 июля 1982 года:
"Интереснейшее открытие, осталось только вывести его в люди. Время...
Что люди понимают под этим словом? Большинство тут же смотрит на часы
и пытается объяснить что-то несвязными фразами, а потом махнет рукой,
сказав: "А зачем оно надо?". Так что, не знаю, ждет ли меня понимание.
Время... Определю его так: непрерывный поток, цепочка хронологически
расположенных событий, каждое из которых служит фундаментом для возник-
новение следующего. То есть, каждое настоящее мгновение создает после-
дующее и тут же исчезает, и так всегда..."
Грушницкий улыбнулся, читая собственные выводы. Тогда они казались
ему сенсационными, а теперь это - проза. Даже Институт построил, между
прочим, на собственные деньги: Нобелевская премия, сбережения и, конечно
же, спонсоры. То, что сейчас называют спонсорами. Он перевернул еще
несколько страниц.
"16 ноября 1982 года. Построена пробная установка и через несколько
дней запущена. Она работает! Наверное, даже Попов так не радовался, когда
убедился в работоспособности изобретенного радио. Множество выводов,
среди которых самый значительный - прошлого не существует."
"7 февраля 1983 года. Установка усовершенствована. Пожалуй, назову
ее ДВ-ГВВ - "Дорога времени - Грушницкий Владимир Васильевич". Немного
пафосно и картинно, но ничего. Сойдет. Жаль, теперь писатели-фантасты
лишились множества сюжетов с путешествиями в прошлое. Ничего, на то они
и писатели, чтобы выдумывать. Вот и пусть выдумывают, наука ждать не
будет."
"26 февраля 1983 года. Сегодня УВИДЕЛ НАСТОЯЩЕЕ! Это было восхи-
тительно! В установке удалось смоделировать момент перехода "будущее -
прошлое", что, по сути, и является настоящим. Никогда не думал, что ЭТО
можно будет наблюдать визуально: возник сияющий шар салатного цвета.
Почему-то мне страшно... Что же мы делаем?.."
"4 апреля 1983 года. Сегодня встретились с первой серьезной проб-
лемой. Думали, все, конец. Доигрались. Пространство в камере установки
внезапно свернулось в темно-красный жгут, который так бился там, что
вполне мог разрушить всю... Хотел сказать установку, но, думаю, одной
камерой дело не закончилось бы. Чудом утихомирили."
Грушницкий быстро пролистал остаток блокнота и бросил его обратно
на стол. Чертежи возмущенно зашуршали. Что ж так холодно?.. Кажется,
холод еще усилился, пробирает до самых костей. Профессор спешно спустился
в зал, где раньше располагалась установка, но в конце коридора наткнулся
на запертую дверь. Толстую, железную, как в бункере. Она поблескивала
холодным отшлифованным металлом. Повертев в пальцах магнитную карточку-
ключ, Грушницкий вложил ее в щель замка и коченеющими пальцами набрал
код. Над пластиковыми клавишами молча вспыхнул красный глаз. Странно, код,
вроде, правильный. Грушницкий повторил все с начала, но опять загорелась
красная лампочка и дверь не пожелала открыться. Какого черта! Она вообще
никогда не закрывалась, кому это в голову взбрело?
Профессор взглянул на часы. Половина седьмого, рабочий день начина-
ется в восемь. Еще полтора часа. Но дежурные должны быть тут круглосу-
точно, где же хоть один? Грушницкий тронул колесообразный замок и недру-
желюбно потыкал пальцем в гладкие клавиши. Бесполезно.
Кодовый замок издал короткий писк, и на табло вспыхнула зеленая
надпись: "Код сменен. Ситуация 001". 001 - внутри Института это означает
"Чрезвычайное происшествие, крайне опасно". Что же, черт побери, здесь
творится? Грушницкий и раньше не одобрял всякого рода электронику, а
сейчас вопылал к ней лютой ненавистью.
Из-за бункерной двери донеслись приглушенные хрипы и повизгивания.
Грушницкий прислушался, хрипы становились громче и слышались отчетливее.
Неожиданный удар сотряс коридор, с потолка посыпалась штукатурка. Метал-
лическая дверь выгнулась литым горбом.
Грушницкий побежал, а сзади ревело что-то огромное и мощное, со
звериной яростью сотрясающее покореженную дверь. Наконец, она вылетела
из проема в стене, упала на пол грудой искалеченного железа, издав напосле-
док высокий звон. Грушницкий огляделся и помертвел: сзади бушевал вихрь,
причем таких размеров, каких еще никогда не видели в Институте. Он не
разрушал, он просто уничтожал все на своем пути, оставляя черную пустоту.
Глава 3.
Скрывшись в западном крыле Института, Грушницкий переводил
дыхание, слушая, как бушует в здании вихрь. Странно, но багровый жгут
не задевал внешних стен и не наносил им повреждений. "Может быть, -
думал профессор, - разрушенная на ходу камера создала в здании пространст-
во, сходное с тем, что было внутри нее". Надо пробраться в лабораторию,
там все чертежи, схемы, все оборудование...
Красный смерч промчался перед самым носом, неожиданно вылетев
из-за угла. Сердце упало в пятки и долго лежало там, не осмеливаясь
пошевельнуться.
Дверь захлопнулась за спиной, ноги сами понесли к столу с черте-
жами. Оборудование была расставлено у стен. Установка, конечно, будет
не стационарная, как в зале, но что-то лучше, чем ничего. Вдали грохотал
вихрь, вычищая пространство, ограниченное четырьмя наружными стенами
Института. Грушницкий со страхом подумал о том, что будет, если вихрь
выйдет наружу. Мир просто перестанет существовать.
Тяжелые паннели с прозрачными - эти кварцевые - экранами вскоре
были скреплены тяжелыми болтами и установлены посреди лаборатории. Тут же,
вокруг камеры, Грушницкий выстраивал сложные пирамиды индикаторов, шкал
и других приборов, назначение которых становится понятным только после
прочтения научного труда профессора "Время и его единица". Да и то, мо-
жет быть, человеку знакомому с звездными вершинами математики и физики.
"Каким-то образом Институт сам стал камерой. Время течет здесь не
так, как в любой другой точке пространства. Следовательно, единственный
для меня выход - самому замкнуться в камере и ждать, пока вихрь не разру-
шится сам по себе. Или... пока я не умру от голода и жажды, если такое
вообще может здесь случиться."
Слава богу, ветряные генераторы все еще действовали. Остаться
сейчас без электричества равносильно смерти. Грушницкий щелкнул несколькими
переключателями, индикаторы засияли бледно-зеленым светом, на темных
табло запрыгали цифры. Одна из стенок камеры медленно двинулась вдоль
глубоких каналов, прорезанных в массивном основании. Профессор успел зас-
кочить внутрь, пока дверь оставалась открытой.
Казалось, сам воздух сгустился в тесной камере. Воздух! Грушницкий
снова почувствовал предательский холодок в груди: он не подумал о воздухе.
Вскоре кислород закончится и он просто задохнется. Он поглядел наружу
сквозь мутный экран. Там рушились стены, время просто исчезало, уходило
в небытие, которое люди ошибочно называют прошлым.
Багровый вихрь сожрал последний кусочек того, где много лет труди-
лись люди, старательно выковывая свою самую большую ошибку. Они десять
лет лелеяли ее, как малое дитя, носились с ней, вынашивали. И вот -
отец всего проекта заперт в душной камере, а снаружи бушует смерть. Зато
умирать не страшно. Знаешь, что ничего не будет...
* * *
Сознание вернулось в разбитое усталостью тело. Грушницкий с огром-
ным трудом поднял голову и открыл глаза. Его тут же стошнило на метал-
лический пол, стало немного легче.
Снаружи плавал сизый туман, а в глазах рябило от разноцветных
кругов. Грушницкий пригляделся к рваным клочьям тумана; на мгновение
они разошлись и за ними проступили контуры лаборатории. Неужели это
правда?! Вялая рука профессора сама по себе открыла дверь, и в камеру
ворвался необычно свежий, пахнущий озоном воздух. Все было на месте.
Грушницкий взглянул на часы. Без двадцати девять, скоро начнется
рабочий день.
