распределения.
Перестройки и реформы последнего десятилетия можно рассматривать как поиск
ресурсов для поддержания прежних отношений между центром и периферией. Они
начались с "борьбы за повышение трудовой дисциплины", потом власти поискали,
кого сажать - среди алкоголиков, получателей нетрудовых доходов, расхитителей
социалистического имущества, а закончились поиском "путей повышения
эффективности народного хозяйства", ускорением, изменением отраслевой
организации экономики. Ресурсы обнаружены не были, "общак" опустел, в
результате СССР исчез.
В России, наследовавшей СССР не только по внешнеэкономическим долгам, поиск
ресурсов продолжался. Последний резерв был обнаружен в рынке, в капитализме, в
деньгах. Освоение этого ресурса - новой формы "общака" - составило содержание
постперестроечной жизни. Но рынок и деньги даже в своих самых грубых
проявлениях оказались плохо совместимыми с социальной структурой,
традиционными отношениями между Центром и периферией и с отраслевой
организацией экономики, то есть с государством. Именно поэтому ни рынок в
традиционном смысле этого слова, ни деньги до сих пор еще не появились в
России. Вместо них есть постперестроечная форма административного рынка и
специфические "русские деньги", потоки и количество которых государство
планирует и регулирует точно также, как планировало поставки продуктов питания
и ширпотреба до перестройки. "Дефицит" денег атрибутирует постперестроечную
экономику России в той же мере, в которой дефицит товаров и услуг определял
экономику и социальную жизнь в СССР.
Административный рынок, монетаристская революция и политическая реакция на нее
Позитивное значение "рыночных реформ" для России велико, однако это совсем не
те достижения, о которых говорят реформаторы, оправдываясь перед оппозицией,
консервативными экономистами и гражданами еще недавно великого государства.
Позитивные итоги "радикальной экономической реформы" заключаются в усилении
социального расслоения, в коммерциализации власти (т.е. в увеличении
коррупции), в обретении социальной структурой динамики за счет того, что все
большая часть населения вынуждена "крутиться" (не потому, что у них такие
ценности, а просто для выживания), и особенно в деструкции
административно-территориальной структуры России, в ее регионализации, то есть
в изменении вековых отношений между Центром и периферией. Достижения
реформаторов - как раз то, что ставится им в вину социалистическими и
фундаменталистскими оппонентами.
Насилие, совершенное интеллектуалами-экономистами и бывшими партийными
функционерами, ставшими антикоммунистами, над социальной и
административно-территориальными структурами (а не над экономикой, как считают
они сами) привело к началу конвертации государственных статусов (а не рубля),
к практически легальному определению того, сколько стоит тот или иной
государственный пост или необходимое экономическое и политическое решение.
Повальная коррупция и взяточничество (растаскивание "общака"), постепенно
разрушающее многоуровневую структуру имперского управления, с моей точки
зрения, гораздо меньшее зло, нежели очередная революция (т. е. насильственное
изменение социальной структуры и отношений собственности), в результате
которой к власти пришли бы люди, не знающие, что с ней делать и намеренные
строить какое-нибудь очередное светлое будущее.
Постперестроечные экономические и социальные изменения не были прямым
результатом деятельности реформаторов. Реформаторы-идеалисты, движимые сугубо
марксистской идеей доминирования экономических законов над
социально-политической и административной реальностями, создали условия для
того, чтобы освободить социальные группы, сформированные реальным социализмом,
от пут каких-либо законов. Теперь в борьбе отраслевых и региональных групп с
федеральной властью и между собой возникают новые правила политической и
экономической жизни.
Советский административный рынок мог существовать в условиях, когда
административные статусы торгующихся были однозначно определены. Это было
необходимо в первую очередь для определения того, на какую долю из "общака"
мог претендовать каждый обладатель должности, носитель почетного звания и
других социально-учетных характеристик. Каждая из иерархий власти на каждом
уровне своей организации эмиттировала до перестройки свои административные
деньги - как знаки своих прав на долю. Но "физические" размеры доли не были
однозначно определены и поэтому при реальном распределении власти возникал
торг. При этом все знали, что бумажки со грифом "ЦК КПСС" давали право на
большую часть доли, чем бумажки со грифом обкома партии или Советов народных
депутатов. Листы бумаги в ходе делопроизводства наделялись функциями ценных
бумаг, у каждого вида которых был определенный круг хождения. Полной, в том
числе и инвалютной конвертируемостью обладали только бумаги, визированные
членами Политбюро ЦК КПСС, в то время как все остальные бумаги
конвертировались от случая к случаю. Неполная конвертируемость
социалистических ценных бумаг-постановлений создавала некоторую
неопределенность в их обращении и в дележе такого рода "акционерной"
собственности.
Эта неопределенность компенсировалась особым видом отношений административного
рынка - взаимообменными отношениями, при которых чиновники одного уровня
обменивались административными услугами (правами на долю) по их
потребительской стоимости. Чиновнику можно было "дать в лапу" за нужное
решение, а можно было надавить на него сверху и получить тот-же самый
результат. Но в любых ситуациях был ясен статус человека, принимающего
решение. После крушения высшего уровня административного рынка - органов
управления СССР исчез генератор определенности статусов, то есть система,
которая определяла старшинство, ранг административной валюты и,
соответственно, право на долю из "общака".
Естественно, что на административном рынке началась паника, девальвация всех
валют и борьба между эмитентами за старшинство. Последнее стало называться
политической жизнью эпохи перестройки. Зародышами (точками, в которых
собственно и концентрируются силовые усилия борющихся сторон) стали сопряжения
отраслей и территорий, традиционные для этого государства места конфликтов.
Отрасли в ходе преобразований были "опущены" до уровня, на котором они
непосредственно столкнулись с региональными органами власти в борьбе за
перераспределение ресурсов. Регионы поднялись до статуса самоопределяющихся во
многих отношениях административных субьектов. Можно предположить, что
некоторая стабильность будет достигнута только тогда, когда отрасли и регионы
самосогласуются, то есть когда некоторая совокупность отраслей, расположенных
в регионе, замкнется в административно - территориальное образование
государственного ранга, органы управления которого создадут генераторы
определенности статусов и создадут свои аналоги "общака".
Обычное (несоциалистическое) государство - это форма сопряжения политических и
экономических отношений в системе властных институтов. В раннем СССР
сопряжение было полным, с редукцией всех форм сопряжения к силовым институтам,
которые собирали "общак" и его же распределяли. В хрущевское и брежневское
время место силовых институтов заместили разные территориальные или отраслевые
"мафии", контролировавшие распределение. После распада СССР эти "мафии",
неравномерно распределенные в постсоветском пространстве, стали единственными
реальностями, постепенно приобретающими формы национальных государств с весьма
специфично организованной экономикой и политикой.
До реформ 1992 года в стране не было социального слоя, жизненно
заинтересованного в экономической либерализации и в формировании другой
политической системы, нежели административный рынок. Реформы облегчили
формирование этого слоя, нуждающегося прежде всего в реальном изменении
отношений власти и собственности и отношений между центром и периферией.
"Новые люди" заинтересованы в ускорение социального расслоение (это
увеличивает их социальную базу) и в формировании силовых институтов, которые
могли бы контролировать поведение "новых люмпенов", обратной стороны процесса
формирования слоя "новых богатых". Коммерциализация власти, как бы внешне
неприглядно она не выглядела, также ускоряет формирование слоя "новых людей",
заинтересованного в изменениях отношений власти и собственности.
В мировоззрении людей, уже ушедших из социализма, но продолжающих быть с ним
связанными по происхождению, можно, как мне кажется, выделить две полярные
тенденции. В одной из них государство рассматривается как самоценность, а
награбленное государством за семьдесят лет его истории считается общенародным
достоянием. Присвоение (приватизацию) государственного имущества носители
этого типа мировоззрения (новые бедные) считают воровством. Новые бедные не
считают себя и других полноценными юридическими лицами (не признают себя
существующими вне этого государства и помимо его), и потому протестуют против
попыток лидеров государства раздать его собственность. Во второй тенденции
государство рассматривается как минимум силовых институтов, обеспечивающий
неприкосновенность присвоенной у этого же государства собственности.
Исповедующие эту точку зрения (новые богатые) считают себя сверхполноценными
юридическими лицами и потому не удовлетворены тем, что государство считает их
гражданами "второй свежести" и предпочитает им трудовые коллективы, отрасли.
предприятия, региональные органы власти, и прочее. Новые богатые считают, что
государство - они сами, и намереваются выстроить государство вокруг себя и из
себя.
Задача по справедливому разделу "общака" не может быть решена в принципе,
краденое можно только перекрасть, чем активно (или пассивно - как в случае с
получением и приватизацией жилья) занималось население страны последние
десятилетия. Кто-то получил из "общака" больше, кто-то меньше, но все граждане
нуждаются в легализации своей пока еще виртуальной собственности. Пока
распределенные Советской властью ценности оставались таковыми, с ними были
невозможны обычные коммерческие операции, их можно только потреблять или
обменивать втихую на такое же полученное из "общака" барахло. Реальная
экономическая динамика началась когда с виртуальной собственностью люди начали
обращаться как с просто собственностью. Экономическое содержание первого этапа
модернизации составляла легализация права владения и торговли имуществом и
ресурсами, тем или иным образом "уведенного" из социалистического "общака".
Политическое содержание того, что происходило и происходит в России, можно
рассматривать как реакцию на легализацию прав собственности. Каждый человек в
России считает, что то, чем он распоряжается, получено им честно, по праву,
заработано, в то время как все остальные противозаконно распоряжаются частью
бывшего "общака" СССР. Граждане стремятся получить в легальное владение то,
что им, по их мнению, принадлежит, но протестуют против аналогичный действий и
устремлений всех остальных. Обвинения в коррупции являются основном аргументом
в политических дискуссиях.
Основное требование тех, кто требует "навести порядок", заключается в том,
чтобы посадить воров и коррупционеров, а именно тех, на кого они показывают
пальцем. В этих требованиях просвечивает неосознанное желание вновь вернуться
к тому социальному состоянию, когда можно было получать потребительские
ценности из "общака", и в то же время искренне верить в свою внутреннюю
честность и порядочность. Для стремящихся к порядку имущество и деньги,
украденное государством у своих и чужих граждан и отмытое в государственном
"общаке" имеет большую легитимность, чем имущество и деньги, украденное
гражданами у государства и обращающееся на относительно свободном рынке.
-------------------------------------------------------------------------------
ВВЕДЕНИЕ
Представляемая книга составлена из отдельных работ, частично опубликованных в
период с 1987 по 1995 год. Тексты отредактированы в 1995 году. В работе
