преподобный Чарльз Мейсон и Смит, герой Куинз-Холла, - они оживленно
обсуждали с Мейли вопрос, который, возможно, нашим потомкам покажется
более важным, чем те проблемы, которые занимают публику сейчас. Речь шла
ни больше ни меньше, как о том, воспримет ли спиритуалистическое движение
в Великобритании догмат о Троице или же встанет на точку зрения унитариев.
Подобно отцам движения и основателям нынешних спиритуалистических общин,
Смит придерживался антитринитарной линии, а Чарльз Мейсон, верный сын
англиканской церкви, выражавший взгляды своих сторонников, в частности,
таких авторитетов, как Лодж и Баррет среди мирян и Уилберфорс, Хойс и
Чамберс среди священнослужителей, свято чтил древние каноны, хотя и
признавал возможность спиритических контактов. Мейли оказался между двух
огней и, подобно рефери, разводящему на ринге противников, получал удары с
обеих сторон. Мелоун старался не пропустить ни слова, ибо теперь, когда он
осознал, что будущее человечества связано с этим движением, его
интересовала каждая деталь. Когда журналист вошел, говорил Мейсон - в
свойственной ему серьезной, но и не лишенной мягкого юмора манере.
- Люди не созрели для серьезных перемен, да их и не требуется.
Достаточно объединить наше знание и непосредственное общение с душами
умерших с величественным ритуалом и традициями церкви, и мы получим
могучий инструмент, способный вдохнуть новую жизнь в религию. Никогда
нельзя рубить сплеча. Даже первые христиане это понимали и во всем шли на
уступки религиям, в окружении которых оказались.
- Это-то их и сгубило, - вмешался Смит. - В этом и состоял крах
церкви в ее изначальной силе и чистоте.
- Тем не менее она продолжала существовать.
- Но она уже не возродилась в полном объеме с тех пор, как этот
негодяй Константин приложил к ней руку.
- Ну-ну-ну, - возразил Мейли. - Разве можно называть негодяем первого
христианского императора?
Но Смит был упрямый противник, открытый и честный, не идущий на
компромиссы.
- А как, по-вашему, следует назвать человека, почти истребившего
собственный род?
- Мы сейчас не обсуждаем его личные качества, мы говорим о создании
христианской церкви.
- Надеюсь, мистер Мейсон, вас не обидела моя прямота?
Мейсон улыбнулся своей открытой улыбкой:
- До тех пор, пока вы не оспариваете существование Нового Завета,
ваши слова меня не задевают. И даже если бы вы взялись доказывать, что Бог
- всего лишь миф, я бы нисколько не оскорбился, коль скоро существует эта
священная книга, вместилище величайшего учения. Откуда-то из глубины веков
оно дошло до нас, я принял его и говорю: Верую.
- Ну, тут между нами нет больших расхождений, - сказал Смит. - Я не
встречал более цельного учения, и не стоит отказываться от него. Но мы
желаем избавиться от разного рода излишеств и пышности. Кстати, откуда они
взялись? Как раз из компромиссов с другими религиями, на которые пошел наш
друг Константин, чтобы добиться религиозного единообразия во всей своей
необъятной империи. Он превратил христианство в лоскутное одеяло. Так, из
египетского культа были взяты церковное облачение, митра, епископский
посох, тонзура, обручальные кольца. Пасха - языческое празднество,
приуроченное к весеннему равноденствию; конфирмация заимствована из культа
Митры, как, впрочем, и крещение, - только в митраическом ритуале
использовалась кровь, а не вода. Что же касается жертвенной трапезы...
Мейсон заткнул уши.
- Это какая-то ваша старинная лекция, - рассмеялся он. - Можете снять
зал, но не тратьте свое красноречие в частных домах. Если же серьезно,
призраком. Поразительно!
меняет моих убеждений: у нас есть величайшее и действенное учение, с
благоговением принимаемое тысячами людей, в том числе и вашим покорным
слугой, и было бы крайне неразумно от него отказываться. Уж с этим-то вы
не можете не согласиться.
- Нет, - упорствовал Смит. - Вы слишком заботитесь о чувствах ваших
драгоценных прихожан, но совершенно не думаете о тех девяти десятых
населения, которые никогда не переступали порога церкви. А между тем их
оттолкнуло то, что им, как, впрочем, и вашему покорному слуге, кажется
фантастическим и неразумным в христианском учении. Так как же вы
рассчитываете привлечь их на свою сторону, если не предлагаете ничего
нового, а лишь механически привносите в христианство спиритизм? Но стоит
лишь обратиться к этим безбожникам и атеистам с такими словами: Я
согласен, что христианство - это сплошная ложь и к тому же оно запятнано
веками насилия и обскурантизма, но вот мы предлагаем вам нечто новое,
незамутненное и чистое. Придите и причаститесь его! - и вот тут-то можно
легко обратить их к Богу и вере, не насилуя их разум христианскими
догматами.
Слушая спор, Мейли теребил свою рыжеватую бороду. Он прекрасно знал
этих людей и понимал, что расхождения между ними невелики, ибо Смит
воспринимал Христа как богоподобного человека, а Мейсон считал, что это
принявший человеческое обличье Бог, что по сути своей одно и то же. Но
между их более радикальными последователями лежала пропасть, и компромисс
был абсолютно невозможен.
- Почему бы вам, - вмешался Мелоун, - не задать эти вопросы
представителям мира духов и не довериться полностью их мнению?
- Все не так просто, как вы думаете, - ответил Мейли. - После смерти
все мы сохраняем наши земные предрассудки, оказавшись в обстановке,
которая в той или иной степени их отражает. Поэтому поначалу каждый живет
своими прежними представлениями. Постепенно, с течением времени, дух
расширяет свое представление о мире и в конце концов приобщается к
всеобъемлющему символу веры, который подразумевает лишь братство людей и
верховенство Господа. Но на это уходят годы. Во время сеансов мне
доводилось слышать речи ярых фанатиков.
- И мне тоже, - поддержал Мелоун, - причем в этой самой комнате. Но
что же души материалистов? Уж они-то не могут не перемениться!
- Я думаю, что их представления существенно влияют на их состояние, и
они годами не проявляют никакой активности, ошибочно полагая, что жизнь
уже кончена. Но в конце концов они просыпаются, понимают, сколько времени
потеряли, и оказываются порой в первых рядах, поскольку обладают легким
характером и руководствуются возвышенными идеалами, сколь бы ни были
ошибочны их взгляды.
- Да, часто материалисты - это лучшие представители человечества, -
заметил священник с подкупающей искренностью.
- Из них-то и пополняются больше всего ряды нашего движения, - сказал
Смит. - Случается порой, что чувства говорят им о существовании разумной
силы помимо них, и тогда они с достойным рвением начинают пропагандировать
свое открытие. Вы, люди, обладающие верой и лишь прибавляющие к ней новое
знание, даже представить себе не можете, что испытывает человек, живший в
вакууме и неожиданно обретший нечто, способное заполнить его. Когда я
встречаю простого честного парня, тщетно блуждающего в темноте, у меня
руки чешутся ему помочь.
В этот момент появилась миссис Мейли с чаем, но разговор не затих.
Такова уж особенность людей, изучающих возможности духа, что,
встретившись, они затевают самый горячий обмен мнениями, - настолько
интересна и многогранна эта проблема. Мелоуну стоило больших усилий
перевести разговор на то, что являлось непосредственным поводом для его
визита. Лучших советчиков ему было не найти, и все они сошлись на том, что
для такого человека, как Челленджер, необходимо устроить показательный
сеанс.
Где же лучше всего его провести? В этом вопросе не было разногласий:
большая зала Духовного колледжа. была самым изысканным, самым удобным и во
всех отношениях самым подходящим местом в Лондоне. Но когда? Чем скорее,
тем лучше. Да любой спиритуалист, любой медиум ради такого случая, без
сомнения, отложит все остальные дела.
Но вот загвоздка - кто же будет медиумом? Конечно, наилучший вариант
- это кружок Болсоувера: он находится в частных руках, за него не надо
платить, но Болсоувер - человек вспыльчивый, а Челленджер наверняка будет
вести себя вызывающе и всем надоедать, так что сеанс может окончиться
дракой и таким образом потерпеть провал. А этого ни в коем случае нельзя
допустить. Может быть, отвезти его в Париж? Но кто возьмет на себя
смелость позволить этому слону разгуляться в изысканном салоне доктора
Мопюи?
- Да он просто вцепится питекантропу в горло, поставив под угрозу
жизнь всех, кто окажется там, - сказал Мейли. - Это не подойдет.
- Вне всякого сомнения, самым лучшим медиумом в Англии, в которого
могут воплощаться духи, является Бандерби, - заметил Смит. - Но некоторые
его пристрастия... На него совершенно нельзя положиться!
- А почему? - спросил Мелоун. - Что он за человек?
Характерным жестом Смит щелкнул себя по горлу:
- Он пошел по дорожке, по которой прошел не один медиум до него.
- Но ведь это серьезный аргумент против нашего движения, - удивился
Мелоун. - Разве может считаться благим дело, ведущее к подобным
последствиям?!
- Как вы считаете, можно назвать благим делом, скажем, поэзию?
- Ну, разумеется!
- А вот, например, По был алкоголиком, Кольридж - наркоманом, Байрон
- повесой, Верлен - извращенцем. Не следует смешивать дело и человека,
призванного это дело воплощать. За талант подчас приходится расплачиваться
неуравновешенностью характера, а выдающийся медиум еще более чувствителен,
чем величайший талант. Некоторые медиумы - достойнейшие люди, а некоторые
не вполне чистоплотны в быту, и не следует их за это порицать. Такая
работа требует большой отдачи, поэтому им необходимы радикальные средства
для восстановления сил. Порой они теряют контроль над собой, но
профессиональные их свойства остаются неизменными.
- Это напомнило мне один эпизод, произошедший с Бандерби, - вмешался
Мейли. - Вы, должно быть, его никогда не видели, - обратился он к Мелоуну.
- Он очень забавный - маленький, кругленький, неуклюжий и такой толстый,
что уже много лет не видел собственных башмаков. Когда выпьет, он еще
забавнее. И вот как-то пару недель назад мне сообщают, что он напился
где-то в баре и не может без посторонней помощи добраться домой. Мы с
приятелем поспешили ему на выручку. С некоторыми приключениями, но все же
дотащили его до дому, и тут ему взбрело в голову устроить сеанс! Мы
пытались его остановить, да куда там, - он схватил с приставного столика
рупор и неожиданно погасил свет. И только он это сделал, как сеанс
немедленно начался, да так все хорошо у него выходило! Но тут вмешался
Принсепс, его дух-проводник, - он выхватил рупор и начал колотить медиума,
приговаривая: Ах ты, негодяй! Пьяница несчастный! Да как ты смеешь!...
Рупор теперь весь во вмятинах. Бандерби с воплями бросился вон из комнаты,
а мы пошли по домам.
- Ну уж, медиум вовсе не виноват, - сказал Мейсон. - Так вернемся к
профессору Челленджеру - такой случай нельзя упускать!
- Как насчет Тома Линдена? Может быть, его пригласить? - предложила
миссис Мейли.
Мейли покачал головой:
- После тюрьмы с Томом что-то произошло. Эти дуболомы не просто
преследуют наших лучших медиумов, они к тому же разрушают их бесценный
дар. С тем же успехом можно поместить бритвенное лезвие во влажное место и
после этого надеяться, что оно сохранит остроту.
- Как же так? Неужели он утратил свои способности?
- Ну, я бы так категорично не стал утверждать, но они уже не те, что
