импотентом. А Филимон потом, значит, надрался водки и полез к
Жоржику обниматься. А потом ка-а-ак за-футболит его коленом в
одно место!
-- И что это у него за дурацкая привычка?-- поморщился
Серафим Аллилуев.
-- Помимо комплекса неполноценности у него еще и комплекс
кастрации. Из зависти. Потому он и косой. И Фимочка косенькая.
И первый муж Фимочки, заметь, тоже косой. И в голове у
них тоже перекос -- параллакс. Потому и говорят: Бог
шельму метит.
-- И где это вы, Остап Остапович, всем этим премудростям
научились? От вашей бабушки-цыганки?
-- Эх, братец, я такие университеты отбухал, такие
академии отковырял,-- тяжело вздыхал Остап.-- Справа на нарах
-- профессор, слева -- академик. Сидят и вшей ловят. И
объясняют мне теории Фрейда.
Как тройной агент, Жоржик должен был бы неплохо
зарабатывать. Но у него не было ничего, кроме долгов. И эти
долги висели на нем, как на бродячем кобеле репейники. Кобели
собирают свои репейники в бурьяне, празднуя свои собачьи
свадьбы. Так и Жоржик обзаводился своими долгами у своих
многочисленных невест.
Однажды зимой Жоржик явился на работу без пальто.
-- Жоржик, а где же твое пальто?спрашивали люди.
-- Пальто?- Жоржик начал шарить по карманам.- Где же оно,
черт побери?
-- Что это ты пальто по карманам ищешь?
-- Да не пальто, а квитанцию от ломбарда. Это все Томочка
виновата.
А дело было так. Жоржик собирался жениться на Томочке. Ну
и занял у нее немножко денег -- на обзаведение хозяйством. А
потом Жоржик тянул да тянул, пока Томочка не вышла замуж за
какого-то бандюгу. А этот бандюга, узнав про долги, просто снял
с Жоржика пальто, заложил его в ломбард, взял деньги, а
квитанцию отдал Жоржику.
-- А теперь я и эту квитанцию, кажется, потерял,-жаловался
Жоржик. Потом он обрадованно воскликнул:- Ах, вспомнил!
Встретил я вчера одну смачную потаскушку. А денет нема. Так я с
ней этой квитанцией расплатился.
Чтобы упорядочить личную жизнь своего приемного сына,
комиссар Гильруд решил применить контроль рублем. Жоржиково
жалованье стали платить не ему, а секретарше Гильруда
Капиталине. В свое время ее октябрили этим именем в честь
"Капитала" Карла Маркса. И она тоже побывала в невестах у
Жоржика. Капиталина платила за квартиру Жоржика и каждый день
выдавала ему немножко на карманные расходы. Остаток шел на
погашение тех долгов, которые Жоржик оставил Капиталине на
память о своей любви.
Так для Жоржика настала скучная жизнь. А вскоре с ним
случилось и настоящее несчастье.
Неподалеку от дома чудес находился шахматный клуб имени
Шимкевича, небольшой подвальчик с цементным полом, где в
основном пили водку и для отвода глаз играли в шахматы и где
Жоржик был частым гостем. Между прочим, хотя агентурные
похождения Жоржика и считались военной тайной, но он ими,
конечно, хвастался, и об этом знали многие.
Однажды вечером Жоржик, как всегда пьяненький, сидел в
этом шахматном клубе и мешал тем, кто пытался играть в шахматы.
В этом вечер в клубе был еще один гость, который тоже немножко
мешал завсегдатаям: увешанный орденами капитан-танкист,
которого никто не знал. Но капитан молча сидел и пил водку так,
как говорится, без обмана, что рассеял все подозрения.
Потом капитан подошел к Жоржику и громко сказал:
-- Меня зовут капитан Лебедев. Так это, значит, ты,
Жоржик, засыпал СТН-овских парашютистов?- Жоржик ласково
улыбнулся.-- А ты знаешь, Жоржик,- глухо сказал капитан,-- что
ты подвел под расстрел моего родного брата?
Кругом стало тихо. Все знали, что во время воины многие
семьи оказались по разные стороны фронта. А в газетах писали,
что злосчастных парашютистов вербовали из русских беженцев в
Западной Германии. Американцы щедро обещали им по 100 долларов
за каждый день, проведенный в Советском Союзе, заранее зная,
что шансов на возвращение очень мало.
Жоржик сидел и моргал глазами. А капитан молча взял пустую
бутылку и треснул ею Жоржика по голове. Обливаясь кровью,
агент-тройник свалился на цементный пол. А пьяный капитан,
озверев, бил его сапогами под ребра и приговаривал:
-- Теперь я из тебя, сучки, тоже жизнь выну! Жоржик
валялся на полу и не шевелился. Капитан сел за стол и заказал
себе еще стакан водки. Когда Жоржик пришел в себя и поднялся на
четвереньки, капитан вытянул пистолет:
-- А теперь, гадина, становись к стенке!
Ползавший на четвереньках Жоржик опять брякнулся на пол.
Капитан подскочил и ударил его каблуком в зубы. Бил он его до
тех пор, пока Жоржик перестал подавать признаки жизни. Потом он
плюнул Жоржику в окровавленное лицо и ушел. За ним потихоньку
ушли и все остальные шахматисты. Заведующий клубом, убедившись,
что Жоржик жив, выволок его за ноги на улицу и бросил под
забором.
Помимо Жоржика Бутырского в доме чудес имелось еще
несколько личностей, может быть, и не столь ярких, но тоже
достойных некоторого внимания.
В подвале дома чудес, как полагается в барских особняках,
была хорошая кухня. Там теперь готовили домашние обеды для
сотрудников. А поваром на этой кухне подвизался рыжий типчик по
имени Женька Южный., который уверял, что во время войны он был
личным поваром Васьки Сталина, генерал-лейтенанта авиации,
который в основном прославился своими пьяными дебошами, а после
смерти отца вдруг куда-то исчез. Говорили, что одно время
Васька сидел в тюрьме, а потом от горя окончательно снился и
умер от алкоголизма.
Помимо обедов повар Васьки Сталина по ночам варил на кухне
самогон и потихоньку продавал его любителям. Да и сам он был
большим любителем этого самогона.
Когда Женька Южный перепивался, он лез к мужчинам
целоваться, да так взасос, да еще с языком, что его за эти
фокусы несколько раз били по морде. Эти мелочи, может быть, не
стоило бы и упоминать, если бы Женька не был личным поваром
Васьки Сталина. В данном случае такие детали принадлежат
истории.
Имелась в доме чудес и еще одна знаменитость: бывший
собутыльник Васьки Сталина по имени Миша Гейм-Данилов, довольно
приятный человек интеллигентной наружности, который уверял, что
во время войны он служил в авиачасти, которой командовал сын
Сталина. Миша любил похвастаться, что он был с Васькой Сталиным
на "ты" и частенько выпивал в его компании.
Но в сердце Миши Гейма была маленькая заноза. Дело в том,
что у него были богатые дядюшки в Америке. Во времена Сталина
он тщательно скрывал этот факт. Но после смерти Сталина Миша
написал своим богатым дядюшкам трогательное письмо, где просил
маленькую посылочку, хотя бы со старыми вещами, так как у него
самого только один пиджачок, который уже протерся в локтях.
Конечно, у Миши был и другой, вполне приличный пиджачок. Но
зачем дядюшкам об этом знать?
Однако обмануть дядюшек не удалось. Они безжалостно
ответили, что они Мишу своим родственником не считают. Вовсе не
потому, что они капиталисты, а Миша коммунист. Нет, нет, дело
совсем в другом. Отец Миши и их брат Моисей Гейм совершил
непростительный грех, когда он женился на русской, на шиксе.
Так вот, поскольку Миша есть плод этого греха, поскольку он
только полуеврей и даже необрезанный, то они его своим
родственником не считают.
И засадили они Мише в сердце вторую занозу. Он ходил по
дому чудес и громко жаловался, как он, чтобы спасти этих
дядюшек, проливал свою кровь от Москвы до Берлина. А
неблагодарные дядюшки тем временем отсиживались в Нью-Йорке и
делали доллары. А теперь они его и знать не хотят.
С тех пор полуеврей Миша стал самым настоящим антисемитом.
Выдергивая из сердца свои занозы, он ругал своих дядюшек, как
последний жидоед:
-- Проклятые миллионеры! А мне старого пиджака послать
жалеют. Потому что я необрезанный. Вот же чертовы жиды!
От обиды и волнения Миша заикался еще больше, чем обычно,
и у него судорожно дергалось лицо. Миша утверждал, что его
контузило бомбой на фронте. В результате он стал заикаться и у
него появился на лице странный тик: у него постоянно дергался
рот, словно он все время что-то сосет и пытается проглотить, но
это ему никак не удается.
Может быть, эту. мелочь не стояло бы упоминать, если бы
Миша Гейм-Данилов не хвастался, что он был собутыльником Васьки
Сталина. А раз так, то эти детали принадлежат истории. А выводы
из этого пусть делают всякие там психоаналитики, которые любят
копаться в таких деталях.
Трудно сказать, чем занимался Миша Гейм в доме чудес. Он
взял себе литературный псевдоним Дубовой, но вскоре выяснилось,
что он глуп как дуб и писать не умеет. Да к тому же и лентяй.
Может быть, его дядюшки были и правы, что отказались от него.
Поэтому одни говорили, что Миша помогает бездельничать
Жоржику Бутырскому. А другие считали, что чародей Гильруд, как
филантроп, взял собутыльника Васьки Сталина просто для
коллекции -- как музейную редкость.
Глава 8. СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА
Добродетельная жена -- венец для мужа своего; а позорная
-- как гниль в костях его.
Притчи Соломоновы. 12 : 4
Как ни старался папа Миллер сосватать свою дочь за Бориса
Руднева, но из этого ничего не получалось.
Хотя у Нины, как на витрине фруктового магазина, в
приятном изобилии рассыпались все соблазнительные плоды зрелой
женственности, но она вела себя немножко не по сезону. То, как
маленькая девочка, лезет отцу на колени, то пискливым голосом
фантазирует про чистую любовь и хвастается отвергнутыми
поклонниками, то ляпнет какую-нибудь непечатную остроту и,
сделав невинные глаза, чистосердечно признается:
-- Я страшно люблю хамить!-- и покажет кончик языка. Глядя
на Нину, соседи говорили:
-- Ах какая очаровательная девушка! Другие задерут подол и
крутят любовь, как скаженные. А эта такая скромная, такая
благовоспитанная. Одно удовольствие для родителей.
Однако и в доме Миллеров тоже были свои проблемы. Если
Нина никак не влюблялась, то зато на старости лет влюбился папа
Миллер. Как говорится, седина в бороду, а бес в ребро.
-- А получилось .это так. Адам Абрамович взял себе новую
секретаршу по имени Магдалина. А Нина вскоре уговорила эту
Магдалину, чтобы та по вечерам позировала ей на курсах
рисования в качестве натурщицы. Нина уверяла, что из Магдалины
получится великолепная рубенсовская женщина.
Когда папа Миллер увидел голенькие наброски, которые
делала с Магдалины его дочь красной сангиной, да еще чуть ли не
в натуральную величину, у него тоже появился вкус к
рубенсовским женщинам. Несмотря на свой почтенный воз раст, он
по уши влюбился в Магдалину и ходил теперь сам :. не свой.
Почти каждый день он прибегал на радио "Свобода". Вроде к
дочке. А на .самом деле, чтобы посмотреть на Магдалину. Во
всяком случае, так рассказывала Нина, которая даже немножко
гордилась этим.
После этого в доме Миллеров произошла маленькая революция.
Семейным ложем родителей служило самодельное сооружение в углу
гостиной, нечто вроде двух диванов, сдвинутых вместе в форме
угольника, какими пользуются каменщики. Раньше папа с мамой
спали как циркуль, голова к голове. Теперь же в знак протеста
они перевернулись друг. к другу ногами.
Весь день Милиция Ивановна обиженно вздыхала и принимала
таблетки от головной боли. А Акакий Петрович в подавленном
состоянии сидел в своем продавленном зеленом 1 кресле и
принимал какие-то таблетки от меланхолии. Нина < же бегала
между папой и мамой, которые не разговаривали друг с другом, и
