невозмутимостью скрывается тонкое чувство обстановки и великолепное чутье.
- Я как увидел вас, так сразу понял, что вы не отсюда, - нежно
обнимая нас, лепетал Гриша после четвертого стакана. - Надо же, как
повезло. Братцы по разуму. С ума сойти! То-то я гляжу стоит странная
парочка. Нам здесь о вас почти ничего не говорят. А тарелки-то, поверите,
как мухи кругом вьются. Иногда кое-что об этом в газетах печатают, так
потом тут же разоблачают. Но народ не обманешь. Он, народ, всегда свою
правду найдет.
Здесь же, в подсобке, выяснилось, что волею судьбы мы оказались в
крупном промышленном центре ССГ Новокержацке, что политбюро на днях
приняло постановление об удовлетворении потребностей населения
продовольственными товарами в ближайшие двадцать лет, что Тетрагон не
дремлет, но наш бронепоезд стоит там, где надо, и еще массу полезных
вещей. Кроме того, разрешилась загадка и с Кузьмичем. Кузьмич - вечно
живой - лежит в Мавзолее, но вся многонациональная страна, объятая
братской любовью, продолжает начатое им дело.
Рассказывая о достигнутых за время правления большевистов успехах,
Гриша очень воодушевился и говорил, как диктор, хорошо поставленным
голосом, но кончил свою речь неожиданно:
- Вот такая, братцы, хреновина, вышла. Лучше бы вы у империалистов
приземлились, а то, боюсь, будет вам здесь хана.
Насчет того, что придется нам во Втором Реальном не сладко, я понял
уже в первые минуты, но после слов Гриши стало совсем тошно.
"Это тебе не Микст, - думал я, отхлебывая действительно неплохой
вермут из своей чашки. - Это тебе не городок с окрестностями. Если осколки
оказались здесь, то дело - труба. Здесь страны и континенты, границы и
государства, разные политические системы. О путешествиях за границу даже
думать нечего. Семь лет назад меня по турпутевке в Испанию не пустили,
потому что до этого даже в соцстраны не выезжал. А надо, оказывается,
сначала куда-нибудь в Польшу или в Болгарию съездить, а уж потом, может, и
к буржуям пустят. Ох, как нам с этим Вторым Реальным не повезло. И потом,
здесь же миллиарды людей, гигантские расстояния, где же тут осколки-то
искать."
Тем временем Овид уже договорился с Гришей, что жить мы будем у него,
что рассказывать о нашем внеземном происхождении пока никому не надо и что
посланы мы на Землю для выполнения тайной миссии галактического сообщества
- найти осколки с виду как бы обычные, а на самом деле с хитрым фокусом.
Сначала Гриша этим стеклом очень заинтересовался, но, когда я
продемонстрировал ему наши сокровища, пренебрежительно фыркнул:
- Только-то и всего. Да знаю я, где такого хлама навалом.
Но на все наши просьбы отвести нас туда, где хранится этот хлам,
немедленно только отрицательно мотал головой.
- Нет, братцы, эдак вы сразу обратно на свою Альфу Медведицы улетите,
а мне интересно узнать, как у вас там люди живут. Побудьте пока здесь,
осмотритесь, а об остальном я позабочусь.
Так, в тот же день, мы оказались в бомжатнике.
Гриша жил на окраине Новокержацка.
Поселок бесприютных, или бомжатник, находился аж за самой последней
улицей местной Нахаловки. Но Гриша и здесь пользовался уважением.
По сравнению с фанерными лачугами коренных обитателей его
металлический фургон "Диетические продукты", снятый с автомобиля, выглядел
вполне респектабельно.
С утра наш хозяин ушел, как он сам выразился, на промысел, а нас
оставил отдохнуть и оглядеться.
В одежонке с Гришиного плеча Овид смотрелся потомственным бомжем. Я,
очевидно, выглядел не лучше.
Утро во Втором Реальном ознаменовалось скандалом.
Сразу после Гришиного ухода к нам в фургон заглянули двое парней
самого скверного вида. Просили опохмелиться, так как "у Гриши всегда
есть". Я вежливо попытался выставить их, но душа у приятелей, видимо, даже
не горела, а пылала, и они решили взять свое силой. Мне двинули в ухо, и я
очнулся на полу только тогда, когда Овид, выхватив из-под нар свою
знаменитую шпагу, занял оборону в углу фургона.
Ребята были настроены серьезно. У одного в руке блестел нож приличных
размеров, другой размахивал металлическим прутом.
Впервые я увидел Овида в деле и только теперь понял, каким страшным
противником может он быть.
Прут, описав стремительную кривую, с лязгом столкнулся со стальным
клинком. Резким поворотом кисти Овид выбил оружие у нападавшего, и прут
врезался в металлическую крышу, наполовину пробив ее. Ударив опешившего
парня левой рукой и освободив пространство, Овид развернулся к сопернику с
ножом.
По всему было видно, что тот не новичок в уличных поединках. Нож
скользнул из правой руки в левую, потом обратно. Парень выглядел старше и
сильнее. На его стороне было ограниченное пространство фургона, не
позволявшее свободно двигаться и использовать длину шпаги. Овид понимал
это не хуже меня, поэтому обернул одну кисть плащом и застыл на месте,
ожидая, когда противник решится на атаку.
Атака последовала почти мгновенно.
Я не успел сосчитать, сколько раз Овид парировал удары, следовавшие с
разных сторон, только потом послышался глухой стук, и тут же нападавший
рухнул на пол ничком. Кровь из затылка, рассеченного эфесом шпаги, тонкой
струйкой покатилась в щель между досками.
На шум драки и крики "убивают" сбежались почти все аборигены
бомжатника.
Увидев не очень симпатичную толпу, я решил, что тут нам и конец - со
всеми не справиться, но дело приняло другой оборот. Парней вытащили из
фургона и, подталкивая в спины, отправили восвояси, после чего нас
заверили, что так поступать и следует, иначе здесь не выжить.
- А это, - говорил словоохотливый старичок с лицом цвета чернослива
от неумеренного употребления одеколона, - хулиганы местные. Братья
Затыкины. Что с них взять, с уголовничков.
На том и успокоились.
Вернувшийся к вечеру Гриша нашим подвигам не удивился.
- Да ты тут, - обращаясь к Овиду, заметил он, - своим лазерным мечом
весь город разнести можешь.
- У меня обычная шпага, - пытался протестовать честный Овид, но по
всему было видно, что Гриша не очень верит его словам.
Часа три, во время ужина и после, он пытал нас расспросами о нашей
галактике. Пришлось вспомнить все, что читал когда-то в фантастических
романах, но Грише этого было мало.
- А вот скажите, когда вы у себя построили коммунизм?
- Э-э, - тянул я, - кажется, сразу после объединения разумных планет
в конфедерацию.
- Нет, ты год назови.
- Не помню.
- Артист. А еще образованный человек. Ты кто на корабле? Бортмеханик?
- Ну.
- Н-ну, - передразнил Гриша. - Я вот в бомжатнике живу и то разбуди
ночью и спроси, когда победили большевисты, тут же отвечу - в одна тысяча
девятьсот двадцать втором году, после разгрома монгольских полчищ на
Халхин-Голе. А ты - не помню.
Гриша измотал нас настолько, что мы сами не задали ему множество
вопросов, заготовленных еще днем. Правда, во время обсуждения сложившейся
ситуации мы с Овидом пришли к одному обнадеживающему для нас выводу -
осколки зеркала вряд ли рассеялись по всему Второму Реальному. Скорее
всего они оказались именно в Новокержацке, так как переход из Коллектора и
обратно находится здесь. Кстати, и Люська вряд ли могла оказаться за
пределами этого города.
Несмотря на кажущуюся безнадежность наших поисков, кое-какие шансы у
нас все-таки были.
Так и не добившись от хозяина обещания отвести нас завтра туда, где
волшебных осколков навалом, мы в конце концов крепко заснули, а
проснувшись, обнаружили, что Гриши дома опять нет.
Надо было действовать самостоятельно.
Первым делом я решил наведаться в учреждение, где остался Хома.
Я представил, как беспризорный табурет скитается ночью по конторским
коридорам, пугая вневедомственную охрану, и проникся к Хоме жалостью. Уж
он бы нас в беде не бросил.
Овид, в свою очередь, взял на себя общую разведку.
Мы долго петляли по грязным улочкам Нахаловки, пока не выбрались к
конечной остановке троллейбуса.
Заботливый Гриша оставил нам деньги на текущие расходы, так что не
пришлось топать до центра пешком. Немного смущала наша одежда, но вещи, в
которые нарядил нас хозяин, были если и не новыми, то все же чистыми, и я
решил не комплексовать по этому поводу, тем более, что мне пришлось только
переобуться, а Овиду переодеться по полной форме.
В центре мы разделились. Овид пошел бродить по улицам, а я направился
к зданию с комнаткой перехода.
Мои опасения нарваться на знакомого вахтера к счастью не оправдались.
На сей раз дежурила симпатичная старушка, по виду отставная учительница.
Она внимательно читала "Истину", на первой странице которой я заметил
краем глаза крупный лозунг "Дадим отпор...", и никак не отреагировала на
мое проникновение в контору.
Я долго бродил по длинным запутанным коридорам, заглядывал в комнаты
сотрудников и даже спустился в подвал, где действительно находилась
столярка, но Хома как в воду канул.
Мои поиски кончились тем, что я столкнулся в вестибюле с полным
молодым человеком, спрашивающим меня накануне, где я работаю.
На сей раз молодой человек только понимающе кивнул, взглянув на мои
растоптанные штиблеты, и тихо доложил:
- В сметном отделе Курдакову привезли порнографический журнал из
Финляндии. Он его всем сотрудникам показывает. Учтите мой сигнал.
Я с отвращением покинул бдительную контору. Скорее всего, Хома
самостоятельно выбрался отсюда и теперь разыскивает нас, но дело это почти
безнадежное. Оставалось довериться воле случая.
Центральная улица имени Кузьмича плавно текла в сторону реки. В один
момент мне даже показалось, что я нахожусь вовсе не во Втором, а в самом
что ни на есть Первом Реальном, уж очень похожими были дома и до боли
знакомы вывески, только вместо яркой рекламы здания в основном украшались
кумачовыми транспарантами.
Так, не спеша, я добрел до родимого театра.
То, что это наш Экспериментальный Молодежный не вызывало никаких
сомнений. На облупленной левой колонне хорошо читался десятки раз
закрашиваемый завхозом и тем не менее каждый раз возобновляющийся лозунг
"Спартак - чемпион!".
- Ничего себе, - пробормотал я, застыв перед храмом искусства. -
Может, у меня в этом городе еще и квартира сохранилась?
Репертуарная афиша гласила, что сегодня дают "Вишневый сад", а вчера
шел "Мольер" по Булгакову.
Я пробежался по фамилиям исполнителей. Слава богу, никакой мистики.
Моей фамилии нигде не значилось.
И все же просто так пройти мимо театра, где работал последние десять
лет, я не мог.
Все оказалось в точности таким, каким я помнил. Служебный вход
располагался в торце, и даже дверь была обита вечным коричневым
дерматином, а массивная ручка неплотно прикручена, отчего постоянно
хлябала.
Открывая знакомую дверь, я был готов к чему угодно, но только не к
тому, что на вахте будет сидеть бессменная тетя Глаша, работающая в театре
со дня его основания. Режиссер, например, был у нас уже третий, а тетя
Глаша оставалась одна, и, похоже, никакие катаклизмы не могли изменить эту
ситуацию.
- Здрассьте, - робко кивнул я тете Глаше, не рискуя проскочить мимо
нее в актерский холл.
- Опять, Леша, опаздываешь, - тетя Глаша оторвалась от вязания и
строго взглянула на меня. - Пожаров уже хотел за тобой кого-нибудь домой
посылать. И когда ты только женишься?
- Я не Леша, - обиделся я, хотя стоило бы подумать прежде, чем
