показал Алану страницу рукописи с надписью поперек ее черным карандашом:
"ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ СНОВА". Он рассказал о том ужасном приступе, который
перенес в своей рабочей комнате в университете, и что он смог записать
тогда (насколько это сейчас помнилось) на обороте заказного бланка. Он
объяснил, что он потом сделал с этим бланком, и попытался описать свой
страх и ужас, вызвавшие его стремление как можно скорее уничтожить
написанное.
Лицо Алана оставалось бесстрастным.
- Помимо всего, - закончил Тад, - я знаю, что это Старк. Здесь. - Он
сжал кулак и постучал по груди.
Алан Пэнборн ничего не говорил несколько секунд. Он начал крутить
свое обручальное кольцо на среднем пальце левой руки, и эта процедура,
казалось, целиком увлекла его.
- Вы потеряли в весе после женитьбы, - спокойно сказала Лиз. - Если
вы не подгоните кольцо по размеру, то однажды потеряете его, Алан.
- Да, думаю, что это так. - Он поднял голову и взглянул иа Лиз. Пока
он говорил, случилось так, что Тад на несколько минут вышел из комнаты в
поисках чего-то, и только они двое остались там. - Ваш муж позвал вас в
кабинет и показал вам то первое послание из мира духов, сразу же как я
уехал... верно?
Единственное привидение*, которое я наверняка знаю и много раз видела
- это склад ликера в миле ниже по дороге, - спокойно сказала Лиз, - но он
действительно показал мне эту запись после того, как вы уехалн, это верно.
* Игра слов - spirit означает как "дух, привидение", так и "спиртные
напитки".
- Сразу после моего ухода?
- Нет, мы укладывали детей спать, а потом, когда уже сами собирались
ложиться, я спросила Тада о том, что он скрывает от меня.
- Между тем моментом, когда я уехал, и временем, когда он рассказал
вам о затемнениях сознания и звуках птичьих голосов, были ли какие-нибудь
периоды, когда он иаходился вне поля вашего зрения? То есть, было ли у
него время, чтобы он мог подняться в кабинет и написать эту фразу, вот что
я подразумеваю.
- Я не могу быть здесь уверенной в чем-либо, - ответила Лиз. - Мне
думается, что мы были все время вместе, но я не могу этого утверждать с
полной уверенностью. Да и вряд ли это будет решающим, если даже я скажу,
что он никогда не выпадал из поля моего зрения, так ведь?
- Что вы подразумеваете, Лиз?
- Я подразумеваю, вы тогда решите, что я также лгу, верно?
Алан глубоко вздохнул. Это был единственивй ответ, если таковой и
вообще требовался.
- Тад не лжет здесь ни в чем.
Алан кивнул. - Я ценю вашу прямоту, и поскольку вы не можете с
уверенностью утверждать, что Тад не покидал вас хотя бы на пару минут, я
не могу обвинить вас во лжи. Я рад этому. Вы все же допускаете такую
возможность, и, я думаю, вы также допустите, что альтернатива подобной
возможности выглядит просто дикой.
Тад прислонился к камину, его глаза переходили справа налево и
обратно, словно у зрителя на теннисном матче. Шериф не сказал чего-то
нового, из того, чего сам Тад не предвидел уже заранее, напротив, Алан
Пэнборн действовал очень деликатно, пытаясь обнаружить несообразности в
его рассказе. И все же Тад ощущал горькое разочарование... почти сердечную
боль. Надежда, что Алан все же поверит - может быть, чисто иистинктивно,
но поверит - оправдалась в той же степени, как возможные чудодейственные
препараты от всех болезней в аптечных пузырьках и бутылочках.
- Да, я допускаю такую возможность, - спокойно сказала Лиз.
- А что касается происшедшего с Тадом в его факультетской служебной
комнате... ведь нет никаких свидетелей ни его приступа, ии того, что он
запнсал тогда. Ведь он даже не рассказал вам о нем, пока не позвонила
миссис Коули, верно?
- Нет. Он не рассказал.
- А потому... - Шериф пожал плечами.
- У меня есть к вам вопрос, Алан.
- Да, я слушаю.
- Зачем лгать Таду? Что он может выиграть этим?
- Я не знаю. - Алан взглянул на нее с полной искренностью. - Он может
и сам не знать этого. - Он бегло взглянул на Тада, затем снова посмотрел
на Лиз. - Он может даже и не знать, что он сейчас лжет. Это очень просто:
я не могу принять все услышанное на веру, любому офицеру полиции нужны,
прежде всего, сильные доказательства. А здесь их нет.
- Тад рассказывал правду обо всем этом. Я понимаю, все сказанное вами
имеет веские основания, но все же мне очень хочется, чтобы вы поверили
также в истинность всего услышанного здесь. Я отчаянно желаю этого. Видите
ли, я ведь жила с Джорджем Старком. И я знаю, как Тад почти превратился в
него, пока время шло. Я расскажу вам нечто, не попавшее в журнал "Пипл".
Тад начал говорить о том, что хочет избавиться от написания следующих двух
книг Старка еще перед предпоследним романом...
- Трех, - спокойно поправил Тад со своего места у камина. Его жажда
закурить превратилась прямо-таки в какое-то наваждение. - Я начал говорить
об этом уже после первого романа Старка.
- О'кей, трех. В журнальной статье говорится так, словно эта идея
пришла совсем недавно, но это неправильно. Об этом я и хочу сейчас вам
рассказать. Если бы не появился Фредерик Клоусон и не заставил моего мужа
действовать решительно, я думаю, что Тад и поныне только все еще собирался
избавиться от своего литературного двойника. Это напоминает обещания
алкоголика или наркомана, которые он дает семье и друзьям, что с
завтрашнего дня прекращает пить или принимать наркотики... или с
послезавтрашнего... или еще через день.
- Нет, - запротестовал Тад. - Не совсем так. Церковь - та, но не та
церковная скамья.
Он подождал немного, нахмурившись и занимаясь не просто обдумыванием.
Он концентрировался. Алан окончательно расстался с подозрениями, что они
пытаются его обмануть или как-то использовать в нечестных целях. Они не
пытались взять его измором в попытке убедить его, или даже самих себя, но
только старались разъяснить, как все это произошло... точно так же, как
люди пытаются описать пожар уже много позже того, как он погас.
- Слушайте, - наконец произнес Тад. - Давайте забудем на некоторое
время все эти затемнения сознания, воробьев и предвидение событий - были
они или нет. Если это понадобится, вы можете поговорить с моим доктором,
Джорджем Хьюмом обо всех симптомах. Может быть, результаты вчерашнего
обследования моей головы покажут что-то странное и необычное, но даже если
и нет, вполне возможно, что врач, оперировавший меня в далеком детстве,
все еще жив и способен вспомнить об этом случае в его практике. Вполне
возможно, он знает нечто, могущее пролить хотя бы немного света на всю
нашу историю. Я не помню его имени, но я уверен, что оно записано в моей
медицинской карте. Но сейчас все это медицинское дерьмо побоку.
Эти слова почти окончательно сбили с толку Алана... если бы Тад хотел
лгать, то никогда бы не стал так действовать. Некоторые сумасшедшие делают
подобные вещи, но они достаточно сумасшедшие, чтобы тут же забыть о том,
что сами сперва выдумали, поскольку сами действительно начинают верить в
физическое существование своих фантазий и потом могут говорить только об
этих вещах. А как же Тад? Голова шерифа начала трещать.
- Ладно, - сказал Алан Пэнборн, - если вы считаете, по вашему
выражению, "медицинское дерьмо" второстепенным, то что же тогда является
здесь основной линией?
- Джордж Старк - вот что главное, - ответил Тад и подумал: "Линия,
которая ведет в Эндсвилл, где заканчиваются все железнодорожные пути". -
Представьте себе, что кто-то незнакомый забрался внутрь вашего дома.
Кто-то, кого вы всегда немного боялись, примерно так же, как Джим Хокинс
боялся старого морского волка в трактире "Адмирал Бенбоу" - вы читали
"Остров сокровищ", Алан?
Алан кивнул.
- Тогда вам будет яснее то ощущение, которое я здесь сейчас пытаюсь
вам передать. Вы следите за этим парнем, и он вам совсем не нравится, но
вы позволяете ему оставаться у вас под крышей. Вы не держите гостиницу,
как в "Острове сокровищ", но, может быть, вы считаете его дальним
родственником вашей жены или кем-то в этом роде. Вы следите за моей
мыслью?
Шериф снова кивнул.
- И наконец в один прекрасный день этот нежеланный гость делает
что-то, выводящее вас из себя, ну, например, хлопает солонкой о стену,
поскольку она засорилась и из нее у него ничего не высыпалось, и вы
говорите своей жене: "Сколько еще времени этот идиот, твой второй кузен,
собирается здесь околачиваться?" А она смотрит на вас и говорит: "Мой
второй кузен? Я думала, что это твой второй кузен!"
Алан рассмеялся, хотя ему вообще-то не было сейчас очень весело.
- Но вышвырнете ли вы этого малого за порог? - продолжал Тад. - Нет.
Только потому, что он уже слишком долго находился у вас под крышей, и, как
это ни покажется кому-то странным, тому, кто сам не побывал в такой
ситуации, это будет выглядеть, словно ваш тип заполучил некие... права
поселенца на незанятой земле, что ли. Но и это не самое главное.
Лиз кивнула. Ее глаза возбужденно блестели, а ее взгляд был взглядом
благодарной женщины, услышавшей именно те слова, которые уже были готовы
сами сорваться с ее губ в течение всего этого дня.
- Важнее то, как чертовски трудно следить за ним, - сказала она. -
Следить за тем, что он может выкинуть, если вы действительно скажете ему,
чтобы он убирался, и вышвырнете его на дорогу.
- Вот именно, - сказал Тад. - Вы хотите быть смелым и отважным, и
прямо приказать ему убираться из вашего дома, и не столько потому, что вы
просто боитесь его опасных штучек у вас под крышей. Здесь дело касается
вашего самоуважения. Но... вы все не решаетесь. Вы находите причины для
того, чтобы откладывать это. Типа - сейчас идет дождь, и у него будет
меньше поводов обидеться, если вы покажете ему на дверь в солнечный день.
Или, возможно,что это лучше всего проделать после того, как вы все
хорошенько выспитесь. Вы придумываете тысячи не менее весомых причин и
оснований для непрерывного откладывания. Вам даже кажется, что если эти
причины звучат достаточно убедительно для вас самого, вам удастся
сохранить хотя бы часть вашего самоуважения, а это всегда лучше, чем
ничего. Это особенно хорошо, поскольку все свое самоуважение сохранить
можно, оказавшись в итоге либо раненым, либо вообще убитым.
- И, может быть, это относится не только к вам лично. - Лиз вмешалась
в разговор снова и заговорила тем серьезным и приятным голосом, каким
обычно адресуется к своим коллегам по садоводческому клубу
женщина-специалист в связи с ответами на вопросы, когда лучше засеивать
кукурузу или как определить степень зрелости томатов. - Он был мрачный,
опасный мужчина, когда он... жил с нами... и он таковым и остался сейчас.
Все говорит о том, что если с ним и произошли какие-то изменения, то
только в худшую сторону. Он, конечно, безумен, но, по его собственной
логике, все, что он делает, абсолютно разумно: он выслеживает людей,
замысливших убить его, и убирает их со своей дороги, одного за другим.
- Вы закончили?
Она удивленно взглянула на Алана, словно его голос заставил ее
очнуться от самого глубокого личного переживания. - Что?
- Я спросил, закончили ли вы. Вы хотели высказаться, а я хочу
убедиться, что вы сказали все.
Ее спокойствие исчезло. Она глубоко и прерывисто вздохнула и в
отчаянии схватила себя за голову. - Вы не верите мне? Ни единому моему
слову!
- Лиз, - сказал Алан Пэнборн, - это же просто... чепуха. Я сожалею,
что произношу это слово, но с учетом всех обстоятельств, оно одно из самых
