Стучать было не по чему.
И звук моторов - если это в самом деле был звук моторов -
прекратился. Теперь остался лишь ветер, волны и больное жужжание у него в
голове.
Стрелок медленно зашел на другую сторону того, чего здесь не было,
уже думая, что это с самого начала был бред, галлю...
Он остановился.
Только что он видел на западе сплошную линию катящихся серых волн, и
вдруг этот пейзаж нарушило ребро двери. Ему была видна пластинка, тоже
похожая на золотую, из которой, как кургузый металлический язык, торчала
щеколда. Роланд повернул голову на дюйм к северу, и дверь исчезла.
Повернул голову обратно - и дверь опять оказалась на месте. Она не
появилась; она просто была там.
Он обошел дверь кругом и, шатаясь, стал к ней лицом.
Он мог бы опять зайти со стороны моря, но был уверен, что снова
произойдет то же самое, только на этот раз он упадет.
"Интересно, мог бы я пройти сквозь нее с той стороны, с которой ее
нет?"
О, думать и гадать можно было о множестве разных вещей, но истина
была проста: вот на бесконечном морском берегу стоит дверь, и она годится
только для одного из двух - ее можно либо открыть, либо оставить закрытой.
Стрелок со смутным юмором подумал, что умирает не так быстро, как он
полагал. А если бы так, как полагал - было бы ему так страшно?
Он протянул левую руку и ухватился за ручку двери. Его не удивили ни
смертный холод металла, ни слабый жгучий жар выгравированных на нем рун.
Роланд повернул ручку. Когда он потянул дверь на себя, она открылась.
То, что он увидел, не совпадало ни с чем из всего того, что он ожидал
увидеть.
Стрелок посмотрел, замер, испустил первый за свою взрослую жизнь
вопль ужаса и захлопнул дверь. Хлопать ей было не обо что, но она, тем не
менее, закрылась, хлопнув так громко, что морские птицы с пронзительными
криками взлетели с камней, на которых расселись, чтобы наблюдать за ним.
Вот что он увидел: землю с какой-то немыслимой высоты, с неба - ему
показалось, что с высоты во много миль. Он видел тени облаков, лежащие на
земле, проплывающие по ней, как сновидения. Он увидел то, что мог бы
увидеть орел, сумей он взлететь втрое выше доступного орлам расстояния.
Шагнуть за такую дверь означало бы с воплем падать, быть может, целые
минуты, и, наконец, вонзиться глубоко в землю.
"Нет, ты видел не только это".
Роланд тупо сидел на песке перед закрытой дверью, держа раненую руку
на коленях, и обдумывал. Выше локтя уже появились первые еле заметные
полоски. Сомнения не было: скоро, скоро зараза дойдет до сердца.
В голове у стрелка звучал голос Корта:
"Слушайте меня, личинки. Слушайте, если вам дорога жизнь, потому что
однажды она, возможно, будет зависеть от того, о чем я сейчас скажу.
Человек никогда не замечает всего, что видит. Одна из вещей, ради которых
вас посылают ко мне - показать вам, чего вы не замечаете в том, что вы
видите - чего вы не замечаете, когда вы испуганы, или деретесь, или
бежите, или трахаетесь. Никто не замечает всего, что видит, но прежде, чем
вы станете стрелками - то есть, те из вас, кто не отправится на запад
[отправиться на запад - умереть, погибнуть] - вы одним-единственным
быстрым взглядом будете замечать больше, чем некоторые успевают заметить
за всю свою жизнь. И часть того, что вы не увидели этим взглядом, вы
увидите позже, оком своей памяти - то есть, если вы проживете достаточно
долго, чтобы вспомнить. Потому что разница между тем, что вы заметили, и
тем, чего не заметили, может оказаться разницей между жизнью и смертью".
За дверью Роланд видел землю с огромной высоты (и почему-то голова
кружилась и все искажалось от этого сильнее, чем от видения сотворения,
посетившего его перед окончанием того периода, что он провел с человеком в
черном, ибо то, что он видел за дверью, не было видением), и тот жалкий
остаток внимания, на который он еще был способен, отметил тот факт, что
земля, которую он видел, не была ни пустыней, ни морем, а была покрыта
зеленью невероятной пышности, сквозь которую местами виднелась вода, и
поэтому он подумал, что это - болото, но...
"Жалкий остаток твоего внимания, - свирепо передразнил Корт. - Ты
видел не только это!"
Да.
Он видел белое.
Белые края.
"Браво, Роланд!" - воскликнул Корт у него в голове, и Роланду
почудилось, будто он ощутил сильный шлепок этой жесткой, мозолистой руки.
Там, за дверью, он смотрел в окно.
Стрелок с усилием встал, протянул руку вперед, почувствовал на ладони
холод и жгучие линии слабого жара. Он опять открыл дверь.
Картина, которую он ожидал увидеть - земля с какой-то ужасающей,
невообразимой высоты - исчезла. Теперь он смотрел на слова, которых не
понимал. Он почти понимал их; Великие Буквы были словно перекручены...
Над словами находилось изображение какого-то не запряженного лошадьми
экипажа, автомобиля вроде тех, что, как предполагалось, заполняли мир до
того, как он сдвинулся с места. Внезапно стрелку припомнился рассказ
Джейка там, на постоялом дворе, когда он его загипнотизировал.
Этот экипаж без лошадей, рядом с которым, смеясь, стояла женщина в
меховой пелерине, мог быть такой штукой, какая переехала Джейка в том
странном другом мире.
"Это и есть тот самый другой мир", - подумал стрелок.
Вдруг картина у него перед глазами...
Она не изменилась; она сдвинулась. Стрелка зашатало, он ощутил
головокружение и легкую тошноту. Слова и изображение опустились, и теперь
он увидел проход, на дальней стороне которого был двойной ряд сидений.
Некоторые были пусты, но большая часть была занята мужчинами, мужчинами в
странной одежде. Стрелок предположил, что это, наверное, костюмы, но до
сих пор он ничего подобного не видывал. Эти штуки у них на шеях тоже,
возможно, были галстуками или шейными платками, но таких он тоже никогда
не видал. И, насколько он мог судить, ни один из них не был вооружен - не
было видно ни кинжалов, ни мечей, не говоря уже о револьверах. Что ж это
за овцы доверчивые? Некоторые читали листы бумаги, покрытые крошечными
словами - там и сям между словами виднелись картинки; другие писали на
листах бумаги перьями, каких стрелок тоже никогда не видел. Но перья его
не волновали. Вот бумага... Он жил в мире, где бумага и золото ценились
примерно одинаково. Никогда в жизни он не видел столько бумаги. Вот один
из мужчин оторвал от желтого блокнота, лежавшего у него на коленях, листок
и скомкал его, хотя исписал только верхнюю половину одной стороны, а
вторая была вообще чистая. Как ни худо было стрелку, но при виде такого
расточительства он на миг ощутил вспышку ужаса и возмущения.
Позади мужчин была изогнутая белая стена и в ней - ряд окон.
Несколько окон были закрыты чем-то вроде ставней, но за другими виднелось
синее небо.
В этот момент к двери направилась женщина, одетая во что-то вроде
военной формы, впрочем, совершенно не похожей на то, что Роланду
доводилось видеть. Форма была ярко-красная, и частью ее были штаны. Ему
было видно место, где ноги женщины переходили в промежность. Он никогда не
видел ничего подобного у женщин, если они не были раздеты.
Она подошла к двери так близко, что Роланд подумал, что она сейчас
войдет в нее, и попятился, но, к счастью, не упал. Она взглянула на него с
привычной заботливостью женщины, которая одновременно - и служанка, и сама
себе (и только себе) хозяйка. Это стрелка не интересовало. А
заинтересовало его то, что выражение лица у нее не изменилось. Не так
полагалось бы женщине - да и вообще кому бы то ни было - смотреть на
грязного, шатающегося, измученного человека с перекрещенными на бедрах
револьверами, на человека, у которого правая рука замотана окровавленной
тряпкой, а джинсы выглядят так, словно их затянуло в циркулярную пилу.
"Не хотите ли..." - спросила женщина в красном. Она сказала еще
что-то, но стрелок не совсем понял, что это значит. Еда или питье, подумал
он. Эта красная материя - она не из хлопка. Шелк? Немного похоже на шелк,
но...
"Джин", - ответил ей чей-то голос, и стрелок понял это слово. Вдруг
он понял гораздо больше.
Это - не дверь.
Это - глаза.
Каким бы безумием это ни казалось, он видит перед собой часть вагона,
летящего по небу. Он видит ее чьими-то глазами.
Чьими?
Но он знал, чьими. Он смотрел глазами невольника.
2. ЭДДИ ДИЙН
Словно чтобы подтвердить эту мысль, при всем ее безумии, то, на что
стрелок смотрел через проем двери, вдруг поднялось и скользнуло в сторону.
Картина повернулась (опять это ощущение головокружения, чувство, будто ты
стоишь на блюде на колесиках, на блюде, которое невидимые руки катают то
туда, то сюда), а потом проход вдруг словно потек мимо двери. Стрелок
миновал место, где стояли несколько женщин, все - в красной форме. В этом
месте было много каких-то стальных штук, и он, несмотря на боль или
изнеможение, пожалел, что не умеет остановить движущуюся картину, чтобы
разглядеть, что это за стальные штуки - какие-то машины. Одна немножко
походила на печь. Военная женщина, которую он видел раньше, наливала джин,
заказанный тем голосом. Бутылочка, из которой она наливала, была очень
маленькая, стеклянная. Сосуд, в который женщина наливала джин, с виду
казался стеклянным, но, по мнению стрелка, на самом деле это было не
стекло.
Прежде, чем стрелок успел разглядеть побольше, то, что было видно в
дверь, продвинулось мимо. Еще один головокружительный поворот, и он увидел
металлическую дверь. В маленьком прямоугольничке светилась надпись. Это
слово стрелок сумел прочесть: СВОБОДНО.
Картина скользнула немного вниз. Справа от двери, через которую
смотрел стрелок, показалась рука и взялась за ручку двери, на которую он
смотрел. Роланд увидел манжет голубой рубашки, слегка поддернутый и
открывавший крутые завитки черных волос. Длинные пальцы. На одном - кольцо
с драгоценным камнем, возможно, рубином или огневиком, а может и
подделкой, хламом. Стрелок склонялся к последнему - для настоящего камень
был слишком крупен и вульгарен.
Металлическая дверь распахнулась, и оказалось, что стрелок
заглядывает в самый странный из виденных им нужников. Он был весь
металлический.
Края металлической двери проплыли мимо краев двери, стоявшей на
берегу моря. Стрелок услышал, как ее закрыли и заперли на задвижку.
Очередного головокружительного поворота не произошло, поэтому Роланд
предположил, что человек, чьими глазами он смотрит, заперся, протянув руку
назад.
Потом вид все-таки повернулся - не кругом, а наполовину, - и
оказалось, что стрелок смотрит в зеркало и видит лицо, которое однажды уже
видел... на карте Таро. Те же темные глаза и спадающая на лоб прядь темных
волос. Лицо было спокойно, но бледно, а в глазах - в глазах, которыми он
смотрел и отражение которых сейчас смотрело на него - Роланд увидел часть
ужаса и отвращения, переполнявших подвластное павиану существо на карте
Таро.
Этого человека трясло.
"Он тоже болен".
Потом Роланд вспомнил Норта, травоеда из Талла.
Вспомнил Прорицательницу.
Им владеет демон.
Стрелок вдруг подумал, что, быть может, он все-таки знает, что такое
ГЕРОИН: что-то вроде бес-травы.
Отчасти выводит из равновесия, правда?
Бездумно, с простодушной решимостью, благодаря которой он стал
последним из них всех, последним, кто все шел и шел, еще долго после того,
как Катберт и остальные умерли или сдались, покончили с собой или предали,
