допустить. Нет. Хотел бы, но не могу. Кто знает, какие болезни могут
распространяться таким способом? Разум пасует! Предугадать последствия
абсолютно невозможно!
В дверях стоял автор этой идиотской и потенциально опасной
тирады, молодой человек среднего роста со сдвинутой за затылок шляпой,
из-под которой торчали каштановые волосы. Только до {молодого
человека} он не дорос, подумал Дипейп. {Молодой человек} - это
перебор. В дверях стоял мальчишка. А на шее у него, только боги знали
зачем, висел птичий череп, словно огромный кулон. Висел на цепи,
пропущенной через глазницы. И в руках он держал не револьвер ({да где
этому молокососу взять револьвер?} - подумал Дипейп), а чертову
рогатку. Дипейп расхохотался.
Засмеялся и мальчишка, закивал, словно понимая, как нелепо все
это выглядит, сколь нелепы произнесенные им слова. Смех его оказался
заразительным. Захихикала и стоящая на скамье Красотуля, но тут же
заткнула рот руками.
- Таким мальцам делать тут нечего. - Пятизарядный револьвер
Дипейпа все еще лежал на стойке, с прицела капала кровь Стенли Руиса.
Дипейп, не поднимая руки с железного дерева, чуть повернул револьвер.
- Те, кто ходит в такие места, могут плохо кончить, малец. К примеру,
умереть совсем молодыми. Поэтому я даю тебе один шанс. Убирайся
отсюда.
- Благодарю вас, сэр. Я ценю вашу заботу. - Слова эти он произнес
с подкупающей искренностью... но не двинулся с места. Стоял у самых
дверей. растянув широкую резинку рогатки. Дипейп не мог понять, что
зажато между пальцами, сжимающими резинку. Это что-то блестело в свете
газовых рожков. Возможно, металлический шарик.
- И что ты хочешь этим сказать? - прорычал Дипейп. Малец его
достал.
- Я знаю, что я - как прострел в шее... не упоминая уже о
геморрое в заднице и молочной капельке, повисшей на заболевшем
конце... но, если для вас это все одно, мой дорогой друг, я бы хотел
дать этот шанс тому молодому человеку, что стоит перед вами на
коленях. Позвольте ему извиниться, позвольте начистить ваши сапоги
тряпкой, пока они не заблестят, как солнце, но и позвольте ему прожить
свою жизнь до конца.
Одобрительный рокот донесся из того угла, где сидели картежники.
Дипейпу эти звуки определенно не нравились, а потому он быстро принял
решение. С мальцом надо кончать. Тот говнюк, что облил ему штаны, -
недоумок. А этот просто наглец. И небось полагает себя остряком.
Уголком глаза Дипейп заметил, что Рейнолдс заходит мальцу с
фланга, неслышно, как тень. Дипейп оценил поддержку, но ему не
верилось, что он сам не справится с этим стрелком из рогатки.
- Мальчик, я думаю, ты допустил ошибку, - по-отечески пожурил он
мальца, стоявшего в дверях. - Я считаю... - Рука, сжимавшая резинку
рогатки, чуть опустилась... или Дипейпу это привиделось.
И он перешел от слов к делу.
3
О том, что произошло потом, в Хэмбри говорили тридцать лет. Через
три десятилетия после падения Гилеада и крушения Альянса об этом все
еще говорили. К тому времени уже добрых пятьсот стариков заявляли, что
в тот вечер пили пиво в "Приюте" и все видели своими глазами.
Пусть и молодой, Дипейп в быстроте мог поспорить со змеей. Однако
он не успел прицелиться, не то чтобы выстрелить в Катберта Оллгуда.
Зазвенела резинка, металлический шарик прорезал заполняющий салон
табачный дым, и Дипейп закричал. Его револьвер полетел на пол, чья-то
нога отшвырнула его подальше (пока Большие охотники за гробами
находились в Хэмбри, никто не признавался, что именно его нога
отшвырнула револьвер, после их отъезда число героев перевалило за
сотню). Все еще крича, он не переносил боли. Дипейп поднес
окровавленную руку к вылезающим из орбит глазам. Надо сказать, ему
повезло. Шарик Катберта попал в кончик указательного пальца и лишь
вырвал ноготь. Чуть ниже, и Дипейп смог бы пускать дымовые кольца
через собственную ладонь.
Катберт тем временем уже перезарядил рогатку и вновь растянул
резинку.
- А теперь, если вы уделите мне капельку внимания, добрый сэр...
- Я не могу говорить за него, - раздался за его спиной голос
Рейнолдса, - но считай, что я тебе внимание уделю, партнер. Не знаю,
то ли тебе повезло, то ли ты действительно умеешь управляться с этой
хреновиной, но в любом случае ты отстрелялся. Ослабь резинку и положи
рогатку. Думаю, ей самое место на столике, что стоит перед тобой.
- Какой же я слепец, - печально вздохнул Катберт. - Вот к чему
приводит тяжелое детство.
- Я ничего не знаю о твоем тяжелом детстве, братец, но тебе
следовало быть осмотрительнее, все так, - согласился Рейнолдс. Он
стоял сзади и чуть левее Катберта, а тут вытянул руку, пока юноша не
почувствовал упершееся ему в затылок дуло револьвера. Затем Рейнолдс
взвел курок. В могильной тишине "Приюта" звук этот прозвучал очень
громко. - Теперь клади рогатку на стол.
- Премного сожалею, добрый сэр, но я вынужден отклонить ваше
предложение.
- {Что?}
- Видите ли, моя рогатка нацелена на голову вашего милого
приятеля... - начал Катберт. Дипейп тут же дернулся, но юноша осадил
его: - {Стой смирно! Только шевельнись, и ты - труп!}
Дипейп застыл, прижав окровавленный палец к вымазанной в сосновой
смоле рубашке. Впервые он выглядел испуганным, и впервые за эту
ночь... впервые за все то время, что Рейнолдс провел под началом
Джонаса... он почувствовал, что ситуация выходит из-под его
контроля... только как такое остряку и приставить револьвер к его
голове? Сейчас он покончите этими шутками раз и навсегда.
А Катберт, понизив голос, продолжил:
- Если вы выстрелите в меня, шарик вылетит, и ваш друг тоже
умрет.
- Я в это не верю. - ответил Рейнолдс, но ему не понравился
собственный голос. В нем отчетливо слышалось сомнение. - Никто на
такое не способен.
- А почему бы не предоставить решать вашему другу? - В голосе
Катберта зазвучала добродушная смешинка. - Эй, мистер Очки! Вы хотите,
чтобы ваш друг пристрелил меня?
- Нет! - панически взвизгнул Дипейп. - Нет, Клей! Не стреляй!
- Значит, ситуация патовая, - вырвалось у Рейнолдса. Недоумение,
которое сквозило в его голосе, в следующее мгновение сменилось ужасом.
потому что он почувствовал, как лезвие очень большого ножа надавило
ему на адамово яблоко.
- Отнюдь, - возразил ему Ален. - Опусти револьвер, друг мой, а не
то я перережу тебе горло.
4
Стоя за вращающимися, чуть выше пояса дверями, прибыв очень
вовремя, Джонас наблюдал за этим шоу сначала с улыбкой, потом с
презрением и, наконец, с ужасом. Сначала один из альянсовых поганцев
разбирается с Дипейпом, а когда Рейнолдс вроде бы прижимает его к
стенке, второй парнишка, с круглым лицом и широкими плечами дровосека,
приставляет нож к горлу Рейнолдса. Оба не старше пятнадцати и без
стрелкового оружия. Великолепно. Зрелище почище бродячего цирка, если
б не проблемы, которые могли возникнуть, если не направить события в
нужное русло. Смогут ли они завершить начатое в Хэмбри, если окажется,
что его громилы боятся детей, а не наоборот?
{Возможно, еще есть время остановиться и предотвратить убийства.
Если ты этого хочешь. А хочешь ли?}
Джонас решил, что да. Они еще могут выйти из этой стычки
победителями, если предпримут правильные шаги. Но он также решил, что
альянсово отродье не покинет феод Меджис живыми. Спасти их могло
только чудовищное везение. {Но где еще один? Диаборн?} Хороший вопрос.
Важный вопрос. Не хотелось бы попадать в то самое положение, в каком
оказались сейчас Рой и Клей. Только публичного унижения им и не
хватало.
В салуне Диаборна не было, это точно. Джонас повернулся,
оглядывая Южную Главную улицу в обеих направлениях. Целующаяся Луна (с
полнолуния прошло только два дня) освещала ее как днем. Никого ни на
мостовой, ни на дальней стороне, рядом с магазином продовольственных
товаров. А на крыльце магазина только тотемы, изображающие хранителей
Луча: медведя, черепаху, рыбу, орла, льва, летучую мышь и волка. Семь
из двенадцати, в лунном свете яркие, как мраморные, и, несомненно,
дети от них в восторге. Только тотемы, никаких мужчин. Хорошо.
Отлично.
Джонас всмотрелся в темный проулок между продовольственным
магазином и лавкой мясника, заметил движущуюся среди каких-то коробок
тень, напрягся, тут же расслабился, увидев зеленые кошачьи глаза.
Кивнул и вновь повернулся к дверям салуна, открыл левую и, переступив
порог, вошел в "Приют путников". Ален услышал скрип петли, но
револьвер Джонаса уперся ему в висок, прежде чем он начал
поворачиваться.
- Сынок, если ты только не брадобрей, я думаю, что тебе следует
опустить этот ножичек. Второго предупреждения не будет.
- Нет. - ответил Ален.
Джонас, который ожидал, что ему тут же подчинятся, и не
рассматривал никаких других вариантов, остолбенел.
- {Что?}
- Вы меня слышали. - ответил Ален. - Я сказал нет.
5
После того как трое юношей поблагодарили хозяев
Дома-на-Набережной и, попрощавшись, отбыли. Роланд предложил своим
друзьям поразвлечься самостоятельно (он резонно рассудил, что в итоге
они забредут в "Приют путников", но надолго там не задержатся и не
попадут ни в какую передрягу: денег на карточные игры у них не было, а
с холодного чая не разбушуешься). Сам же он въехал в город по другой
дороге, привязал коня у общественной коновязи на нижнем из двух рынков
города (Быстрый только раз ткнулся в него мордой, более ничем не
выразив обиду) и отправился бродить по пустым спящим улочкам, низко
надвинув на глаза шляпу и заложив руки за спину.
В голове его роились вопросы... по всему выходило, что ситуация
ужасная. Поначалу он думал, что у него разыгралось воображение: детям
везде чудятся опасности и заговоры, благо этому способствуют
прочитанные книги. Но после разговора с "Ренни" Ренфрю он понял, что
воображение тут ни при чем. Концы с концами явно не сходились, вопросы
оставались, а более всего Роланда бесило другое: он не мог
сосредоточиться на этих вопросах, не говоря уже о том, чтобы
попытаться найти ответы. Потому что при каждой попытке перед его
мысленным взором возникало лицо Сюзан Дельгадо... ее лицо, ее
ниспадающие на плечи волосы... даже бесстрашное движение ее туфелек,
синхронно следующих за его сапогами. Вновь и вновь в ушах отдавались
его последние фразы, произнесенные высокомерным, самодовольным тоном
проповедника. Он отдал бы все, что угодно, чтобы эти слова и этот тон
остались при нем. После праздника Жатвы она ляжет на подушку Торина и
еще до первого снега будет носить под сердцем его ребенка, может,
наследника, но что тут такого? Богачи, знаменитости, аристократы
заводили наложниц с незапамятных времен. У самого Артура из Эльда их
было не меньше сорока, если верить легендам. Так какое, собственно,
ему до этого дело?
Я {думаю, что влюбился в нее. Вот почему это и мое дело.}
Неприятная мысль, но не из тех, от которых можно отмахнуться: он
хорошо знал свое сердце. Он любил ее, это точно, но какая-то его часть
ее ненавидела и напомнила о той чудовищной мысли, что пришла к нему за
столом: он прострелил бы Сюзан Дельгадо сердце, если бы пришел
вооруженным. Олив Торин... с какой грустной улыбкой сидела она в конце
стола... напрямую ассоциировалась у него с матерью. Разве не те же
