голове, а монокль уютно устроился в кармане ливреи. Роланд кивнул ему.
Дейв, заложив руки за спину, ответил тем же.
Двое мужчин, шериф Эвери и пожилой джентльмен, худой, как старый
доктор Смерть из книжки комиксов, направились к ним. За их спинами, в
просторном зале, куда вели распахнутые настежь двойные двери,
многочисленные гости стояли с хрустальными стаканами пунша в руках,
беседовали или брали закуски, с подносов снующих по залу слуг.
Роланд успел лишь бросить короткий взгляд на Катберта: {Все.
Каждое имя, каждое лицо... каждую мелочь. Особенно мелочи.}
Катберт изогнул бровь, сие иной раз означало у него кивок, и
Роланда затянул званый прием, его первая вахта в должности стрелка.
Которая оказалась едва ли не самой трудной в его жизни.
Старого доктора Смерть звали Кимба Раймер. Он занимал посты
канцлера и министра имущества (последний, подозревал Роланд, учредили
специально к их приезду). Над Роландом он возвышался на добрых пять
дюймов, хотя в Гилеаде юноша считался высоким, а кожа его цветов
напоминала свечной воск. Цвет этот указывал, что со здоровьем у
канцлера далеко не все в порядке. Седые волосы обрамляли обширную
лысину. На переносице притулилось пенсне.
- Мои мальчики! - воскликнул он после того, как закончилась
церемония представления. Бархатный, искренний голос, необходимый как
политику, так и владельцу похоронного бюро. - Добро пожаловать в
Меджис! В Хэмбри! И в Дом-на-Набережной, скромное обиталище нашего
мэра.
- Если это скромное обиталище, хотел бы я взглянуть на дворец,
который вы можете построить, - ответил Роланд. Эта фраза тянула скорее
на комплимент, чем на остроумное замечание (остроты обычно проходили
по ведомству Катберта), но канцлер Раймер расхохотался. Как и шериф
Эвери.
- Пойдемте, друзья! - Раймер, отсмеявшись, указал на распахнутые
двери. - Я уверен, мэр с нетерпением ожидает вас.
- Да, - послышался за их спинами тихий голос. Костлявая сестра
мэра, Корал, ретировалась, но Олив Торин осталась и теперь смотрела на
новоприбывших, сложив руки на том месте, где когда-то была талия, губы
ее разошлись в доброй улыбке. - Харт ждет вас с нетерпением, очень
ждет. Мне проводить их, Кимба, или...
- Нет, нет, не стоит тебе так утруждать себя, ты же должна
уделить внимание другим гостям, благо их хватает, - ответил Раймер.
- Наверное, ты прав, - ответила Олив, в последний раз сделав
реверанс Роланду и его спутникам.
Она по-прежнему улыбалась, и улыбка эта казалась Роланду
совершенно искренней, но он подумал: {Однако она несчастлива. Что-то
ее очень гнетет..}
- Джентльмены? - Огромные зубы Раймера обнажились в улыбке. - Не
соблаговолите ли пройти?
И повел их мимо дыбящегося шерифа в зал приемов.
7
Зал не произвел на Роланда особого впечатления, в конце концов,
ему доводилось бывать в Большом зале Гилеада, Зале Предков, как его
иногда называли, смотреть с галереи на большой прием. Танец Пасхи,
отмечающий окончание Широкой Земли и приближение Первого Сева. Большой
зал Гилеада освещали пять люстр вместо одной, и горели в них
электрические лампы, а не масляные. Наряды гостей (многие из них,
юноши и девушки из богатых семей, не проработали и дня, о чем при
каждой возможности твердил Джон Фарсон) были богаче, музыка громче, а
гуляли они под недремлющим оком короля Артура из Эльда, изображенного
на белом коне с объединяющим мечом.
Однако жизнь бурлила и здесь. И этого шума, экспансивности,
пожалуй, недоставало Гилеаду, и не только на Танце Пасхи. Настроение,
которое он ощутил, едва переступив порог зала, относилось к неуловимым
флюидам души, отметил Роланд, их исчезновение сразу можно и не
заметить, потому что ускользали они тихо и безболезненно. Как уходит
кровь из вены в ванну, наполненную горячей водой.
Забранные деревом стены круглой комнаты (на зал помещение не
тянуло) украшали портреты (в большинстве своем плохие) бывших мэров.
На возвышении справа от дверей, что вели в обеденный зал, четыре
улыбающихся во весь рот гитариста в сомбреро играли нечто похожее на
быстрый вальс. Середину комнаты занимал стол, на котором стояли две
стеклянные чаши для пунша, одна большая, красивая, вторая - меньше и
проще. Разливал пунш еще один помощник Эвери, также весь в белом.
Хотя шериф днем раньше и утверждал обратное, некоторые мужчины
повязали талии разноцветными кушаками, но Роланд в белой шелковой
рубашке, черном узком галстуке и прямых черных брюках нисколько не
портил картины. На каждого мужчину с кушаком приходилось трое в
коротких пиджаках, а вот более молодые обходились только рубашкой и
брюками. Некоторые дамы носили украшения, но не столь роскошные, как
рубиновые серьги супруги мэра, две-три выглядели так, словно недоедали
уже много дней, но наряды разнообразием не отличались: длинные платья
с круглым воротником, выглядывающие из-под них разноцветные кружева
нижней юбки, темные туфли на низком каблуке, сеточки на волосах (в
большинстве сверкающие алмазной пылью, как у Корал Торин).
И тут он увидел женщину, которая разительно отличалась от
остальных. Сюзан Дельгадо, ослепительно красивую в небесно-голубом
шелковом платье с высокой талией и квадратным декольте, открывающем
верхние полукружия ее грудей. А в сравнении с ее сапфировым ожерельем
серьги Олив Торин казались стекляшками. Она стояла рядом с мужчиной,
повязавшим талию кушаком цвета углей в горящем костре.
Оранжево-красный цвет присутствовал в гербе феода, и Роланд
предположил, что этот мужчина и есть хозяин Дома-на-Набережной, но
мысли эти тут же вылетали у него из головы. Собственно, он уже и не
видел никого, кроме Сюзан Дельгадо: голубое платье, загорелая кожа,
треугольники румянца на щеках и волосы, золотым дождем падающие на
спину. Огонь желания поглотил его, заставив забыть обо всем. Кроме
нее, для Роланда более ничего не существовало.
Она повернулась и тут же заметила его. Ее глаза (серые)
раскрылись на самую малость. Он подумал, что румянец стал ярче, губы,
те самые губы, что на ночной дороге коснулись его губ, во что ему до
сих пор верилось с трудом, чуть разошлись. А потом мужчина, стоявший
рядом с Торином (тоже высокий, худощавый, усатый, с длинными седыми
волосами, падающими на плечи черного пиджака) что-то сказал, и она
посмотрела на него. Мгновение спустя все, стоявшие вокруг Торина,
смеялись, включая Сюзан. А вот седовласый не засмеялся, лишь сухо
улыбнулся.
Роланда (сердце его стучало, как паровой молот, но он надеялся,
что по лицу этого не видно) повели к этой самой группе,
расположившейся в непосредственной близости от чаш с пуншем. Он
почувствовал, как пальцы Раймера сжали ему руку повыше локтя. До него
долетали ароматы духов, запахи горящего в лампах масла, морской соли.
А в голове билась одна непонятно откуда взявшаяся мысль: {О, я умираю,
я умираю.}
{Возьми себя в руки, Роланд из Гилеада. Перестань валять дурака,
ради твоего отца. Возьми себя в руки!}
Он попытался... в какой-то степени ему это удалось... и он знал,
что все старания пойдут прахом, как только она вновь взглянет на него.
Все дело в ее глазах. В другую ночь, в темноте, он не мог видеть
ее глаз цвета плотного тумана. {Я не знал, как мне тогда повезло,}
обреченно подумал он.
- Мэр Торин? - подал голос Раймер. - Позволите представить вам
наших гостей из Внутренних феодов?
Торин отвернулся от седовласого мужчины и женщины, что стояла
слева от него, радостно улыбнулся. Ростом пониже канцлера, такой же
тощий, но с необычной фигурой: короткий торс с узкими плечами покоился
на невероятно длинных и худосочных ногах. Роланд подумал, что мэр
очень похож на птиц, которые на заре расхаживают по болоту, выискивая
лягушку на завтрак.
- Да, конечно, позволю! - воскликнул Торин. Голос сильный,
пронзительный. - Скорее представляй, мы с таким нетерпением ждали
этого момента! Наконец-то мы встретились, наконец-то! Добро
пожаловать, добро пожаловать! Пусть ваш вечер в этом доме, в котором я
временно поставлен хозяином, будет счастливым, а ваши дни на земле -
долгими!
Роланд пожал протянутую костлявую руку, почувствовал, как
хрустнули костяшки пальцев, обеспокоился, что мэр скорчит гримасу,
выражая неудовольствие. Но его тревоги оказались напрасными. И он
низко поклонился, выставив вперед ногу.
- Уильям Диаборн, мэр Торин, к вашим услугам. Благодарю вас за
теплый прием, и пусть ваши дни на земле будут долгими.
Вторым представился Артур Хит, третьим - Ричард Стокуорт. При
каждом глубоком поклоне улыбка мэра становилась шире. Сиял и Раймер,
но чувствовалось, что улыбаться он не привык. Седовласый мужчина взял
стакан с пуншем, передал его своей даме и продолжал улыбаться одними
губами. Роланд видел, что все гости, числом не меньше пятидесяти,
смотрят на них, но чувствовал на себе лишь ее взгляд, легкий, как
пушинка. Боковым зрением он видел голубой шелк ее платья, но не
решался повернуться к ней.
- Поездка выдалась трудной? - спрашивал Торин. - Выпали на вашу
долю приключения, сталкивались вы с опасностью? За обедом мы надеемся
услышать от вас все подробности. В эти дни гости с Внутренней дуги -
большая редкость. - Улыбка его поблекла, кустистые брови сошлись у
переносицы. - Патрулей Фарсона вы не видели?
- Нет, ваше превосходительство. Мы...
- Нет, юноша, нет... никаких превосходительств, так не пойдет,
рыбаки и ковбои, которым я служу, этого не потерпят. Просто мэр Торин,
к вашим услугам.
- Благодарю вас, мы видели в пути много необычного, мэр Торин, но
только не добрых людей [Джона Фарсона называли как Благодетелем, так и
Добрым человеком, отсюда его бандиты - добрые люди.].
- Добрые люди! - воскликнул Раймер, его верхняя губа
приподнялась, отчего улыбка напоминала скорее собачий оскал. - Добрые
люди, однако!
- Мы хотим услышать все, каждое слово, - продолжил Торин. - Но в
своем нетерпении я что-то совсем позабыл о долге хозяина, молодые
джентльмены. Позвольте представить вам моих гостей. С Кимбой вы уже
познакомились. Этот грозный мужчина, что стоит слева от меня, - Элдред
Джонас, начальник моей только что образованной службы безопасности. -
Торин чуть поморщился. - Я не убежден, что мне нужна дополнительная
охрана, шериф Эвери поддерживал порядок в этом уголке мира, но Кимба
настаивал. А когда Кимба настаивает, мэру не остается ничего другого,
как соглашаться.
- Очень мудрая мысль, сэр, - поклонился Раймер.
Все рассмеялись, за исключением Джонаса, который все так же скупо
улыбался, а потом кивнул:
- Рад познакомиться с вами, джентльмены.
Голос его дрожал. Всем троим он пожелал долгих дней на земле,
потом пожал три руки, последнюю - Роланда. Рука у него была сухая и
крепкая, в ней в отличие от голоса ничего не дрожало. Заметил Роланд и
странную синюю татуировку на правой руке Джонаса, между большим и
указательным пальцами. Вроде бы гроб.
- Долгих дней, приятных ночей, - внезапно вырвалось у Роланда.
Приветствие его детства, и только потом до него дошло, что
ассоциируется оно с Гилеадом, а не с маленьким сонным городком вроде
Хемпхилла. Маленький прокол, но он начал думать, что такие проколы
будут случаться гораздо чаще, чем предполагал его отец, посылая
Роланда сюда, подальше от щупалец Мартена.
- И вам тоже, - ответил Джонас. Он оценивающе смотрел на Роланда,
не выпуская его руки. Потом отпустил ее и отступил на шаг.
