перебудил всю округу.
- Я знал, что ты не будешь разъезжать с оружием в руках, -
ответил Катберт. - Ты ужасный хулиган, Роланд, сын Стивена, но далеко
не дурак, хотя еще и не перешагнул через стариковские пятнадцать лет.
- Я думал, мы решили пользоваться только новыми именами. Даже в
своем кругу.
Катберт выставил вперед одну ногу, уперся голой пяткой в дерн,
поклонился, широко раскинув руки, вывернув их в запястьях так, что
кончики пальцев смотрели в землю, имитируя многоопытного придворного,
для которого поклон - непременный атрибут бытия. Он также напомнил
Роланду стоящую на болоте цаплю, и у него вырвался короткий смешок.
Потом Роланд коснулся левой ладонью лба, словно хотел убедиться, что у
него температура. В голове у него все пылало, это точно, но кожа
повыше глаз оставалась совершенно холодной.
- Приношу свои извинения, стрелок. - Катберт не поднимал глаз,
застыв в поклоне. Улыбка сползла с лица Роланда. - Не называй меня
так, Катберт. Пожалуйста. Ни сейчас, ни потом. Если я тебе дорог.
Катберт тут же выпрямился, подошел к сидящему на коне Роланду.
Выражение его лица ясно говорило о том, что он чувствует себя
виноватым.
- Роланд... Уилл... извини.
Роланд хлопнул его по плечу.
- Ерунда. Главное, помни о нашем уговоре. Меджис, возможно, на
краю мира... но это все еще наш мир. А где Ален?
- В смысле, Дик? А где ему, по-твоему, быть? - Катберт указал на
темный силуэт на дальнем конце поляны, то ли храпящий, то ли медленно
задыхающийся.
- Вот он. Проспит и землетрясение. - Но ты услышал меня и
проснулся.
- Да. - Катберт так пристально вглядывался в лицо Роланда, что
тому стало не по себе. - С тобой что-то случилось? Ты изменился.
- Неужели?
- Да. Какой-то возбужденный. Взъерошенный.
Если уж рассказывать Катберту о Сюзан, то сейчас самое время,
подумал Роланд. Но решил, спонтанно, не раздумывая (именно так
принималось большинство его решений, и уж точно все самые лучшие), не
говорить ни слова. Если он встретит Сюзан в доме мэра, пусть Катберт и
Ален думают, что это их первая встреча. Хуже от этого никому не будет.
- Я отлично прогулялся, увидел много интересного. - Он спрыгнул
на землю, начал снимать седло.
- Неужели? Так говори, открой сердце своему ближайшему другу.
- Подождем до утра, пока проснется этот медведь. Тогда мне не
придется повторять все дважды. Кроме того, я устал. Одно, правда, я
тебе скажу: здесь слишком много лошадей, даже для феода, славящегося
их разведением. Слишком много.
И прежде чем Катберт задал следующий вопрос. Роланд снял седло со
спины Быстрого и положил его рядом с тремя маленькими проволочными
клетками, связанными ремнем. Внутри сидели три почтовых голубя с
белыми кольцами на шее. Один поднял голову, сонно посмотрел на
Роланда, а затем вновь сунул ее под крыло.
- Они в порядке? - спросил Роланд.
- В полном. Жрут и гадят в свое удовольствие. У них сейчас не
жизнь, а лафа. Но что ты...
- Завтра, - оборвал его Роланд, и Катберт, уяснив, что решение
окончательно, отправился на поиски костлявого дозорного.
Двадцать минут спустя Быстрый, освобожденный от ноши и
стреноженный, щипал травку вместе с Оленьей Шкурой и Банным Листом
(Катберт даже лошадь не мог назвать по-человечески), а Роланд лежал на
спальнике и смотрел на звезды. Катберт заснул так же быстро, как и
проснулся от шагов Быстрого, но Роланду спать совершенно не хотелось.
Его мысли вернулись в недалекое прошлое: прошел всего лишь месяц
с того утра, когда его отец сидел на кровати проститутки, в комнате
проститутки, и смотрел, как он одевается. Слова, произнесенные отцом
({Я знаю об этом два года}), набатом отдавались в голове Роланда. Он
чувствовал, что они останутся с ним на всю жизнь.
Но его отец сказал ему и многое другое. О Мартене. О матери
Роланда, которая, возможно, согрешила помимо своей воли. О грабителях,
которые называли себя патриотами. И о Джоне Фарсоне, который
действительно побывал в Крессии и отбыл неизвестно куда... исчез, как
он умел это делать, растаял, как дым на ветру. А перед тем как уйти,
он и его люди дотла сожгли Индри, столицу феода. Убитые исчислялись
сотнями, поэтому не стоило удивляться, что после этого Крессия вышла
из Альянса и переметнулась на сторону Благодетеля. Головы губернатора
феода, мэра Индри и главного шерифа в тот летний день расстались с
телами и переместились на стену над городскими воротами. Как указал
Стивен Дискейн: "Это очень убедительные аргументы".
Это в игре в "Замки" обе армии выходили из-за своих Укрытий,
чтобы сойтись в решительной битве, отметил отец Роланда, а тут, как
случалось со многими революциями, игра могла окончиться до того, как
многие в феодах Срединного мира начали бы осознавать, что Джон Фарсон
- серьезная угроза. Или, если ты относился к тем, кто искренне верил в
его видение демократии и стремление положить конец "классовому рабству
и древним сказочкам", - вестник существенных перемен.
К изумлению Роланда, отец и его {ка-тет} стрелков не воспринимали
Фарсона ни так и ни эдак. На него смотрели как на мелкую сошку. Если
уж на то пошло, и сам Альянс стрелки воспринимали как мелкую сошку.
{Я собираюсь отослать тебя отсюда,} твердо заявил Стивен,
усаживаясь на кровать и пристально глядя на своего единственного сына.
{Безопасных мест в Срединном мире не осталось, но феод Меджис у
Чистого моря, пожалуй, безопасней всех... поэтому ты поедешь туда с
двумя друзьями. Я полагаю, одним будет Ален. И заклинаю тебя, не бери
с собой этого насмешника. Лучше уж лающего пса.}
Роланд, который в любой другой день с радостью бы ухватился за
возможность повидать мир, горячо запротестовал. Если наступал час
решительных боев с Благодетелем, он хотел принять в них участие на
стороне отца. В конце концов, он уже стрелок, пусть только и
подмастерье, и...
Его отец покачал головой, медленно, но решительно. {Нет, Роланд.
Ты не понимаешь. Но со временем поймешь. Очень надеюсь, что поймешь.}
Потом они вдвоем шагали по крепостной стене, окружающей последний
город Срединного мира, зеленый и процветающий Гилеад, купающийся в
лучах утреннего солнца, с развевающимися флагами, с торговцами,
снующими по улицам Старого квартала, и лошадьми, гарцующими на
дорожках, сходящихся ко дворцу. Его отец многое рассказал ему (но не
все), он сам многое понял (опять же далеко не все - всего не понимал и
отец). Темная Башня не упоминалась ни одним, но мысль эта уже засела в
голове Роланда, как грозовое облако, появившееся на горизонте.
Неужели все дело в Башне? Не в бандите, который решил покорить
Срединный мир, не в колдуне, зачаровавшем его мать, не в хрустальном
шаре, который Стивен со товарищи надеялись найти в Крессии... но в
Темной Башне? Он не спрашивал. Он {не решался} спросить.
Роланд повернулся на бок, закрыл глаза и тут же увидел лицо
девушки, почувствовал ее губы, прижавшиеся к его, ощутил аромат ее
кожи. Верхнюю часть тела, от головы до копчика, бросило в жар, нижнюю,
от копчика до пальцев ног, - в холод. Потом он вспомнил, как сверкнули
в темноте ее ноги. когда она соскальзывала с Быстрого (заметил он и ее
панталоны под вскинувшимся платьем), и холодная и горячая половины
поменялись местами.
Шлюха лишила его девственности, но не поцеловала. Отворачивалась,
когда он пытался поцеловать ее. Она предоставила в его распоряжение
все тело, но не губы. Тогда его это разочаровало, теперь - радовало.
Его мысленный юношеский взор, мятущийся, но ясный, сосредоточился
на девичьей косе, достающей до талии, ямочках в уголках рта при
улыбке, милом провинциальном выговоре. Он думал о том, как ее руки
легли ему на плечи, когда она приподнималась на цыпочки, чтобы
поцеловать его, о том, что он готов отдать все на свете, лишь бы вновь
насладиться их прикосновением, легким, но решительным.
{Будь осторожен, Роланд... не давай своим чувствам взять верх. И
потом, она несвободна... она сама сказала об этом. Она не замужем, но
связана какими-то обязательствами.}
Роланду предстояло пройти еще долгий путь, чтобы стать тем
безжалостным созданием, каким сон в конце концов стал, но семена той
безжалостности уже проросли в нем... маленькие, хрупкие, которым
требовалось время, чтобы превратиться в деревья с мощными корнями... и
горькими плодами. И вот тут одно из них раскрылось и пустило первый
побег.
{Данное кому-либо слово можно взять обратно, любую договоренность
можно отменить. Ничего невозможного нет... а я ее хочу.}
Да. Вот это он знал наверняка, точно так же, как знал лицо своего
отца, он ее хотел. Не так, как хотел шлюху, когда она, раздвинув ноги,
голая лежала на кровати и смотрела на него из-под полуприкрытых век,
но так, как голодный хочет есть, а жаждущий - пить. Точно так же,
решил Роланд, он хотел протащить по Главной дороге Гилеада привязанное
к лошади тело Мартена, в наказание за содеянное колдуном с его
матерью. Он ее хотел, он хотел Сюзан. Роланд повернулся на другой бок,
вновь закрыл глаза и заснул. Спал беспокойно, видел сны, которые видят
только юноши, сны, в которых причудливо переплетаются сексуальные
утехи и романтическая любовь. В этих снах Сюзан Дельгадо вновь и вновь
клала руки ему на плечи, вновь и вновь целовала его, вновь и вновь
призывала встретиться с ней в первый раз, побыть с ней в первый раз,
узнать ее в первый раз, узнать, как никто другой...
2
А в пяти милях от того места, где Роланд видел свои сны. Сюзан
Дельгадо лежала в кровати и через окно наблюдала, как Старая Звезда
начала бледнеть с приближением зари. Сон не шел, а между ног
пульсировала та пупочка, к которой прикоснулась старуха. Пульсация эта
мешала сосредоточиться, но уже не вызывала отрицательных эмоций,
поскольку ассоциировалась с юношей, которого Сюзан встретила на дороге
и импульсивно поцеловала. Всякий раз, когда она шевелила ногами,
пупочка вспыхивала язычком пламени.
Когда она вернулась домой: тетя Корд (обычно она ложилась часом
раньше) сидела в кресле-качалке у камина, холодного и вычищенного от
золы: кто пользуется камином летом? На коленях у нее лежали кружева,
которые она плела с фантастической скоростью. Она даже не подняла
голову, когда открылась дверь и в гостиную вошла племянница.
- Я ждала тебя часом раньше. - Тетя Корд и не думала отрываться
от своего занятия. А потом добавила, хотя по голосу этого и не
чувствовалось: - Я волновалась.
- Да? - только и ответила Сюзан. Она подумала, что в любую другую
ночь начала бы сбивчиво оправдываться (оправдания эти и для нее самой
звучали лживо), такой страх вселяла в нее тетя Корд, но эта ночь
выбивалась из ряда. Никогда в жизни не было у нее такой ночи. И она
никак не могла выкинуть из головы Уилла Диаборна.
Тетя Корд наконец-то подняла голову, ее глазки-бусинки, близко
посаженные к длинному узкому носу, повернулись к Сюзан. И тут
выяснилось, что далеко не все изменилось с тех пор, как она
отправилась на Коос. Сюзан по-прежнему чувствовала взгляд тетушки,
пробегающий по лицу и телу, словно сороконожка с остренькими
коготками.
- Что тебя задержало? - спросила тетя Корд. - Возникли
осложнения?
- Никаких осложнений, - ответила Сюзан и на мгновение вспомнила,
как ведьма стояла рядом с ней на крыльце, поглаживая ее косу. Она
хотела уйти и спросила Риа, закончены ли их дела.
{Ну... пожалуй... осталась разве что самая малость,} ответила
