пожарные сирены.
Сью доехала уже до подножья холма, и в этот момент школа взлетела на
воздух.
Она ударила по тормозам, машину занесло а ее саму швырнуло на руль
как тряпичную куклу. Завизжали шины. Сью с трудом открыла дверцу и
выбралась из машины, закрывая глаза ладонью от яркого света.
В воздух взметнулся фонтан пламени, увлекая за собой листы с крыши,
деревянные обломки и целое облако бумаг. Пахнуло чем-то едким и
маслянистым. Всю Мэн-стрит высветило, будто фотовспышкой, и в это жуткое
короткое мгновение Сью увидела на месте спортивного зала Ювинской школы
горящие развалины.
Секундой позже вздрогнула земля, и она повалилась на асфальт. Резкий
порыв теплого воздуха, напомнивший ей вдруг прошлогоднюю поездку в
Бостон
(запах метро)
Подхватил и пронес над дорогой тучу пыли и бумажек. Окна в "Домашней
аптеке Билли" и "Келли Фрут Компа-ни" звякнули и разлетелись на куски.
Сью упала на бок. На улице было светло как в полдень - адский
полдень.
(погибли неужели они все погибли кэрри почему я подумала о кэрри)
К месту происшествия неслись машины и бежали люди в халатах, в
трусах, в пижамах. Но Сью казалось, что все происходит будто в
замедленной съемке. В дверях полицейского участка Чемберлена появился
человек. Он еле двигался. И машины ползли едва-едва. Даже бегущие люди
тащились словно во сне.
Сью увидела, как человек на ступенях полицейского участка сложил руки
рупором и что-то прокричал - за воем сигнала на мэрии, визгом пожарных
сирен и ревом пламени разобрать слова все равно было невозможно.
Асфальт в том конце улицы блестел как после дождя. В лужах у
заправочной станции "Амоко" плясали отблески пожарища.
- ... там же Бен... И тут весь мир взлетел на воздух. Из
свидетельских показаний Томаса К.Квиллана Комиссии штата Мэн, взятых в
ходе расследования событий 27-28 мая в Чемберлене, штат Мэн (ниже
приведен сокращенный отрывок из книги "Черный выпускной бал: доклад
Комиссии по делу Кэриетты Уайт", "Сайнет-Букс": Нью-Йорк, 1980):
В. Мистер Квиллан, вы постоянно проживаете в Чемберлене?
О. Да.
В. Где именно?
О. У меня комнатка над кафетерием, где я работаю. Я мою полы,
протирая столы, обслуживаю автоматы - ну знаете, игральные автоматы.
В. Где вы находились в ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое
мая около половины одиннадцатого, мистер Квиллан.
О. Э-э-э... Ну в общем, я сидел в камере в полицейском участке. Дело
в том, что по четвергам у нас выплата, и я всегда в этот день нарезаюсь.
Обычно я иду в "Кавальер", беру пива и играют там в покер. Но я, бывает,
здорово зверею, когда напьюсь. У меня в голове прямо скачки какие-то
начинаются. Как-то раз я даже двинул одного парня стулом по башке и...
В. Вы действительно каждый раз, когда чувствуете приступ
несдержанности, сами отправляетесь в полицейский участок?
О. Угу. Большой Отис - он мой друг. В. Вы имеете в виду шерифа этого
округа Отиса Дойла?
О. Угу. Он мне давно сказал, чтобы я заскакивал всякий раз, когда на
меня найдет. Так вот, в четверг вечером мы с компанией сидели в
"Кавальере", резались в покер, и мне начало казаться, что Марсель Дюбуа
жульничает. На трезвую голову я бы такого не подумал - этот француз и
так хорошо играет - но тут уж я завелся. К тому времени я уже налился
пивом, ну и думаю, пора. Положил карты на стол - и прямо в полицейский
участок. Дежурил тогда Плесси, он меня и запер в камеру номер один.
Плесси - хороший парень. Я знал его мать, но это давно было.
В. Мистер Квиллан, может быть, мы перейдем к событиям, произошедшим в
пятницу вечером? Около половины одиннадцатого.
О. Я к ним и веду.
В. Очень надеюсь. Продолжайте, пожалуйста.
О. Короче, Плесси запер меня где-то без четверти два в ночь на
пятницу, и я тут же завалился спать. Можно сказать, отрубился. Проснулся
около четырех на следующий день, проглотил три "Алка-Зельцера" и снова
уснул. Есть у меня такая способность - я могу дрыхнуть, пока не пройдет
похмелье. Большой Отис всегда говорил, что мне надо бы узнать, как у
меня это получается, и запатентовать. Говорил, я могу стать спасителем
человечества.
В. Безусловно, мистер Квиллан. Однако когда вы проснулись во второй
раз?
О. Уже после десяти вечера в пятницу. Я здорово к тому времени
проголодался и решил пойти чего-нибудь перехватить.
В. Вас оставили одного в незапертой камере?
О. Конечно. Мне, когда я трезвый, цены нет. Один раз, помню...
В. Расскажите, пожалуйста, комиссии о том, что случилось, когда вы
покинули камеру.
О. Сирена пожарная завыла, вот что. Меня чуть кондрашка не хватила: я
этой сирены по ночам не слышал, считай, с тех пор как Вьетнамская война
кончилась. Я рванул наверх, а там никого из этих сукиных детей нет. Ну,
думаю, Плесси теперь достанется. Там всегда кто-то должен быть: вдруг
кто позвонит. В общем, я подошел к окну и выглянул на улицу.
В. Из этого окна видно здание школы?
О. Угу. Там все носились кругами и орали. И тут я увидел Кэрри Уайт.
В. Вы видели ее раньше?
О. Не-е.
В. Тогда откуда вы узнали, что это она?
О. Трудно сказать...
В. Вы ее хорошо видели?
О. Она стояла под лампой у пожарного гидранта на углу Мэн и Спринг.
В. И что произошло?
О. Боже... У него верхняя часть просто взорвалась и разлетелась в
разные стороны. Влево, вправо и прямо на небеса.
В. Во сколько произошла эта... м-м-м... поломка?
О. Минут двадцать одиннадцатого. Не позже.
В. А потом?
О. Потом она пошла вниз по улице и выглядела она, я вам скажу, жутко.
На ней было вроде как бальное платье - во всяком случае, что от него
осталось - но она вся вымокла и перепачкалась в крови. Будто
только-только вылезла из опрокинувшейся машины. Но она улыбалась. Я
такой жуткой улыбки в жизни не видел. Как череп прямо... Она все время
смотрела на свои руки, вытирала их о платье, чтобы стереть кровь, и
думала, что никогда не ототрет, но зальет весь город кровью и заставит
их заплатить за все. Жуть, в общем.
В. Откуда вам известно, что она думала?
О. Не знаю. Я не могу объяснить.
В. В оставшееся время я прошу вас говорить только о том, что вы
видели, мистер Квиллап.
О. О'кей. На углу Грасс-плаза тоже стоял гидрант, и он тоже
разлетелся вдребезги. Этот я видел даже лучше, чем первый. Там есть
такие большие муфты по бокам - так вот они сами отвинтились. И я видел,
как это произошло. А затем гидрант взорвался, как и первый. Кэрри была
просто счастлива. Она все время бормотала про себя, мол, будет им
дождичек, будет... Виноват. Потом появились пожарные машины, и я потерял
ее из вида. Одна из машин подъехала к школе, пожарники бросились к
гидранту, но тут же поняли, что воды нет. Шеф Бертон заорал на них, и
тут школа взлетела на воздух. Боже милостивый!..
В. Вы вышли из полицейского участка?
О. Угу. Хотел найти Плесси, сказать ему про эту чокнутую деваху и
гидранты. Потом я глянул на заправочную станцию Тедди, и у меня внутри
все аж похолодело: все шесть насосов работали, а шланги валялись рядом.
Сам Тедди Дачемп помер еще в 68-м, упокой, господи, его душу, но его
сын, как и раньше, всегда запирал эти насосы на ночь. Но все шесть
навесных замков были сбиты, шланги валялись на асфальте, и бензин
хлестал прямо на дорогу. Боже, я когда это увидел, чуть не рехнулся. И
тут вдруг смотрю, бежит какой-то тип с зажженной сигаретой.
В. И что вы сделали?
О. Я на него заорал. Что-то вроде: "Эй! Куда тебя несет с сигаретой?
Там же бензин!" Но он меня так и не услышал. Со всеми этими пожарными
сиренами и машинами, что сталкивались на улице, ничего удивительного. Я
увидел, что он собирается бросить окурок, и нырнул обратно за дверь.
В. Что было потом?
О. Потом? Потом в Чемберлене начался ад...
Когда упали ведра, она сначала услышала громкий металлический лязг,
пробившийся сквозь музыку, а затем ее окатило чем-то холодным и липким.
Кэрри инстинктивно закрыла глаза. Рядом раздался короткий вскрик, и
какой-то частью сознания, пробудившейся совсем недавно, она
почувствовала резкую боль.
(томми)
Музыка пошла вразнобой и стихла. Лишь несколько голосов зависли в
воздухе, словно оборванные струны, и в это короткое леденящее мгновение,
заполняя пустоту между самим событием и пониманием того, что произошло,
отчетливо, будто глас господа, прозвучали чьи-то слова:
- Боже, это же кровь.
Секунду спустя, как бы подтверждая эту жуткую истину и не оставляя
никаких сомнений, послышался громкий истеричный визг. Кэрри сидела с
закрытыми глазами, чувствуя как растет и ширится у нее в душе черная
опухоль ужаса. Мама все-таки была права. Они опять разыграли ее, опять
подстроили гадость. Весь этот кошмар, казалось бы, должен был тянуться
бесконечно и монотонно, но нет, вышло по-другому: ее обманули, вытащили
сюда, перед всей школой, а затем повторили ту самую сцену в душевой...
только эти слова
(боже, это же кровь!)
Означали что-то настолько жуткое, что даже думать было страшно. Если
она откроет глаза и это правда, что тогда? Что тогда?
Кто-то засмеялся - одинокий, испуганный смех гиены. Кэрри
открыла-таки глаза, открыла, чтобы видеть, кто смеется, и поняла, что
это правда, что этот кошмар ей не приснился: она вся в крови, с нее
течет, капает, ее с ног до головы облили кровью, перед всей школой.
Беспомощные, разбегающиеся мысли.
(я просто ВСЯ в крови)
Вдруг окрасились мертвенно-лиловым цветом отвращения и стыда. Она
чувствовала, как от нее пахнет - нет, воняет кровью - мерзкий, мокрый,
медный смрад. Калейдоскопом образов нахлынули воспоминания, и она
увидела, как течет у нее по ноге кровь, услышала непрекращающийся плеск
воды на кафеле душевой, почувствовала мягкие удары тампонов и свернутых
гигиенических салфеток по коже. Вспомнила гомон презрительных голосов,
скандирующих "ЗА-ТКНИ-ТЕЧЬ" и вновь ощутила горький привкус ужаса.
Они-таки устроили ей "душ" - как и хотели.
К смеху присоединился второй голос, третий - звонкое девичье
хихиканье, - четвертый, пятый, шестой, десятый, и вскоре смеялись уже
все. Смеялся даже Вик Муни - Кэрри отлично его видела - с застывшим,
искаженным лицом, но все равно смеялся.
Кэрри по-прежнему сидела неподвижно, не реагируя на смех,
прокатывающийся над ней, словно волны прибоя. Они все еще казались ей
красивыми, в зале все еще царило очарование сказки, но сама она уже
переступила границу сказочного мира, и окружение вдруг стало злым и
враждебным. Теперь в этом мире ее ждали одни лишь напасти.
Они снова смеются над ней.
Все рухнуло. Кэрри неожиданно поняла, как жестоко ее обманули, и в
горле поднялся жуткий молчаливый крик.
(они смотрят на меня)
Она закрыла лицо руками и, шатаясь, встала с трона. Одна только мысль
владела ею - бежать, бежать от света, в темноту; темнота укроет.
Только бежать не получалось. Воздух превратился в патоку.
Предательское сознание тормозило время - словно Господь переключил
действие с 78 оборотов на 33 и 1/3. Даже смех, казалось, стал медленнее,
ниже и превратился в зловещий басовый гром.
Ноги заплетались, и Кэрри чуть не упала со сцены, но все-таки
удержалась и, наклонившись вперед, спрыгнула. Громыхающий смех стал еще
громче - будто огромные бьющиеся друг об друга камни.
Она не хотела смотреть, но не могла не видеть: слишком много света в
зале, и она отчетливо видела их лица. Их рты, зубы, глаза, ее
собственные руки в отвратительных потеках крови.
Навстречу ей бросилась мисс Дежардин с написанным на лице лживым
состраданием. Кэрри видела под этой маской настоящую мисс Дежардин -
