замеченное тобой. Ножниценосец правша, судя по тому, как он держал свое
оружие.
Доктор со скальпелем левша".
Нет, возможно, и не столь важное, но что-то - еще одно из очертаний в
тумане, еле заметное его разуму на этот раз, - все равно прояснилось.
Чтото насчет дихотомии <Способ классификации (от греч. dichotomia -
разделение надвое).> левого и правого.
- Пойди налево, и окажешься прав, - пробормотал Ральф, повторяя шутку
из старого анекдота, суть которого уже забылась. - Пойди направо, и
окажешься левым.
Ладно, что еще ему известно об этих карликах?
Ну, их, конечно же, окружала аура - довольно-таки приятная,
золотистозеленая, и они оставили (следы человека в белом) после себя
схемы танцевальных па, как в самоучителе Артура Мюррея.
И хотя черты их поражали своей безликостью, от аур этих существ веяло
силой... И рассудительностью... И...
- И достоинством, черт побери, - пробормотал Ральф. Новый порыв
ветра, и новый шквал листьев полетел вниз. Ярдах в пятидесяти от
площадки для пикников, рядом со старой трамвайной колеей, поваленное
бурей старое дерево тянулось к Ральфу корявыми ветвями, которые
действительно напоминали растопыренные, хватающие щупальца.
Внезапно Ральфу показалось, что в ту ночь он видел слишком многое для
старика, предположительно живущего на грани последних отпущенных лет,
которого Шекспир (да и Билл Мак-Говерн) называл "спущенные панталоны".
И ничего из увиденного не несло в себе опасности или дьявольской
угрозы.
То, что Ральф упомянул о дьявольских кознях, вовсе не удивительно.
Эти незнакомцы пугали физически; он видел их выходящими из дома
больной женщины в ночное время, когда люди вообще крайне редко наносят
визиты; он увидел их почти сразу после приснившегося кошмара.
Теперь, однако, всплыли и другие подробности. Они стояли на веранде
дома Мэй, будто имели на то законное право, и производили впечатление
старых друзей, остановившихся поболтать, чтобы затем разойтись по своим
делам. Два старинных приятеля, еще раз обсудивших общую проблему, прежде
чем разойтись после ночной смены.
"Но ведь это только твои личные впечатления, Ральф, так можно ли им
доверять?"
Однако Ральф считал, что он может доверять своим впечатлениям.
Дом миссис Лочер явился их отправным пунктом.
Ладно, итак доктора N1 и N2 отличаются от третьего, как день от ночи.
Они опрятны, в то время как тот неряха, их окружала аура, а у того
отсутствовала (по крайней мере, Ральф не заметил наличия таковой), они
держали ножницы, в то время как у третьего в руке мелькал скальпель, они
казались рассудительными и толковыми, как парочка уважаемых граждан,
третий же напоминал обезумевшую туалетную крысу.
"Ясно только одно: твои приятели - сверхъестественные существа, и,
кроме Луизы, здесь об их присутствии известно лишь Эду Дипно.
Давай поспорим, сколько времени уходит у Эда на сон?"
- Нет, - решил Ральф. Он поднял руки и поднес их к глазам. Руки
слегка дрожали. Эд упоминал о лысоголовом враче. Имел ли он в виду этих
лысоголовых коротышек, когда говорил о Центурионах? Ральф не знал. Он
почти надеялся на это, потому что само слово - Центурионы - с каждым
разом вызывало все более ужасающие образы: подобие духов смерти из
фантастической трилогии Толкина. Зловещие скелеты верхом на кровавооких
лошадях, скачущие на шабаш хоббитов. Подумав о хоббитах, Ральф вспомнил
о Луизе, и дрожь в его руках усилилась.
Кэролайн: "Тернист и долог путь в Эдем, любимый, так стоит ли стенать
по пустякам?"
Луиза: "В моей семье умереть в восемьдесят - значит умереть молодым".
Джо Уайзер: "Медицинские эксперты предпочитают писать "самоубийство" в
графе "Причина смерти", а не "бессонница".
Билл: "Его специализацией была Гражданская война, а теперь он понятия
не имеет, что это вообще такое, не говоря уже о том, кто победил в ней".
Дениза Полхерст: "Смерть так глупа. Акушерку, слишком медленно
перерезающую пуповину..."
Вдруг словно некая сила включила яркий прожектор внутри его головы, и
крик Ральфа пронзил солнечный осенний день. И даже шум моторов
"Дельты727", совершавшей посадку на взлетно-посадочную полосу N3, не
смог перекрыть этот крик.
6
Остальную часть дня Ральф просидел на веранде дома, который он делил
с Мак-Говерном, нетерпеливо ожидая возвращения Луизы. Он мог бы еще раз
позвонить Биллу в больницу, но не сделал этого. Желание поговорить с
МакГоверном прошло. Ральф еще не понимал всего, но знал теперь намного
больше.
Если внезапная вспышка озарения и имела какую-то ценность, то все
равно не стоило сообщать Мак-Говерну, что именно произошло с его
панамой, даже если бы Билл поверил.
"Я обязан вернуть панаму, - подумал Ральф. - И мне необходимо забрать
серьги Луизы".
Великолепный осенний день катился к закату. С одной стороны, ничего
не случилось. С другой же - произошло множество разных событий. Мир аур
вокруг него возникал и исчезал, как появлялись и таяли проплывавшие в
небе облака.
Ральф почти беспрерывно наблюдал за ними, только раз отлучившись в
туалет.
Он видел, как старенькая миссис Бенниген в ярко-красном пальто,
опираясь на палочку, проводила смотр рядам осенних цветов. Он видел
окружающую ее ауру - чистенького розового, словно у новорожденного,
цвета - и надеялся, что у миссис Бенниген не так уж много родственников,
ожидающих ее смерти. Он видел молодого, не старше двадцати, мужчину,
направляющегося к "Красному яблоку". Юноша в блеклых джинсах и вязаном
жилете являл собой рекламу здоровья, но Ральф видел облепивший его саван
и обтрепанную, полуистершуюся "веревочку", вздымающуюся вверх из центра
нимба.
Ральф больше не видел никаких лысоголовых врачей, но около половины
шестого стал свидетелем удивительной вспышки лилового света, вырвавшейся
из-под крышки канализационного люка, это трехминутное свечение словно
служило наглядным пособием по специальным эффектам, использованным
Сесилем Блаунтом де Миллем в его библейском эпосе "Царь царей", а затем
просто скрылось. Он видел также огромную, похожую на доисторического
ястреба "птицу", распростершуюся между трубами ветхого здания маслобойни
на углу Говард-стрит. "Птица" испускала красные и голубые тепловые лучи,
похожие на длинные ленивые ленты, тянущиеся к Строуфорд-парку.
Когда без четверти шесть в школе закончились занятия, не менее дюжины
ребят промчалось к "Красному яблоку", где они могли купить тонны
перебивающих аппетит конфет и целые тюки билетов - скорее всего, на
футбол, судя по времени года. Двое мальчишек спорили о чем-то, и их ауры
одна зеленая, а другая трепещущего оранжевого цвета - уплотнились,
сжимаясь, а по полю замелькали вздымающиеся вверх спирали ярко-алых
нитей. "Берегись!" - мысленно крикнул Ральф парнишке, окруженному
оранжевым "конвертом", как раз за секунду до того, как Зеленый Мальчик,
отшвырнув учебники, заехал тому в челюсть. Мальчишки схватились, кружась
в неуклюжем танце агрессивности, затем упали на тротуар. Подзадоривающая
ребятня моментально обступила дерущихся. А над ними начал формироваться
лиловокрасный купол. Эта конфигурация, медленно вращающаяся против
часовой стрелки, казалась Ральфу одновременно отталкивающей и
прекрасной, и он подумал о том, как же выглядит аура над настоящим полем
битвы. Ральф решил, что на этот вопрос ему не хочется получить ответ.
Как только Оранжевый, оседлав Зеленого, принялся тузить противника, из
магазина вышла Сью и закричала, чтобы ребята перестали драться.
Оранжевый неохотно отпустил Зеленого. Тот, изображая бесстрастие,
отряхнулся и вошел в магазин. Он украдкой бросил взгляд через плечо,
дабы убедиться, что соперник не испортил произведенный эффект. Часть
стоявших за Зеленым в магазин, видимо, намереваясь пополнить запасы,
остальные сгрудились вокруг Оранжевого, поздравляя того с победой. А над
ними никем не видимая, вертящаяся лилово-красная поганка разбивалась на
куски. Так очищается обложенное тучами небо перед сильным ветром.
Кусочки дробились, истончались и исчезали.
"Улица - это карнавал энергии, - подумал Ральф. - Энергии, выделенной
этими парнишками за девяносто секунд поединка, хватило бы для освещения
Дерри на целую неделю, а имей возможность люди улавливать энергию,
выделяемую толпой - внутреннюю энергию грибообразно-го облака, ее,
возможно, хватило бы на освещение всего Мэна в течение целого месяца.
Представляешь себе зрелище мира аур на Таймс-сквер за две минуты до
полуночи в новогоднюю ночь?"
Ральф не представлял, да и не хотел. Он подозревал, что увидел лишь
край силы такой мощи, что по сравнению с ней все ядерное оружие,
созданное с 1945 года, покажется игрущечными пистолетами, из которых
дети стреляют по пустым консервным банкам. Силы, достаточной для
уничтожения Вселенной... Или для создания новой.
7
Ральф поднялся к себе, положил в одну кастрюлю консервированные бобы,
а в другую пару сосисок и стал метаться по комнатам, щелкая пальцами,
ероша волосы, ожидая, когда же будет готов его холостяцкий ужин.
Въевшаяся в члены усталость, невидимым камнем висящая на нем с середины
лета, отступила; он чувствовал себя полным неуемной, безудержной
энергии, он был набит ею. Наверное, именно поэтому людям так нравятся
бензедрин и кокаин, вот только когда действие этой силы закончится, он
не будет чувствовать себя выжатым лимоном - скорее использованным, чем
пользователем.
Ральф Робертс, не ведающий, что волосы, по которым он проводил
пятерней, стали гуще и что впервые за последние пять лет в них появились
темные пряди, метался по квартире, сначала мурлыкая, затем напевая
старенький рок-н-ролльный мотивчик начала шестидесятых.
Бобы булькали в своей кастрюле, сосиски варились в своей - вот только
Ральфу казалось, что они танцуют в такт старой песенке. Напевая, Ральф
покрошил сосиски в бобы, залил полпинтой кетчупа, добавил острого соуса,
яростно все перемешал и направился к двери с дымящейся кастрюлей в руке.
Совсем как ребенок, опаздывающий на свой первый в жизни урок, Ральф
живо сбежал по ступенькам на первый этаж. Из шкафа в прихожей он выудил
старый кардиган - тот принадлежал Мак-Говерну, но - какого черта! - и
вышел на веранду.
Ауры исчезли, но Ральф не разочаровался; в настоящее время его больше
интересовал запах еды. Он не помнил, когда в последний раз испытывал
такой голод. Усевшись на верхнюю ступеньку, с выставленными вперед
длинными костлявыми ногами, Ральф принялся ужинать. Первый глоток обжег
губы и язык.
Но вместо того, чтобы переждать, Ральф принялся есть быстрее, почти
не разжевывая.
Уговорив половину бобов, Ральф сделал передышку. Зверь в желудке еще
не отправился на покой, но немного утихомирился. Ральф подавил отрыжку,
осматривая Гаррис-авеню с чувством такого удовлетворения, какого он не
испытывал уже многие годы. В данных обстоятельствах довольствоваться
было особенно нечем, однако это ничего не меняло. Когда в последний раз
он чувствовал себя вот так же хорошо? Наверное, в то утро, когда он
проснулся в сарае, пораженный переплетением лучей - тысячами
разнонаправленных нитей, - заливающих светом теплое ароматное место его
ночлега.
"Или вообще никогда"
Да, или вообще никогда.
Он заметил миссис Перрин, скорее всего возвращавшуюся из "Надежного
места" - гибрида бесплатной харчевни и ночлежки для бездомных. Ральф
снова удивился ее странной, скользящей походке. Она шла прямо, будто
проглотив палку, и даже не покачивала бедрами. Ее волосы, все еще
темные, сдерживала - а скорее всего, покоряла - сетка для волос, которую
