Схема обычная. С вечера звонят бугру, узнают. У меня приятель так
халтурил в НьюѕЙорке. Работа была больше разрушительная, дыры в стенах
пробивали или стены ломали, скалывали штукатурку. Леня рассказывал: "Бу-
гор нас предупредил:
"Закройтесь и никому не открывайте". Только ушел, ктоѕто стучится. Мы
шкрябать перестали. "Это я, - говорит. - Ключи забыл от машины". Забрал
ключи, снова стук. Открываем, негритянка седая и пьяная. "Вот ю вонт,
мэм?" - спрашиваю.
Мэм задирает футболку, а там две копченые курицы".
Леня очень смеялся, когда рассказывал.
Серега идет во двор к крану доливать в судок.
- Открой, пожалуйста, - просит меня. Дверь перекошена и шаркает.
- Это Колька хлопнул, когда Витька его достал.
Витя листает книжку "Как создать совместное предприятие". В дверь
стучат громко и решительно.
- Кто там? - спрашивает Виктор.
- Дас ист полицай!
Виктор метнулся к робе, прячет бумажник под коврик. Снова стучат.
- Момент, - говорит он и книгу тоже почемуѕто прячет. Подходит к две-
ри, отворяет. На лестничной площадке стоит сияющий Серега с судком.
7
Герда, Кай и Марио Утром осмотрелся. Тесный дворик захламлен строи-
тельным мусором, "трабант" Венцеля стоит с открытым капотом, двигатель
рядом на козлах. Слепые строения под шифером, квадратная двухступенчатая
труба, как в крематории. Деревьев нет, только плющ ползет по стене.
Вид на улицу веселее, кукольные домики, крутые черепичные крыши, как
сложенные птичьи крылья, ратуша с часами. Через дорогу подновленный
особнячок, вывеска "Pension", план в рамочке, на плане бассейн. В ман-
сарде теплый свет. Кто там живет, девочка Герда?
Постучали. Седой высокий мужчина спрашивает Виктора. Глаза покраснев-
шие.
Увидел меня, немного смутился. Иду во двор за дровами, обхожу сторо-
ной собачью будку. Из будки выходит вчерашняя кошка с ошейником, потяну-
лась. На первом этаже открылась дверь. Седая фрау ежится и бодренько
спрашивает:
- Кальд?
- Кальд, - говорю, хотя на дворе плюсовая температура.
- Мысѕмысѕмыс, - подзывает она кошку.
Только собрался нести к себе палки, Енц появился.
- Моген, - говорит. Отпирает сарайчик и ставит у моих ног корзину уг-
ля.
С чего начиналась очередная заграница?
"Списки увольняемых в первую смену, - объявляют по судовой трансля-
ции, - вывешены...старшим групп получить паспорта...".
После ночной вахты хочется спать, но раз записался, надо идти на жа-
ру.
Со мной три девочки, тоже не выспались, ресторан заканчивает работу
поздно.
Спросить, в каком порту находимся, не скажут, просто не запоминают.
Район бедный, грязный, собаки стаями, бразильский Сальвадор. Дешевый ба-
зарчик, покупателей мало.
- Встречаемся здесь через два часа, - говорю. - Не заблудитесь?
Это их вполне устраивает.
Памятник какомуѕто конкистадору в доспехах. У памятника слепой играет
на гитаре. Сажусь рядом на парапет, собаку бездомную глажу, она меня
лизнула в лицо. Вокруг чернокожие, желтые. Креол или малаец снял рубаш-
ку, на плече наколота мадонна с младенцем. Старик, похожий на мумию, по-
казал мне обезьянку размером с мышь, может, детеныша. Клетка плоская,
как коробка от "Казбека".
Сказал ему, что не покупаю. Старик спрятал клетку в нагрудный карман
без обиды, сигарету попросил, затянулся, передал подростку. Вот это и
запомнилось, потому что только для себя. Одно из самых тяжелых испытаний
рейса - плечо товарища, готового уступить место в шлюпке и круг.
Понимаю, что никуда не деться, но оттягиваю выход, зашиваю карман,
чищу обувь, поджал замочек на зиппере. Погружаюсь в сказку. Сбивчивая
планировка, ломаные улочки, как трещины в камне, то сужаются, то ветвят-
ся проходами и тупичками.
Откудаѕто летят звуки губной гармошки. В слабом дыхании ее наивность
и сожаление. Кирха ремонтируется, сдирают замшелую черепицу.
У школы беготня, визг, безумие. На панцире мостовой гора ранцев. Му-
тузят друг друга ранцами, как у нас. Мальчик в очках, окуляр залеплен
яркой озорной липучкой с рисунком. Здоровый глаз излучает восторг. Вре-
зал сверстнику, руки ослабли от смеха.
Афиша. "Rokky V". Перед юнгенѕклубом плечистый мотоцикл сияет нике-
лем. На стене перечеркнута свастика и "Bjorn, I love you!".
Больница в лесах, итальянская речь.
На Тельманштрассе только тумба, бюстик снесли.
Малосемейка барачного типа, резиновые сапоги убывающих размеров,
угольные корзины, сараи в шеренгу, куры за сеткой. Меня всегда занимало,
кто живет в сельских общагах, неважно, где они, у нас или в Саксонии,
ведь не всегда это плата за самостоятельность. Откуда бежали сорокалет-
ние, из соседнего села, где своя малосемейка? И что дальше? Правда, на
крыше этого барака торчат круглые спутниковые антенны.
Школьницаѕподросток со мной поздоровалась, я ответил с опозданием и
минут десять шел потрясенный.
Улица закончилась полем, в поле коровы, это в декабреѕто. Пацаны на
велосипедах пасут стадо. Клин гусей полетел, шеи вытянуты в скорую нить,
слышен свист крыльев. Низкий берег обрамляет дамба, Эльба ртутно блес-
тит, кажется выпуклой, корни кустов дрожат в тугих струях. В фильмах о
войне она шире. За речкой туман стеной, не хватает простора. Баржа прош-
ла с включенными топовыми огнями, встречная гуднула. К паромной перепра-
ве ведет брусчатка двух цветов. Колея мощена булыжником графитного цве-
та, может, для дилижансов и почтовых карет, остальное полотно дороги
светлее. Машины терпеливо ждут парома. Паром, наверное, передышка в
спешке жизни, а для провинции признак чистокровности ее.
Мяукнула кошка, потом Енц открыл ногой дверь. Поставил миску с супом,
вытащил стрелочку из мишени. Суп наваристый, с фасолью, грех отказы-
ваться. Вот такие люди рядом.
Все бездельничают.
- Какойѕто немец приходил, - говорю Виктору. - Тебя спрашивал, седой
такой, на Филлипова похож.
- Под этим делом? - уточняет Серега.
- Поѕмоему, после.
- Это Шавен с первого этажа. Он работал плотником в колхозе, а сейчас
безработный.
На третий день стал замечать девушек.
- Наши какѕто могут себя подать, - рассуждает Серега, - а эти все в
джинсах.
Мимо пансиона прошла мелкозавитая, глаза широко открыты, взгляд рас-
пахнутый, слегка удивленный. Таких нельзя обижать. Говорят, они сенти-
ментальны.
Витя листает книгу "Как создать совместное предприятие". Серега печет
блинчики и рассеянно смотрит в окно.
Вечером Виктор уходит.
- Вот чудо! - говорит Серега. - Я Павлика, его земляка, спросил:
"Витьку что, в детстве уронили?". Он сказал: "В семье не без урода".
- У него здесь земляки?
- Полдеревни перетащил, машины перегоняют.
Виктора нет, и в доме тихо часа два.
Принес со свалки пылесос, стал обзванивать обмотки.
- Вот марок подсобираем и в Париж! - говорит Серега. - А? Как ты
смотришь?
- Заманчиво, - говорю.
- На три дня вполне доступно, я узнавал.
- Витя, а что здесь собираются строить? - спрашиваю.
- Ты в строительных чертежах разбираешься?
А почему ж не разбираться? Я замечал, что строители очень ревниво от-
носятся к своей специальности. Один знакомый прораб говорил: "Есть две
вещи, в которых все понимают, - это строительство и кино". - "Еще меди-
цина", - добавила его жена, медработник.
На плане пакгаузы, перестроенные под двухкомнатные квартиры, ничего
мудреного.
Всеѕтаки он зануда.
История разорения фирмы даже не поучительная, а скорее нелепая. Быв-
шие колхозные склады купил вместе с домом западный немец. Успели постро-
ить только офис, и все. Вирус разложения обнаружился еще летом. Хозяин
редко бывал на стройплощадке, шлялся с главным инженером по дискотекам и
не спешил в семью.
Женился он поздно, в сорок восемь лет, и вложил в склады деньги жены.
Наши арбайтеры исправно себя табелировали, писали по двенадцать часов в
день, их никто не контролировал. Платил он по девять марок в час. Потом
возникли проблемы с финансированием, стройку заморозили. Хозяин так и не
рассчитался с немцами и с Олегом. Дом добротный, его можно было бы при-
вести в порядок, квартиры выгодно продать, но работы почемуѕто велись
сразу везде и нигде не закончились. В выселенном дворике остались жить
две семьи, Венцелей и Шавенов.
На пятый день увидел в небе римское "IV", гуси летят. Коньки крыш ук-
рашают веночками из хвои, иногда веночки прямо на дверях.
Приехал Олег.
- Вы еще не спились? - спрашивает. На спине комбинезона название фир-
мыѕбанкрота. - Работа будет, но придется пару дней подождать.
Отсчитал нам заработанные деньги. Набрали из емкости фирмы солярки.
Видимо, не в первый раз.
Виктор отправился на свалку потрошить холодильники. Как он все это
повезет, для меня загадка.
Серега напился. Сказал, что душой он давно старик и ему скучно жить.
Проблемы с женой, тещей, квартирой и зарплатой.
- Витя, по марке не разменяешь? - спрашивает Серега. - Надо домой
позвонить.
Идем выпьем пива, - предлагает мне.
Витя вздыхает.
Сначала заходим в бар при ресторане. Бармен налил, вышел изѕза стойки
и стал втыкать дротики. Играют на деньги.
Телефонная будка у больницы занята итальянцами. В барчике напротив
тоже итальяно в робе. Серега берет четыре банки пива и спрашивает:
- Может, еще по пять морских капель?
- Не привык на хвосте сидеть, - говорю.
- Привыкай!
Вышли на улицу с бокалами.
- Я перед отъездом вообще расслабился, - признается Серега. - Ходили
с женой к куме, поцапались. Она ушла раньше, а я напился со злости. Иду
назад, двое зацепили. Сначала сопротивлялся, потом завалили. Оттащили за
ноги через трамвайную линию в скверик. Вернулся без рубашки, в одних
джинсах.
- Моя бы в таком состоянии не оставила, - говорю.
- Тут еще семейное неудобство, мы с тещей живем.
- Теща на пенсии?
- Давно уже. Самогонку гонит, а раньше сварщиком работала.
- Горячая, - говорю, - женщина.
- Сама решетки на окна варила. Первого мужа запилила, тот от сана от-
казался.
- Как от сана?
- Он священником был, им нельзя разводиться.
В гаштете уже другие итальянцы.
- Ю билд поликлиник? - спрашивает Серега у мордатого седого мужика,
похожего на молдаванина. - Итальяно?
- Йа, йа.
- Мейн камарад ист маринари, микэник, - представляет Серега. - Ферш-
тэ?
- Си.
- Где ты был? - спрашивает Серега.
- Наполи, Дженова, Триест...
- Си. Триесто. Бене! - Оживленное курение. Перед моим лицом летает
зажатая между пальцами сигарета.
- Катания, Палермо, Кальяри...
- Си. Кальяри.
- Он тоже маринари, - переводит Серега.
- Ду ю ноу моторшип "Ирпиния"? - спрашиваю. Мы ходили когдаѕто на Ан-
тилы в паре с этой допотопной "Ирпинией".
- Сертементе. "Ирпиния"...
- Он спрашивает, когда ты плавал на "Ирпинии", - переводит Серега.
Идем в бар уже с итальянцем. Гора пустых бутылок в ящике растет.
- Марио сказал, что у них была облава, - говорит Серега. - Полиция
ловила, кто работает поѕчерному.
Марио провожает нас. Вижу в окне бармена, мечущего дротики. Марио за-
гибает пальцы, перечисляет:
- Уно, ду, тренто, квотра... Бене. - Рисует на земле цифру семь.
- У него семь бамбино, - говорит Серега.
Замечаю, что Марио пошатывает.
- Надо бы его проводить, - говорю.
- Конечно, надо, - соглашается Серега. - Марио, знаешь закон флота?
Сильный помогает слабому, но доходят все.
Утром Серега сообщает:
- Витек, вчера у макаронников был шмон.
Виктор хмур. У меня болит голова.
- Сергей, - говорит Виктор, - убери на лестнице, пока Енц не видел.
- Я так и не позвонил маме. - Серега пьет воду из чайника.
- Может, это и к лучшему, - говорю.
- Жбан болит.
По стеклу ползут капли, дожди здесь частые, но несерьезные, прерывис-
тые. Перед пансионом две машины. Парочка вышла. Девочка Герда садится в
