В припадке безудержного восторга Эдди залился сме-
хом, обнажив свои плохие зубы, которые он обычно прятал,
когда растягивал губы в улыбке.
-Слушай, это фантастично!
Мое любопытство разгоралось с каждой минутой. Я был
готов принять участие в его новом развлечении. Вскоре Эдди
уже вез меня в своей машине к окраине города. Он остано-
вился перед пыльным, неухоженным, облупленным здани-
ем. Когда-то, похоже, это был отель, а затем его переделали
в многоквартирный дом. По всему фасаду тянулись ряды
грязных балконов, уставленных цветочными горшками и
обвешенных сохнущими коврами.
У подъезда стояли двое темных, подозрительного вида
типов, обменявшихся с Эдди бурными приветствиями. У
них были черные бегающие глаза и туфли с острыми носка-
ми - как мне показалось, чересчур тесные. Одеты они были
в блестящие голубые костюмы, тоже слишком тесные для их
мясистых тел. Один из этих людей открыл перед Эдди дверь.
На меня они даже и не взглянули.
Мы поднялись на два пролета по обветшавшей лестни-
це, которая когда-то была роскошной. Эдди уверенно шел
по пустому гостиничному коридору с дверьми на обе сторо-
ны. Все двери были окрашены в одинаковый темный олив-
ково-зеленый цвет. На каждой двери был латунный номер,
потемневший от времени и почти неразличимый на краше-
ном дереве.
Наконец Эдди остановился перед одной из дверей. Я
запомнил номер: 112. Эдди несколько раз постучал. Дверь
открылась, и круглая, низкорослая крашеная блондинка
молча, жестом пригласила нас зайти. На ней был красный
шелковый халат с какими-то разлетающимися перьями на
рукавах и шлепанцы с меховыми помпонами. Когда мы
вошли в маленькую прихожую и дверь была закрыта, жен-
щина поздоровалась с Эдди по-английски, с сильным ак-
центом.
- Привет, Элди. Привел друга, э?
Элди пожал ей руку, а затем галантно поцеловал ее. Он
держал себя так, словно был совершенно спокоен, но по
некоторым его бессознательным жестам я заметил, что он
нервничает.
- Как дела сегодня, мадам Людмила? - спросил он,
стараясь говорить как американец.
Я так и не понял, почему Эдди всегда изображал из себя
американца в домах терпимости. Подозреваю, это из-за то-
го, что американцев считают богачами, а Эдди стремился
утвердиться в этой среде.
Он повернулся ко мне и произнес с нарочитым амери-
канским акцентом:
- Оставляю тебя в хороших руках, малыш.
Это прозвучало так высокопарно и странно для моего
слуха, что я громко рассмеялся. Мадам Людмила на мой
взрыв веселья никак не отреагировала. Эдди еще раз поцело-
вал руку мадам Людмиле и вышел.
- Ховоришь английски, мой мальчик? - закричала
мадам, словно подозревала во мне глухого. - Ты похож на
ехиптянина, или нет, на турка.
Я заверил мадам Людмилу, что я ни то, ни другое и что
я говорю по-английски. Тогда она спросила, нравятся ли мне
фигуры перед зеркалом. Я не знал, что сказать, и лишь кив-
нул головой.
- Я даю тебе хорошее шоу, - пообещала она. - Фигу-
ры перед зеркалом - это только начало. Когда ты станешь
горячий и готовый, скажи мне остановиться.
Из маленькой прихожей мы прошли в темную комнату.
Окна были плотно завешены. На стенах было несколько
светильников с тусклыми лампочками. Лампочки имели
форму трубок и торчали из стен под прямым углом. В ком-
нате было много разных предметов: какие-то ящики от ко-
мода, старинные столики и стулья, письменный столу стены,
заваленный бумагой, карандашами, линейками и по мень-
шей мере дюжиной разных ножниц. Мадам Людмила заста-
вила меня сесть на старый мягкий стул.
- Кровать в другой комнате, дорогой, - сказала она,
указывая куда-то в другой конец комнаты. - А здесь моя
антизала. Здесь я даю шоу, чтобы ты стал горячий и гото-
вый.
Она сбросила с себя красный халат, стряхнула с ног та-
почки и распахнула створки двух высоких трюмо, стоявших
рядом у стены. Образовалась большая зеркальная поверх-
ность.
- А теперь музыка, мой мальчик, - сказала мадам
Людмила и завела допотопную виктролу, которая, однако,
сияла как новенькая. Заиграла пластинка. Мелодия была ка-
кая-то разухабистая, напоминавшая цирковой марш.
- А теперь шоу, - и она начала кружиться под акком-
панемент цирковой музыки. Кожа у мадам Людмилы была
очень плотная и чрезвычайно белая, хотя она была уже не-
молода. Должно быть, ей было под пятьдесят. Ее живот уже
чуть обвис, как и объемистые груди. У нее был небольшой
нос и ярко накрашенные красные губы. Она употребляла
густую черную тушь для ресниц. В общем, это был хрестома-
тийный образец стареющей проститутки. Но было в ней и
что-то детское, по-девичьи непосредственное, трогательное.
- А теперь - фигуры перед зеркалом, - объявила
мадам Людмила. Музыка продолжала греметь.
- Нога, нога, нога, - говорила она, выбрасывая ноги
вперед и вверх - сначала одну, потом другую, в такт музыке.
Правую руку она положила на макушку, словно маленькая
девочка, которая не уверена, что сможет выполнить сложное
движение.
- Поворот, поворот, поворот, - пропела она, враща-
ясь как волчок.
- Зад, зад, зад, - сказала она, показывая мне свою
голую заднюю часть, как это делают в канкане.
Эту последовательность она повторяла снова и снова,
пока музыка не начала затихать. Пружина виктролы разма-
тывалась. У меня появилось ощущение, что мадам Людмила
уходит куда-то вдаль, становясь все меньше, по мере того,
как музыка становится тише. Какое-то отчаяние и одиночес-
тво -я и не знал. что такие чувства живут во мне - вырва-
лось из самых глубин моего существа на поверхность и зас-
тавило меня вскочить и выбежать из комнаты. Как безум-
ный, я скатился вниз по лестнице и вылетел из дома на улицу.
Эдди стоял у подъезда, беседуя с двумя мужчинами в
блестящих голубых костюмах. Увидев, как я выбежал, он
начал надрывно хохотать.
- Ну как, круто? - спросил он, по-прежнему стараясь
говорить как американец. - "Фигуры перед зеркалом - это
только начало". Какой класс! Какой класс!
Рассказывая эту историю дону Хуану в первый раз, я
упомянул о том, что на меня произвели очень глубокое впе-
чатление цирковая мелодия и старая проститутка, неуклюже
кружащаяся под эту музыку. И еще мне было очень непри-
ятно осознать, насколько бездушен мой друг.
Когда я закончил рассказывать этот случай во второй
раз - в этих соноранских предгорьях, - я весь дрожал. На
меня загадочным образом воздействовало нечто совершен-
но неопределенное.
- Эта история, - сказал дон Хуан, - должна войти в
твой альбом памятных событий. Твой друг, сам того не по-
дозревая, дал тебе, как он правильно заметил, нечто такое,
что останется с тобой на всю жизнь.
- Для меня это просто грустная история, дон Хуан, но
это и все, - заявил я.
- Она действительно грустна, как и другие твои ис-
тории, - ответил дон Хуан, - но она совсем другая, она
может быть памятной для тебя, потому что она затрагивает
каждого из нас, людей, а не только тебя, в отличие от других
твоих сказок. Видишь ли, как и мадам Людмила, мы все -
старые и молодые - дедаем свои "фигуры перед зеркалом",
в том или ином виде. Вспомни все, что ты знаешь о людях.
Подумай о людях на этой Земле, и ты поймешь без тени
сомнения, что не важно, кто они или что бы они ни думали
о себе, чем бы ни занимались, результат их действий всегда
один и тот же: бессмысленные фигуры перед зеркалом.
Часть первая
ТРЕПЕТ В ВОЗДУХЕ
ПУТЕШЕСТВИЕ СИЛЫ
Когда я познакомился с доном Хуаном, я был очень при-
лежным студентом-антропологом и хотел начать свою
антропологическую карьеру, опубликовав как можно боль-
ше материалов. Мне обязательно нужно было вскарабкаться
вверх по академической лестнице, а для этого, по моим рас-
четам, не могло быть лучшего старта, чем собирание данных
по использованию лекарственных растений индейцами юго-
запада США.
Сначала я попросил одного профессора антропологии,
работавшего в этой области, чтобы он что-нибудь посовето-
вал мне по поводу моего проекта. Он был выдающимся
этнологом и опубликовал в конце тридцатых и начале соро-
ковых годов много работ об индейцах Калифорнии и Сопо-
ры (Мексика). Он терпеливо выслушал мой план. Идея зак-
лючалась в том, чтобы написать статью, озаглавить ее "Эт-
ноботанические данные" и опубликовать в одном журнале,
посвященном исключительно антропологическим пробле-
мам юго-запада Соединенных Штатов.
Я предполагал собрать лекарственные растения, привез-
ти их образцы в Ботанический сад Университета Кали-
форнии в Лос-Анджелесе, где точно определят их виды, а
затем описать, как и для чего индейцы Юго-Запада употреб-
ляют их. Я уже представлял себе тысячи гербарных листов. В
туманном будущем вырисовывалось даже издание неболь-
шой энциклопедии по данной теме.
Профессор снисходительно улыбнулся:
- Не хотелось бы охлаждать ваш энтузиазм, - сказал
он усталым голосом, -но я не могу не отозваться о вашем
усердии в негативном смысле. Усердие в антропологии при-
ветствуется, но оно должно быть направлено в нужное рус-
ло. Мы все еще переживаем золотой век антропологии. Я
имел счастье учиться у Альфреда КрЯбера и Роберта Лоуи,
двух столпов общественных наук. Я не посрамил их доверия.
Я по-прежнему считаю антропологию фундаментальной
дисциплиной. Все остальные дисциплины должны ответв-
ляться от антропологии. Вся область истории, например,
должна называться "исторической антропологией", а об-
ласть философии - "философской антропологией". Чело-
век должен быть мерой всего. Поэтому антропология, наука
о человеке, должна быть ядром любой другой дисциплины.
Когда-нибудь так и будет.
Я смотрел на него в полном изумлении. Это был, нас-
колько я его знал, тихий, добродушный, старый профессор,
который недавно перенес инфаркт. Кажется, я затронул в
нем больную струну.
- Не думаете ли вы, что вам следует уделять больше
внимания теоретическим занятиям? -продолжал он между
тем. - Вместо того чтобы заниматься полевой работой, не
лучше ли было бы вам всерьез позаниматься лингвистикой?
У нас на кафедре работает один из наиболее выдающихся
лингвистов мира! На вашем месте я бы сидел у его ног и
ловил бы каждое слово, исходящее из его уст.
Кроме того, у нас есть выдающийся авторитет в области
сравнительного религиоведения. Есть самые компетентные
антропологи, которые создали труды о системах родства в
культурах всего мира - с точки зрения лингвистики и с
точки зрения познания. Вам надо иметь солидную теорети-
ческую подготовку. Думать, что вы можете заниматься поле-
вой работой уже сейчас, - это непростительное легкомыс-
лие. Погрузитесь в книги, молодой человек. Вот вам мой
совет.
Я упрямо отправился со своим предложением к другому
профессору, более молодому. Но и он мне не помог, а откры-
то высмеял меня. Он сказал, что статья, которую я задумал,
- это комикс о Микки Маусе. Даже с натяжкой нельзя
считать это антропологией.
- Сегодня антропологи, - сказал он "профессорским"
тоном, - озабочены более злободневными проблемами.
Представители медицинских и фармацевтических наук уже
произвели бесчисленные исследования всех существующих
лекарственных растений мира. Здесь уже обглоданы все KQC-
ти. Предлагаемое вами собирание данных было бы уместно
в начале девятнадцатого века. Но с тех пор прошло почти
двести лет. Знаете ли, существует такая вещь, как прогресс.
Затем он дал мне определение и истолкование прогресса
и его совершенствования как двух философских категорий,
которые, по его мнению, более всего применимы к антропо-
логии.
- Антропология - это единственная наука, - продол-
жал он, - которая четко обосновывает концепцию совер-
шенствования и прогресса. Слава богу, что в тумане цинизма
нашего времени все еще светит луч надежды. Только антро-
пология может продемонстрировать действительное разви-
тие культуры и общественной организации. Только антро-
пологи могут доказать человечеству без тени сомнения нали-
чие прогресса в человеческом знании. Культура развивается,
и только антропологи могут продемонстрировать образцы
