состояния сознания. Из этой позиции они в действительности разрешили свою
дилемму тщетности и нашли, что решение состоит не просто в том, чтобы
выбрать другой мир, где умереть, но в избрании полного сознания, полной
свободы.
Дон Хуан заметил, что, избрав полную свободу, новые видящие
непреднамеренно продолжили традицию своих предшественников и стали ядром
победителей смерти.
Он объяснил, что новые видящие открыли, что если точку сборки
заставлять постоянно сдвигаться до границ неведомого, а затем возвращать к
позиции на границе известного и потом вдруг ее внезапно освободить, она
проносится, как молния, по всему кокону человека, сразу настраивая все
эманации внутри кокона.
- Новые видящие зажигаются силой настройки, - продолжал дон Хуан. -
силой воли, которую они обратили в силу намерения путем безупречной жизни.
Намерение - это настройка всех янтарных эманаций сознания, так что
правильно будет сказать, что полная свобода означает полное сознание.
- Это то, что все вы собираетесь сделать, дон Хуан? - спросил я.
- Да, мы, конечно, собираемся, если у нас достаточно энергии, -
ответил он. - свобода - это дар орла человеку. К сожалению, очень мало
людей сознает, что все, в чем мы нуждаемся, чтобы принять этот
великолепный дар - это иметь достаточно энергии.
- Если это все, в чем мы нуждаемся, то мы должны, видимо, стать
скупцами по отношению к энергии.
После этого дон Хуан перевел нас в состояние обычного сознания. В
сумерках Паблито, Нестор и я прыгнули в пропасть, а дон Хуан и партия
нагваля зажгли себя внутренним огнем. Они вошли в состояние полного
сознания, поскольку имели достаточно энергии для того, чтобы принять дар
свободы, отпугивающий ум.
Паблито, Нестор и я не умерли на дне этого ущелья, как не умер ни
один из учеников, которые прыгали раньше, поскольку мы никогда не достигли
его дна: все мы под воздействием такого мощного и непостижимого акта, как
прыжок смерти, сдвинули свои точки сборки и собрали другие миры.
Мы знали теперь, что оставлены, чтобы вспомнить повышенное состояние
сознания и приобрести полноту самих себя, и знали также, что чем больше мы
вспомним, тем возвышенней будет наше настроение, наше восхищение, но и
наши сомнения и муки будут тоже сильнее.
До сих пор было так, как если бы нас оставили, чтобы испытывать муку
тантала под действием самых трудных вопросов в природе и судьбе человека
до тех пор, пока придет время и у нас будет достаточно энергии не только
для того, чтобы проверить все, чему дон Хуан учил нас, но и для того,
чтобы самим принять дар орла.
Карлос КАСТАНЕДА
ДАР ОРЛА
ПРОЛОГ
Хотя я и антрополог, эта работа является не антропологической.
Однако, она уходит своими корнями в антропологию культуры, потому что
много лет назад она была начата как полевые исследования именно в этой
области. В то время я интересовался применением лекарственных растений
индейцами Юго-западной и Северной Мексики.
Со временем мои исследования постепенно перешли в нечто иное, как
следствие их собственной инерции и моего собственного роста. На
исследование лекарственных растений наложилось исследование системы
верований, которая пронизывала границы по крайней мере двух различных
культур.
Лицом, ответственным за такое смещение моих интересов в работе, был
индеец из племени яки (Северная Мексика) дон Хуан Матус, который позднее
представил меня дону Хенаро Флорес, индейцу племени масатек (Центральная
Мексика). Оба они практиковали древнее знание, которое в наше время обычно
известно как магия и считается примитивной формой медицины и психологии;
фактически же оно является традицией исключительно владеющих собой
практиков и состоит из чрезвычайно сложных методов.
Эти два человека стали скорее моими учителями, чем просто
информаторами, хотя я и продолжал необоснованно рассматривать свою задачу
как антропологическую. Я затратил годы, стараясь выделить культурную
матрицу из этой системы, совершенствуя таксономию, схему классификации,
гипотезу происхождения и распространения системы. Все это было пустой
затратой сил, ввиду того, что внутренние силы самой этой системы перевели
мой интерес в другое русло и превратили меня в участника.
Под влиянием этих двух могучих людей моя работа преобразовалась в
автобиографию в том смысле, что я был вынужден с того момента, как сам
стал участником, записывать все, что со мной происходило. Это странная
биография, поскольку я не пишу о том, что случается со мной в повседневной
жизни обычного человека, как не пишу о своих субъективных состояниях,
вызываемых этой жизнью.
Я пишу скорее о событиях, которые происходят в моей жизни как прямой
результат принятия чужого набора идей и процедур. Иными словами, система
верований, которую я собирался изучать, поглотила меня, и для того, чтобы
продолжать свой критический обзор, я должен платить ежедневно необычайной
ценой - своей жизнью как человека в этом мире.
Благодаря этим обстоятельствам я столкнулся теперь с особой
проблемой, необходимостью объяснить, что же такое то, что я делал. Я очень
далеко отошел от того, чем я был раньше - средним западным человеком и
антропологом, - и я должен прежде всего напомнить, что данная работа не
плод фантазии. То, что я описываю, чуждо нам и поэтому кажется нереальным.
По мере того как я вхожу глубже в путаницу магии, то, что раньше
казалось примитивной системой верований и ритуалов, оказывается теперь
огромным запутанным миром. Для того, чтобы познакомиться с этим миром и
написать о нем, я должен пользоваться самим собой все более сложно и все
более утонченно. То, что со мной происходит, не является более чем-то
таким, что известно антропологам о системе верований мексиканских
индейцев. Соответственно, я оказываюсь в трудном положении.
Все, что мне остается делать при подобных обстоятельствах, так это
представить все так, как оно происходило. Я могу заверить читателя в том,
что не веду двойной жизни и что в своем повседневном существовании я
следую принципам системы дона Хуана.
После того, как дон Хуан Матус и дон Хенаро Флорес, два мага из
мексиканских индейцев, которые меня обучали, объяснили мне свое учение
так, что сами остались удовлетворены, они попрощались и покинули меня. Я
понял, что с этих пор моей задачей становится закрепить самому то, чему
они меня научили.
В ходе этой задачи я вернулся в мексику и обнаружил, что дон Хуан и
дон Хенаро имели еще девять учеников магии: пятерых женщин и четырех
мужчин. Старшую звали Соледад, затем была мария елена по прозвищу "ла
Горда" (толстая). Остальные три женщины - Лидия, Роза и Жозефина - были
моложе и их называли "сестренками"; четыре мужчины по старшинству были:
Элихио, Бениньо, Нестор и Паблито, - последних трех звали "Хенарос",
поскольку они были учениками дона Хенаро.
Я уже знал раньше, что Нестор, Паблито и Элихио, которого там больше
не было, были учениками, но я считал, что четыре девушки были сестрами
Паблито и что Соледад была их матерью. В течение нескольких лет я был
знаком с Соледад и называл ее донья Соледад в знак уважения, потому что по
возрасту она была ближе к дону Хуану. С лидией и розой я был также знаком,
но наши встречи были слишком короткими и случайными, чтобы я мог понять,
кем они были в действительности. Жозефину и Горду я знал только по имени.
Я встречался с Бениньо, но не имел ни малейшего представления о том, что
он связан с доном Хуаном и доном Хенаро.
По непонятным для меня причинам все они, казалось, ждали моего
возвращения в мексику. Они сообщили мне, что ждут, чтобы я занял место
дона Хуана как их лидер, их нагваль. Они рассказали мне, что дон Хуан и
дон Хенаро исчезли с лица земли так же, как и Элихио. Эти женщины и
мужчины считали, что эти трое не умерли, а вошли в другой мир, отличный от
мира нашей повседневной жизни, однако такой же реальный.
Женщины, особенно Соледад, яростно сталкивались со мной с самой
первой нашей встречи. Тем не менее, они были тем инструментом, который
меня активизировал.
Контакт с ними вызвал мистическое брожение в моей жизни. С того
самого момента, как я с ними встретился, в моем мышлении и понимании
произошли разительные перемены. Все это произошло, однако, не на
сознательном уровне. Если я что-нибудь и нашел после своего первого визита
к ним, то это еще большую, чем когда бы то ни было, путаницу в голове.
Однако, в самой глубине этого хаоса я встретился с удивительно твердой
опорой. В своей стычке с ними я обнаружил в себе такие ресурсы, об
обладании которыми я и не подозревал.
Горда и три сестрички были совершенными сновидящими. Они добровольно
дали мне всякие указания и показали мне свои собственные достижения. Дон
Хуан описывал искусство сновидения, как способность использовать свои
обычные сны, превращая их в контролируемое сознание при помощи особой
формы внимания, которое он и дон Хенаро называли "вторым вниманием".
Я ожидал, что трое Хенарос будут обучать меня своим достижениям в
другом аспекте учения дона Хуана и дона Хенаро, искусству "красться", или
искусству "сталкера". Искусство сталкера было представлено мне, как ряд
приемов и установок, которые позволяют наилучшим образом выходить из любой
вообразимой ситуации. Но все, что трое Хенарос рассказали мне об искусстве
сталкинга, не имело ни смысла, ни силы по сравнению с тем, чего я ожидал.
Я сделал вывод, что эти трое мужчин в действительности не практиковали
этого искусства или же они просто не хотят мне его показывать.
Я прекратил свои расспросы для того, чтобы дать каждому возможность
почувствовать себя со мной легко и расслабленно, но все эти мужчины и
женщины отстранились, считая, что раз я не задаю больше вопросов, значит,
я, наконец, стал вести себя как нагваль.
Каждый из них стал требовать от меня совета и руководства. Для того,
чтобы все это выполнить, я должен был сделать полный обзор всего того,
чему дон Хуан и дон Хенаро обучили меня. Я был вынужден войти еще глубже в
искусство магии.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВТОРОЕ "Я"
1. ФИКСАЦИЯ ВТОРОГО ВНИМАНИЯ
Был полдень, когда я прибыл туда, где жили Горда и сестренки. Горда
была одна, сидя снаружи у двери и глядя на далекие горы. Она объяснила
мне, что ушла в воспоминания и как раз в данный момент была на грани того,
чтобы вспомнить что-то очень смутное, связанное как-то со мной.
Тем же вечером, после ужина, Горда, три сестренки, трое Хенарос и я
сидели на полу комнаты Горды.
Женщины сидели рядом.
По какой-то причине, хотя я и был с каждым из них одинаковое время, я
выделял Горду в качестве доверенной всех моих забот. Другие как бы не
существовали для меня. Я считал, что причиной было, вероятно, то, что
Горда напоминала мне дона Хуана в отличие от остальных. В ней была
какая-то легкость и простота, хотя это не проявлялось никак в ее поступках
и существовало только в моем восприятии ее.
Все они хотели знать, что я делал и чем занимался.
Я рассказал им, что ездил в город Толлан <столица толтеков>
(провинция Идальго), где посетил несколько археологических развалин.
Больше всего на меня произвел впечатление ансамбль из четырех фигур,
колоссальных, колоннообразных, называемых "атланты", которые стояли на
плоской крыше пирамиды.
